В санатории дорожки супругов сразу разошлись. У Андрея Дмитриевича весь день расписан процедурами, у Вали — релаксирующая программа с экскурсиями, массажем, ваннами и пляжными мероприятиями. Для Полины тоже нашлось убежище.
— Мне здесь очень нравится, — объявила она с сияющими глазами, совершив обход санаторных угодий. — На пляже катер и водные велосипеды. В библиотеке — потолок метров шесть и до верху книги! Стремянка стоит аж до самой люстры. Двери распахнуты в парк и если сидеть за крайним столиком, то прямо перед глазами фонтан! Настоящий. В нем живут лягушки и ночами, говорят, закатывают обалденные концерты!
Она выпалила все это без передыху. Андрей и Валя переглянулись — южное солнце явно пошло девочке на пользу. Но чтобы так резко изменить тонус!
— Вот только люкс у нас двухкомнатный. Тебе придется спать на диване в гостиной или на кровати, что стоит на веранде. Там целая комната — метров девять. Не боишься? — Валя с удовольствием ещё раз осмотрела апартаменты. Ванная — блеск! Все оборудование финское. А строили турки.
— Давайте вот что, девочки! — Андрей собрал своих дам в охапку. Самый большой и самый главный здесь кто? — Я. А потому без всяких споров выбираю себе место первым. — Миновав комфортабельную спальню с большой супружеской кроватью, он вышел на лоджию. — Чур, это мое! И кровать, и стол, и кресла! А под носом кипарисы… — Он подошел к баллюстраде, облокотился и посмотрел на высокий синий горизонт моря. — Почему-то я никак не могу смириться с тем, что море настоящее. И все эти южные прелести тоже. Словно они могут существовать лишь на картинках или в фильме про Айболита. Может, нам все это красотищу кто-нибудь внушает, а, Поль?
Они переглянулись, стараясь спрятать за улыбками надоедливо лезущую в цветущий крымский рай леденящую тревогу.
Дней через десять Ласточкин с дочерью сидели у самой воды, бросая в чуть вздымавшиеся волны плоские камешки. Берег окутали синие ароматные сумерки. Заросли парка на крутом берегу казались черными, сквозь кроны деревьев пробивался неоновый свет фонарей, справа и слева гремела музыка в санаториях началась танцевальная программа. Из гриль-бара у причала призывно разливался аромат шашлыка. Там пел «Чита маргарита» Мимино Вахтанг Кикабидзе.
— Я думала и решила: мы не должны её осуждать, — тихо сказала Полина. — Пусть живет, как хочет. А мы тоже, как хотим.
— Мы ведь хотели все вместе… Э-э-х, девочка, не получилось. — Андрей Дмитриевич, размахнувшись изо всех сил, швырнул в воду увесистый камень.
— Я старалась. И ты старался, я знаю. Но она не послушалась. — Полина смотрела на проползающий у горизонта весь в огоньках игрушечный кораблик. Ей не хотелось произносить слово «мама», а «Валя» не получалось. Как назвать женщину, бросившую семью? Ведь она, по существу, отказалась от них, не скрывая свое увлечение.
Картина вырисовывалась совсем неприглядная — выходило, что капитан Снежко прибыл в Крым специально из-за Валентины, по предварительному с ней сговору. И вместо того, чтобы попытаться разрешить конфликт открыто и честно, мучил Ласточкина шашнями с его супругой. У всех на глазах и без всякого стыда.
— Когда станешь взрослой, может, отнесешься к случившемуся по-другому. А сейчас не копи в душе зла…
…«Хоть не видели ее
Музыканты бала,
Но от рыбки, от нее,
Музыка звучала…»,
напел Ласточкин едва слышно. — Без рыбки-то — тишина…
Полина сжалась. Она поняла, что чувствовал брошенный любимой женщиной человек. Золотая рыбка его судьбы уплыла, умолкла музыка, поблекший мир погрузился в страшную, пустую тишину. Нет! Ни за что.
— Тишины не будет. Мы сильные, мы все переборем. Вместе. — Полина сунула ладошку в шершавую руку Андрея Дмитриевича и он сжал её.
— А знаешь, пап, что я загадывала, когда с вами на рыбалку ездила и все на поплавки глядела? — Она вдруг улыбнулась, осветившись юным очарованием. — Ничего определенного придумать не могла, сидела и бубнила про себя: «Чтобы всем-всем было хорошо». А потом перечисляла маму, тебя, дядю Кира и остановиться не могла, даже противных ребят из нашей школы вспоминала. Думала, а что, если про них не загадаю, то им плохо будет… Совсем дурочка…
Андрей Дмитриевич закашлялся — в горле першило. Посопев, он сказал:
— Не знаю, как другим, а мне здорово подфартило — я то ухватил Золотую рыбку. Вот она у меня где. — Генерал Ласточкин прижал к себе хрупкие плечи дочки.
Все решилось быстро. Получив развод, Валя уехала с любимым человеком в Киев. Андрей Дмитриевич и Полина стали жить вдвоем. Девочка не сомневалась в выборе, она чувствовала, как нужна отцу. Валентина Борисовна сильно обиделась:
— В хорошем свете ты меня перед Николаем выставляешь! Чтобы родная дочь от матери отказалась! — бушевала она, собирая вещи.
Полина упорно помалкивала, закрывшись в своей комнате. Она удивлялась, что совершенно не хочет плакать, а только ждет, чтобы поскорее захлопнулась дверь за женщиной, ставшей теперь чужой. Полина ещё не знала, как обманчива боль обиды. Повзрослев, она открыла для себя удивительную вещь: люди менее умны и чутки, чем она предполагала, мало, кто способен понимать другого без потока совершенно ненужных слов. Но даже если долго-долго объяснять, они все равно поймут по-своему. Так, как это им больше нравится.
Но в детстве Марго явно переоценивала взрослых, считая их невнимание пренебрежением или нежеланием вникать в её проблемы. Они все что-то из себя изображали. Нарочито отстраненной, показательно иной — самоуверенной, активной, практичной была мать. Скучно-приземленными изображали себя учителя, а большинство сверстников — наглыми и примитивными. Полину же притягивала таинственность. Она много читала, выбирая «про загадочное и мистическое» — от популярных брошюр о цивилизации майя и гибели Атлантиды, до объемного документального исследования «Молот ведьм». Она начала вести дневник, в котором называла себя Ина, а всех остальных обозначала цифрами. Девочка была уверена, что когда-нибудь сумеет сделать шаг за грань реальности, открыв в себе необъяснимые наукой способности. Статьи о таких людях, появлявшихся в разные времена в разных концах света, вдохновляли её. «Хочу стать сильной, полезной всем, нужной. И обязательно известной, богатой, красивой, — написала двенадцатилетняя Полина. — Я обязательно сумею сделать то, что не под силу другим».
Дневник и осознание своей необыкновенности Полина прятала от окружающих. В школе она ничем не выделялась и уж в кокетливости её заподозрить было совсем трудно. Всем показалось крайне странным, когда явившийся в девятый класс новичок, Вадим Еременко, стал ходить за неприметной Ласточкиной, словно привязанный. Это был крупный белобрысый добряк, быстро сумевший завоевать доверие школьной «оппозиции» и снискать расположение учителей.
Добродушие, физическая сила и особая, уморительная способность смешить сделали Вадима героем школы. Завистники утверждали, что он просто-напросто подражает актеру Евдокимову: «вышел из бани — морда красная…». Но, увидав отца Вадима, нельзя было не понять, что юморок в семействе Еременко наследственный, как и непробиваемое добродушие. Вадька уверял, что у них там, в Зауралье, вся деревня такая. В подтверждение чему имел неисчерпаемый запас баек. Девочкам Вадик сразу понравился. Никто из школьных красоток не мог и предположить, что у Вадика с Ласточкиной закрутится что-то серьезное. Ну, живут в одном подъезде, ну, отец Полинки — шеф Вадькиного. Ну, помогала она ему чем-то поначалу, когда Вадька, едва прибыв в Зареченск, провалялся чуть не месяц со зловредным гриппом вируса «Гонконг», который притащил, видимо, из своей деревни.
Полинка вируса не испугалась и по-соседски, по просьбе, якобы, отца, зачастила к Еременко. Ранее такой прыти за ней замечено не было. Ласточкина к подругам ходить не любила, предпочитала отсиживаться дома и посещать некую спортивную секцию на секретном заводе её отца. Эта секция и само название «дзю дзюцу» привлекли было внимание к Полине. Кое-кто стал замечать в ней загадочность, скрытую силу, а Шурик, хохмач и плейбой, изобразил на доске физиономию пришельца, поставил стрелку с кружком, как в комиксах, и написал: «Колдовское озеро у меня в глазах. Полина Ласточкина». И хотя портрет явно не льстил, многие барышни втайне позавидовали, а кавалеры пригляделись повнимательней: без сомнения, буркалы у Ласточкиной были выдающимися. И все же, если по справедливости, Вадик Еременко должен был выбрать предметом своего внимания Дашу или Беллу.
А произошло все вот как. Однажды, в конце ноября, к подъезду подрулил автофургон, из которого стали разгружать вещи прибывшего в квартиру на седьмом этаже семейства. Местные старухи высыпали в полном составе, обсуждая имущественный статус новых жильцов. Телевизор оказался старый «Славутич», увязанный в байковое одеяло, мебель обычная. Единственным, что потрясло воображение старожилов, был двухметровый кактус в огромной кадке. Такие, колючие и сочные, как огурцы, растения только, наверно, в Мексике водятся. И стоют, конечно, жуткие деньги. Если букетик ромашек — три рубля! Потому-то хозяйка, — крупная, круглолицая дама в дымчатых очках и спортивном костюме жизнерадостной юниорской расцветки вместо того, чтобы хлопотать возле холодильника или пианино, вытащенного на снег грузчиками, не отходила от растения и все кричала мужу, что он зря снял с «цветка» спальный мешок, в котором тот совершил путешествие. Полина хотела помочь женщине снова напялить мешок на колючий куст, но тут из подъезда появился русоволосый великан с яблочным румянцем, отстранил мать, подхватил кадку и направился с ней пехом на седьмой этаж.
