– Как интересно, – прошептал Рязанцев. – Утюгов, значит, действительно гений?
– Будете смеяться, – пожала плечами Чабрецова, – но я никогда не замечала за ним особого интеллектуального блеска. Так, середнячок. Все считают, что НИИ добивается таких успехов благодаря замечательной технологической базе. Они покупают новейшее оборудование, иногда весьма недешевое. Но выдающимся интеллектом Утюгов не отличается. Впрочем, это мое личное мнение.
– Но он же профессор?
– Я имею в виду, что он – обычный средний профессор, – поправилась Алевтина Вениаминовна, слегка покраснев. – Умный, эрудированный, он знает все о своей области деятельности. Но блеска и гения в нем нет.
– Может, открыл что-то? Случайно? Какой-нибудь стимулятор мозговой деятельности?
– Вряд ли, – покачала головой женщина, – все известные науке стимуляторы влияют на эмоциональную сферу, уменьшая при этом остроту разума. Кроме сахара, конечно. Сахароза реально улучшает мозговую деятельность и производительность труда. Но ненамного.
– Может, в институте есть кто-то другой гениальный? Ученый, находящийся в тени?
– Сомневаюсь, – хмыкнула Чабрецова. – Самым умным из них был Комиссаров. Я скорее поверю, что он сделал какое-то эпохальное открытие, после чего его и убили. Он ведь был открыт и доверчив, как ребенок.
Полковник сделал большой глоток чая и доел пирожное.
– Значит, у нас вырисовываются два вопроса, – резюмировал он, – первый заключается в том, что дочь Утюгова куда-то пропала несколько лет назад. Сколько, кстати, ей было лет?
– Около двадцати двух. Сейчас ей было бы почти тридцать. Вернее, двадцать восемь, – прикинула Чабрецова.
– Второе. Куда пропал прежний директор НИИ Новых биотехнологий? Связано ли это с исчезновением дочери Утюгова, и если связано, то как?
Владимир Евгеньевич допил чай, встал и поставил чашку и блюдце в раковину. Место, в котором находилась Ева, нравилось ему все меньше.
Здание было огромным. Лиза не думала, что оно такое колоссальное. Серый куб лежал в зеленых зарослях, сквозь асфальт пробивалась трава – такая же агрессивная, как и вся местная растительность. Лиза припарковала машину и вышла, опустив рукав куртки пониже, чтобы он скрыл следы зубов зверя. Вокруг было тихо – ни шума автомобилей, ни привычных звуков большого города. Тихонько шумели деревья, тучи, казалось, стали тяжелее и ниже.
– Ни забора, ни охраны, – пробормотала Минина, оглядываясь. – Видимо, считается, что дикого леса с не менее дикими зверями вполне достаточно для того, чтобы у всех пропало желание сюда соваться.
Девушка принюхалась. Запах зелени был слишком резким и слегка пряным.
– Тут все мутантное, даже сорняки, – сказала самой себе Елизавета, увидев, что стебель безобидного на первый взгляд вьюнка покрыт мелкими острыми колючками.
Прямо перед девушкой, в полном соответствии с нарисованным Богданом планом, был главный вход в здание – двери из матово-молочного стекла. Одна створка была приоткрыта. Ни одного человека во дворе не было, но Лиза кожей чувствовала, что из зеркальных окон на нее смотрят многочисленные глаза.
– Ничего, смотрите, любуйтесь, – пробормотала Минина, натягивая на голову капюшон и надевая на палец кольцо с маленьким отравленным шипом. – Только бы меня представили самому директору! Впрочем, новеньких тут мало, так что это вполне возможно.
Первое же рукопожатие должно было закончиться смертью Утюгова. Яд, заключенный в крошечную капсулу, действовал хоть и медленно, но наверняка.
Богдан выпил кофе, съел булочку с маслом и снова попытался сосредоточиться на работе, прилагая для этого поистине титанические усилия. Минут пятнадцать ему удалось провести, занимаясь исключительно производственными проблемами, но потом образ Лизы вновь вторгся в его сознание.
– Зря я не рассказал ей всего. Зря! – сказал мужчина, встал и потянулся.
Для убийства Утюгова у него имелась еще одна причина. У Богдана была девушка, с которой они вместе учились в вузе, а потом также вместе устроились на работу в НИИ Новых биотехнологий. Сделавшись уродом, Овчинников сбежал, но она – она осталась. Не в последнюю очередь из-за того, что в свое время у Богдана не хватило смелости продемонстрировать подруге, во что превратился его член. В их последнюю встречу Овчинников ходил вокруг да около, намекал на некоторые сложности и уговаривал свою девушку покинуть НИИ вместе с ним.
Он очень боялся: увидев, что приключилось с его мужским достоинством, подруга тут же его бросит.
В результате Овчинников ушел один, а через несколько дней девушка написала ему СМС, что они больше не могут встречаться.
Богдан тяжело вздохнул и сел в кресло, в котором несколько часов назад сидела Лиза.
– Во всем этом деле полно загадок, – сказал мужчина вслух, – в частности, непонятно, что случилось с дочерью Утюгова Маргаритой. Неужели Утюгов настолько аморален, что не пощадил даже собственную дочь? Неужели и она стала жертвой экспериментов и у нее выросли, например, глаза на пятках или язык стал ярко-зеленым и светящимся, как у Сени Плохоцкого?
Он снял ботинки и положил ноги на журнальный столик.
– Кроме того, может статься, что Рита больше не может выносить солнечного света и вынуждена постоянно сидеть в темноте, как это случилось с Филиппом Цукерманом, который помаялся-помаялся и в конце концов ушел жить к кротам, – продолжил он свои размышления.
Эти мысли одолевали Овчинникова уже с полдесятка лет. При этом проверить свои догадки он не имел никакой возможности.
– Меня больше всего удивляет некоторое логическое несоответствие, – пробормотал мужчина. – Если у дочери Утюгова появились проблемы, то почему профессор не дал ей противоядие и не нейтрализовал действие зелья? Я никак не могу этого понять! Впрочем, может быть, изменения у Маргариты были столь радикальными, что решить проблему в обратном направлении оказалось невозможно. К тому же не исключено, что сама Рита, получив какое-то необычное качество, более не захотела с ним расставаться. Такое было с Мишей Панфиловым, который в результате эксперимента стал пьянеть от воды и трезветь от спирта.
Богдан снова сел за стол и в очередной раз попытался сосредоточиться на работе. У него в очередной раз ничего не получилось. Его одновременно грызло любопытство, он мучился от страха за Лизу и чувства вины. И сильнее всего из половодья эмоций Овчинникова мучило стойкое ощущение, что время пришло. Что пора решать загадки и рубить гордиевы узлы, завязанные столько лет назад.
– Вам кого, милочка? – прошамкала старенькая вахтерша, увидев входящую Лизу.
Минина в нерешительности остановилась, изобразив наивную улыбку. Холл был высоким и просторным. Справа, в полном соответствии с планом, виднелся выход на лифтовую площадку. Чуть дальше был расположен небольшой коридор, который, как знала девушка, вел в гараж. Прямо напротив центрального входа начиналась широкая парадная лестница, ступеньки которой были устланы ковровой дорожкой. Над лестницей, на стене, виднелись витражи, изображающие биологов за работой. Фигуры людей в белых халатах с микроскопами, пипетками, центрифугами, шприцами, шейкерами, дистилляторами и пробирками были с большим тщанием выложены из множества разноцветных стеклышек.
– Здравствуйте, – сказала Лиза, отрываясь от созерцания произведения искусства, неуловимо напоминающего о католическом храме. – Где тут у вас отдел кадров?
Вахтерша с трудом встала и, подойдя к Лизе, махнула дрожащей рукой вперед и влево.
– Туда, – пояснила она, – по лестнице на второй этаж и потом до конца коридора, табличку увидишь. Правда, насколько я знаю, Марина Яковлевна в это время ходит к руковод-ству с докладом. Придется подождать.
– Хорошо, – пропищала Лиза, старательно изображая недоумка.
У нее это обычно хорошо получалось.
– Ты, наверное, только что окончила вуз, деточка? – прошамкала вахтерша, поправляя на плечах платочек.
– Да, бабушка, – кротко кивнула Минина.
Она поднялась на второй этаж, продолжая разглядывать витражи и удивляясь обилию мелких деталей, которые можно было рассмотреть только с близкого расстояния. Ковровая дорожка, покрывающая ступеньки, была слегка потертой, но пыли на ней не оказалось. Девушка вышла на второй этаж и нос к носу столкнулась с высокой черноволосой фурией в узкой юбке-карандаше, грохотавшей по полу каблуками.
– Вы ко мне? Устраиваться на работу? – строго спросила она Лизу.
Глаза инспекторши возбужденно бегали. Несмотря на эффектную внешность в стиле женщины-вамп, в ее манерах было что-то нервное, ощущался какой-то внутренний надлом.
– Да, я на работу, – кивнула Минина. Ее натренированный взгляд не упускал ни одной детали.
– Пойдемте, – отрывисто сказала фурия и повернулась к девушке спиной, предлагая ей следовать за собой.
