Получив от дона Игнасио разрешение самостоятельно выбрать ему секретаршу, Нина снова пересекла пустую комнату и, выйдя в приемную, подозвала девушку в очках, что вызвало некоторое оживление в рядах претенденток. В секретарской она предложила оробевшей девушке сесть и сама устроилась напротив. Чувствуя, как волнуется это юное создание, Нина вспомнила, какая безумная тревога охватывала ее при каждой встрече с новым импрессарио, от которого зависели все будущие завтраки и обеды… А потому певица старалась говорить как можно мягче.
— Как вас зовут?
— Хуанита Каллас.
— Вы уже работали в Барселоне?
— Нет, но я хорошо знаю свое дело.
— Сейчас мы это проверим… Где вы живете?
— В гостинице «Муньос» на калле Фернандо.
— Замужем?
— Нет.
— Обручены?
— Нет.
— Почему?
— Я ненавижу мужчин, — вдруг с необычайной резкостью бросила эта дурнушка. — Мой отец самым законным образом вколотил в гроб мою мать. Всю жизнь он лупил ее почем зря, а когда Господь прибрал эту мученицу к себе, принялся за меня. Несколько месяцев назад он умер.
— И вы не носите траур?
— А чего ради?
Нина с удовольствием подумала, что, если Хуанита окажется хорошей секретаршей, сама она сможет спокойно отдыхать после ночных тягот — дону Игнасио наверняка даже в голову не придет волочиться за новой сотрудницей. Не то чтобы Нина очень дорожила Вилларом, но, по ее мнению, достаточно дорого заплатила за роскошь, которой теперь окружена, чтобы допустить конкуренцию. Во всяком случае, она не желала, чтобы другая заняла ее место, прежде чем ей самой заблагорассудится его освободить. Певица встала и, перейдя в соседнюю комнату, попросила сеньору Польхис, старейшую и самую опытную из служащих фирмы, быстренько проэкзаменовать претендентку. Не прошло и нескольких минут, как сеньора Польхис заявила, что из Хуаниты получится отличная секретарша. Нина, радостно улыбаясь, приказала отправить восвояси всех ожидающих в приемной и пошла к Виллару.
— Игнасио, по-моему, я нашла настоящую жемчужину! — торжествующе заявила она.
— Правда?
— Сеньора Польхис провела испытание и осталась очень довольна.
— Ну, если Польхис — за, то и я не против. Ты мне покажешь это чудо?
Нина позвала Хуаниту.
— Madre de Dios,[9] — невольно пробормотал Виллар.
Потом дон Игнасио перевел взгляд на певицу, насмешливо наблюдавшую за его реакцией, и, как хороший игрок, от души рассмеялся. Виллар объяснил новой секретарше, что ей надлежит сидеть в соседней комнате, следить за его личной корреспонденцией, приходить, как только на столе загорится лампочка, отвечать на телефонные звонки и спрашивать по интерфону, хочет он разговаривать или нет. Наконец он передал девушке дневную почту для перепечатки и отпустил, велев поговорить о зарплате с сеньором Баутисто Речем.
— Честное слово, у тебя не было никакой надобности приставлять ко мне такое пугало! — заявил он, снова оставшись вдвоем с Ниной.
— Лишняя предосторожность никогда не повредит, дон Игнасио! До вечера?
— Разумеется… После концерта поужинаем в «Ригате».
На пороге Нина чуть не столкнулась с Мигелем Люхи, но, не зная инспектора в лицо, не обратила на него никакого внимания. Зато полицейский, узнав певицу, долго провожал ее глазами. Его интересовал каждый, кто в той или иной мере входил в окружение Виллара, а Мигель, как и все в Барселоне, имел точное представление об отношениях Нины и дона Игнасио.
Мигель Люхи стал первым посетителем, о котором Хуаните пришлось докладывать новому шефу. Уже по тому, как долго Виллар не отвечал, девушка почувствовала, насколько он удивлен. Наконец, решившись, дон Игнасио приказал впустить полицейского.
Эти двое еще ни разу не сталкивались лицом к лицу. Они долго мерились взглядом, не говоря ни слова, и каждый ощущал всю силу ненависти другого. Оба пытались оценить возможности противника. Виллар сразу узнал в Мигеле опасного врага, быть может, самого опасного за всю его жизнь. А Люхи, глядя на этого холодного, невозмутимого мужчину, в свою очередь, понимал, что борьба может стоить ему жизни. Не ожидая, когда ему предложат сесть, инспектор опустился в кресло.
— Обычно у моих посетителей хватает воспитанности не садиться, пока я их об этом не попрошу, — сухо заметил Виллар.
— Вы, несомненно, забыли это сделать, а я привык стоять только перед старшими по званию.
Снова наступила тишина.
— Итак, вы здесь, инспектор… — наконец вкрадчиво проговорил дон Игнасио.
— Да, я здесь, синьор Виллар… Рано или поздно это должно было случиться, не так ли?
— Разумеется… А вам известно, что вы уже слишком давно мне мешаете?
— Придется потерпеть. Ибо я собираюсь продолжать в том же духе.
— До тех пор, пока у меня не лопнуло терпение, инспектор?
— Нет, пока мне так хочется, сеньор.
Дон Игнасио выпрямился.
— Вы, кажется, очень уверены в себе?
— Да, это правда, сеньор.
Виллар презрительно хмыкнул.
— Я всегда полагал, что самоуверенность — свойство юнцов и идиотов.
— Я не так уж молод, сеньор, и вовсе не дурак. Просто я хорошо знаю, чего хочу.
— А можно узнать, чего именно?
— Покончить с вами, сеньор Виллар.
Дон Игнасио чуть заметно вздрогнул — спокойствие противника невольно производило на него сильное впечатление. Однако каид не желал дать волю душившей его ярости — это значило бы показать, что он встревожен.
— Замечательный план… но очень трудно осуществимый.
— Я готов потратить на него столько времени, сколько потребуется.
— При условии, что вам дадут такую возможность.
— Уж об этом я позабочусь.
Стиснув зубы и сжав кулаки, мужчины сверлили друг друга взглядом, пытаясь обнаружить в обороне врага хоть малейшую брешь. Если Мигель держался более откровенно, то Виллар лучше владел собой. Постоянная борьба приучила его сохранять по крайней мере внешнюю невозмутимость. И не какому-то жалкому фараону заставить его изменить тактику! Тем не менее дону Игнасио почему-то вдруг стало не по себе. Чтобы избавиться от этого неприятного чувства, он решил повести разговор более жестко.
— Я не на государственной службе, инспектор, а потому очень дорожу временем.
— Я тоже, сеньор.
— Вот уж не сказал бы, но, тем более, лучше закончить этот разговор как можно скорее. Что вас сюда привело?
— Мы разыскиваем некоего Пако Вольса, работавшего в кабаре «Ангелы и Демоны». Несколько недель назад он исчез, и мы хотели бы узнать куда.
Дон Игнасио закурил.
— Сходите к Хоакину Пуигу, — небрежно заметил он.
— Пуиг скажет нам только то, что вы ему прикажете, а потому я предпочел обратиться за интересующими нас сведениями непосредственно к вам.
— Что ж, вы ошиблись адресом, инспектор. Я ни в коей мере не занимаюсь персоналом этого заведения, подобными вопросами ведает исключительно Пуиг.
Полицейский с самым невозмутимым видом в свою очередь закурил.
— Вы лжете, сеньор, — спокойно бросил он.
Дон Игнасио отреагировал не лучшим образом, но спохватился слишком поздно.
— Убирайтесь! — рявкнул он.
Полицейский улыбнулся.
— Не раньше, чем вы мне расскажете об этом Пако, сеньор, — мягко сказал он.
Виллар огромным усилием воли подавил клокотавшее в нем бешенство.
— Вы провоцируете меня на драку, не так ли, инспектор?
— Признаюсь, ничто не доставило бы мне большего удовольствия.
— В таком случае, вы, кажется, скоро его получите.
Дону Игнасио, похоже, изменило обычное самообладание. Он снова совершил ошибку, поддавшись очередному приступу ярости.
— Я с вами разделаюсь, Люхи! — завопил он. — И с вами, и с этим дурнем Мартином!
На губах Мигеля снова появилась улыбка, совершенно выводившая каида из себя.
— Это нелегко, Виллар, подонки из «баррио чино» еще не захватили власть в Барселоне. Так что, может, тем временем поговорим о Пако?
— Повторяю вам, я его не знаю!
— А я повторяю, что вы лжете.
Дон Игнасио встал.
— Вы уже закончили свой номер? В таком случае, прошу вас уйти, пока я не позвонил вашему начальству спросить, позволяет ли вам закон являться ко мне с оскорблениями.
— Ни закон, ни начальство не помешают мне выполнить то, что я считаю своим долгом.
Виллар пожал плечами.
— Ваш долг…
Люхи встал, и, поскольку дон Игнасио торопился его выпроводить, мужчины снова оказались лицом к лицу.
— Видите ли, Виллар, я сын полицейского, убитого в «баррио чино»…
— Ну и что?
— А то, что я поклялся заставить убийцу отца уплатить по счету.
— Значит, вы хороший сын, и это вполне в традициях нашей страны. Но какое отношение эта семейная история имеет ко мне?
— Это вы его убили.
— Я?
— Или, во всяком случае, помогли это сделать… еще в те времена, когда работали на Хуана Грегорио.
— Так ваше ожесточение против меня выросло из навязчивого желания малыша отомстить за папу? Очень трогательно, инспектор! Только вам будет чертовски трудно доказать, что это давнее преступление совершено мной. К тому же вы наверняка знаете, что не в моих привычках баловаться с ножом.
