— Вы удивились, когда я захотела танцевать. Почему?
— Я обрадовался.
— Спасибо… и все же вы удивились.
— У меня создалось впечатление, что вы чувствовали себя здесь очень одиноко; я не мог решиться даже заговорить с вами. Если бы вы пришли сюда развлекаться, танцевать, вас сопровождал бы рой поклонников. Но вы пришли не для этого, и я был чужим.
Они стояли в арочном проеме. Вьющиеся растения поднимались вверх, оплетая решетку, натянутую на опоры. Скрытые лампы имитировали лунный свет. Он отражался в глазах Мелоди.
— Да, вы чужой. Но в определенном смысле вы ближе мне, чем кто-либо еще в этом мире. Вам кажется это странным?
— Да, — осторожно ответил он.
Она покачала головой. Темные волосы качнулись в лунном свете.
— То, что произошло с Дэвидом, ужасно. Всякая смерть — насилие, даже если она тихо приходит во сне к старику, потому что для человека это означает крушение его мира. А весь внешний мир никогда не бывает больше того, что существует в сознании одного человека. Поставьте палец перед глазами, и половина Лондона для вас исчезнет, — Мелоди не отводила взгляда; искренность и возбуждение в ее глазах завораживали Бишопа.
Она тронула его руку.
— Когда рухнул его мир, рядом были только вы. Вы видели то, что совершенно перевернуло мою жизнь. Я теперь тоже попала в другой мир. Я растеряна, испугана, словно мне надо идти в другую школу. А вы стали связующим звеном, ниточкой между двумя мирами.
Она вряд ли понимала, что говорит. Какой-то бред, самообман. Бишоп понимал, что если женщина с ясным умом, какой была Мелоди Карр, ищет спасения в снах наяву, тому может быть только одна причина. Ее беспокоит гибель Брейна, она не бездушна и не безразлична. И сюда, в ночной клуб, она пришла менее чем через двадцать четыре часа не потому, что хотела повеселиться. Она пришла потому, что ей было жутко.
И он спросил напрямую:
— В глубине души вы несчастны. Правда?
Мелоди смотрела на него секунду… две… три. Под взглядом этих ясных холодных глаз возникло ощущение, что время остановилось и никогда не двинется снова.
— Нет, — проговорила она наконец. — В душе я счастлива. Душа моя поет.
И она не лгала. Правда еще никогда не являла себя с такой откровенностью.
— Я не сразу пойму это, — сказал Бишоп. — Мы видим друг друга второй раз.
— Вы хотели бы встретиться со мной еще?
— Очень.
— Я найду ваш телефон в справочнике?
— Да.
— Тогда я вам как-нибудь позвоню. О’ревуар.
Он слегка поклонился и смотрел ей вслед, пока она шла к выходу. Потом вернулся к своему столу. Уинслоу сидел у стены, закинув голову на спинку кресла, и курил, пуская дым кольцами. Полуприкрыв глаза, он рассматривал зал. Бишоп сел рядом и налил бренди.
— Многие пришли сюда совсем не для того, чтобы танцевать. А уж она — тем более, — сказал Уинслоу. — И все же танцевала. Что ты с ней сделал? Приставил револьвер к ее роскошным бедрам?
Бишоп потягивал из бокала, глядя на танцующих.
— Она сама предложила, — задумчиво ответил он.
— Будь я проклят, если что-нибудь понимаю, — медленно проговорил Уинслоу.
— И я тоже.
— Рассказывай все. Я не видел ни пламени, ни дыма, не чувствовал запаха серы, когда какая-то там сила столкнулась с какой-то там волей.
— Возгорание произошло внутри.
— Рассказывай.
— Да не о чем рассказывать.
— Не будь таким скрытным и невозмутимым. Я же видел, вы все время болтали. Старался читать по губам, но ты говорил совсем не то, что я предполагал. Если не передашь мне все слово в слово, я прикончу эту бутылку один и так нажрусь, что тебе придется нанимать целое стадо розовых слонов, чтобы доставить меня домой.
И Бишоп сжалился. Ему нравился Уинслоу. Ведь это он привел его сюда. Встреча с Мелоди Карр состоялась, а это и было целью вечера.
— Поехали сейчас ко мне домой, Тедди. Я зажарю яичницу с ветчиной, приготовлю кофе. А потом, если хочешь, можешь кутить всю ночь, пока не свалишься с ног, и мы тебя укроем пледом. Договорились?
Уинслоу кивнул:
— Ладно. Неплохо придумано.
Они еще раз выпили и вышли из клуба. Над Парк-Лейн светила луна — самая настоящая. Серый «диланж» исчез. Бишоп подумал, что если ему снова понадобится найти Мелоди Карр, придется начинать все сначала.
Но Бишоп не беспокоился. Мелоди позвонит — завтра, послезавтра или послепослезавтра. Когда-нибудь она все равно ему позвонит.
На следующий день Бишоп долго спал. Мисс Горриндж разбудила его в десять.
— Где Тедди? — спросил он.
Мисс Горриндж раздвинула шторы, и дневной свет ослепил его.
— Уехал домой, — ответила она.
— Когда? — Он потер лицо, стараясь заставить его снова работать.
— Перед самым рассветом.
— Я не помню, — сказал Бишоп. Ему казалось, что в голове работает бетономешалка.
— Меня это не удивляет, — заметила мисс Горриндж.
Она подала ему обжигающий кофе и встала у окна.
— Все было очень трогательно. Когда мне, наконец, удалось-таки вызвать такси, вы с Тедди стояли на тротуаре. На голове Тедди был водолазный шлем, а ты стучал в него стетоскопом и взывал: «Христа ради, отвечай, здесь у нас по борту целая стая акул!»
Бишоп скосил на нее глаз.
— Хотел бы я, — замогильным голосом произнес он, — чтобы ты стояла где-нибудь в другом месте. Вокруг тебя такое яркое свечение, что я ничего не вижу без темных очков.
Она не двинулась с места.
— Я не сержусь из-за герани, я посадила ее обратно в шлем. Но меня беспокоит стетоскоп. Где ты взял его, Хьюго?
Он отхлебнул кофе.
— Не помню.
— Я все время жду, когда позвонит врач.
— Не стоит волноваться по пустякам. Не так уж плохо я себя чувствую.
— Он позвонит из-за украденного стетоскопа.
— А-а. — Он закрыл глаза. Мисс Горриндж отодвинулась от окна.
— Звонил следователь.
Бишоп открыл глаза и искоса взглянул на нее.
— Когда?
— Час назад.
— Кого мы замочили — таксиста?
— Нет, он, кажется, отделался легким испугом. Ты нужен для следствия по делу Дэвида Артура Брейна в следующую субботу в одиннадцать часов утра. Ты был единственным свидетелем катастрофы.
— Да-да, — пробормотал Бишоп.
— Следователь позвонил, чтобы узнать, не хочешь ли ты подъехать в Суррей и осмотреть место происшествия при дневном свете.
Бишоп приподнялся на подушках. Он чувствовал себя лучше. Даже бетономешалка в голове молола гораздо тише.
— Когда они вытаскивают машину? — спросил он, сосредоточивая взгляд на лице мисс Горриндж.
— Сегодня днем.
— Ну тогда мне лучше отправиться туда прямо сейчас. Ты поедешь со мной?
— Ты хочешь, чтобы я поехала?
— Да. Ты сядешь за руль, поведешь машину. Одна из моих голов нынче ночью отвалилась, и я не в себе.
Мисс Горриндж забрала у него чашку.
— Поедем сразу после обеда, — сказала она.
— Сразу после твоего обеда, но не моего. Мне достаточно будет двух таблеток «алка-селтсер»[4] и стакана молока.
В дверях мисс Горриндж обернулась.
— Мне уже приходилось видеть, как ты выздоравливаешь. Через полчаса ты выйдешь из ванной и начнешь трубить, что тебе нужен ростбиф. — Она взглянула на часы. — Обед будет точно в час дня.
Мисс Горриндж закрыла за собой дверь. Бишоп откинулся назад, стараясь не думать о ростбифе.
Нолл-Хилл был слишком красив, чтобы служить фоном для сцены внезапной смерти. В густых зеленых кронах деревьев пели птицы, в летнем воздухе голоса их звучали чисто и звонко. Следы трагедии сохранились только на повороте дороги: в черно-белом ограждении зияла дыра.
Минут десять Бишоп осматривал разбитую машину. Ползая по земле, он исследовал ходовую часть. Гидравлические трубки, подведенные к тормозному агрегату, остались целыми, поскольку их защищали детали ходовой части; утечка жидкости произошла только из топливного бака.
Сильно повреждено было рулевое управление: болтался оторванный конец направляющего стержня со срезанным шарнирным штифтом, сместилась продольная рулевая тяга. Но все это произошло только тогда, когда машина стремительно летела через деревья, не раньше.
Когда Бишоп присел на корточки, чтобы закурить свою пенковую трубку, сверху с дороги стали спускаться рабочие.
— Собираетесь вытаскивать? — спросил он старшего.
— Да, сэр. — Тот окинул взглядом склон. — Придется повозиться.
— Да, вытаскивать дольше, чем падать, — сказал другой рабочий.
Они взглянули на Бишопа, не зная, кто он. Это были рабочие не из той ночной бригады, что выезжала сюда накануне.
— Я пытаюсь найти причину катастрофы, — объяснил Бишоп.
Бригадир покачал головой.
— Опоздали вы, сэр. Вон уже сигнал подают, сейчас мы начнем. А вообще, я думаю, причина тут была в человеке. С машиной все в порядке. Похоже, перед крушением ничего такого с ней не произошло. Я сам ее осматривал и отчет подписывал. — Он выжидающе посмотрел на Бишопа. — Вы, наверное, знаете, что он разбился насмерть?
