страшная, а тебя дома нет. Ну ты же женщина, как так можно? Мне иногда кажется, что, кроме твоих орхидей, тебя вообще больше ничего не волнует, даже родной муж.
Марина ждала Воронина, сидя у окна в спальне, неподвижно и обреченно, словно верный пес Хатико.
К пяти утра у нее потемнело в глазах и стало тошнить от усталости и напряжения. Ей казалось, что кто-то стучится в дверь, и тогда она бежала открывать, а там – никого.
Марина поняла, что это последний сигнал от измученного организма и решила немного взбодриться. Женщина прошла на кухню и сварила крепчайший кофе, такой крепкий, что он казался почти густым. Красная кружка, на удивление, хранила отпечатки чьих-то грязных пальцев, но Марина только безразлично отметила пятна и вылила содержимое «турочки» в стакан. Вкуса кофе она не почувствовала, просто пила обжигающую жидкость и старалась не думать про загулявшего мужа. Сотовый телефон Воронина был отключен, и где он провел эту ночь, Марина знать не хотела. Размышляла она и о том, что потерять Воронина не может, просто не может ни при каких условиях. И тут же ей так некстати вспомнился Дима, можно сказать, случайный знакомый.
Когда муж к ней так откровенно охладел и секса в их жизни стало меньше, чем грязной посуды в мойке, Марина решила завести себе друга, чтобы заставить Воронина ревновать.
С Димой они познакомились на книжной выставке, и с первой же минуты он проникся к ней симпатией. Сбегал в буфет, купил два апельсина, как выяснилось позже, это был первый и последний знак внимания, и начал говорить. Долго и умно. О теософии и нашем месте в этом мире, о порочности денег и всепродажности, о том, как его не понимает жена и как он больше физически не может спать в обнимку с темнотой.
Марина слушала вполуха, разглядывая ужасные, дешевые ботинки «гения», старые брюки с вытертым до блеска задом, небритое лицо и огромные прыщи на шее. Почему-то именно прыщи просто приковали ее внимание. Она хотела, искреннее хотела, послушать про великое и прекрасное, о котором с таким воодушевлением говорил Дима, а ее взгляд, как назло, намертво прилепился к вулканообразным наростам с белой головкой.
Марину передернуло, и она поняла, что переспать с Димой не сможет ни при каких условиях, поэтому оставался второй вариант – дружить. А для настоящей дружбы надо было понять тонкую душу непризнанного гения. И они начали встречаться.
Дима носил ей книги, много умных книг, рассказывал про Штаты, куда он выезжал по работе пару раз. Новый знакомый оказался преподавателем местного университета, этакий книжный червь с замашками киношного ковбоя, наверное, его идеалом был Индиана Джонс.
Марина страшно боялась, что их увидят вместе на улице, таким жалким, мятым и потрепанным выглядел «Индиана Джонс», и поэтому, когда Дима пригласил ее в пустую аудиторию поговорить, моментально согласилась. Что тогда на нее нашло, она и сама не знала, но под тусклым взглядом непризнанного гения Марина, опустив глаза в пол, рассказала о себе все. Все без утайки, практически первому встречному человеку. Наверное, так сказался дефицит общения. Дима ее внимательно выслушал и посоветовал подать милостыню.
– Тебе сразу же будет легче! – уверенно заявил он. – В наше время женщины стали такими меркантильными. И думают только о деньгах!
На Диме была рубашка неопределенного цвета с закатанными рукавами, все те же брюки и безобразные сандалии, так некстати демонстрировавшие рваный носок и желтый, больной ноготь на большом пальце правой ноги.
Марина только на третьей встрече решила рассмотреть своего друга поближе. Да, все такая же ужасная небритость на худом, впалом лице, давно немытые волосы и хлопья перхоти на плечах.
Марина размышляла, почему «гений» не моется, а Дима пересказывал ей один из рассказов О. Генри.
Четвертой встречи не было. Они поговорили по телефону, и Марина поняла, что ее просто по-настоящему тошнит.
Дима долго пересказывал ей один из романов Лукьяненко, потом пустился в разговоры о вечном, о глупости женщин и о продажности людей.
И Марина не выдержала:
– Дим, но ведь все мы работаем и из-за денег тоже. Почти все. Деньгами могут не интересоваться только безумные или дети олигархов. Как ты не понимаешь? Деньги – это лекарства, это образование для детей. Просто не надо возводить их в культ и не надо зарабатывать их любыми способами. Вот и все. Но к чему отвергать огромную роль денег в жизни человека? Я не отрицаю призвание человека в жизни, альтруизм, но деньги – это слишком серьезно, чтобы их игнорировать вообще.
Дима долго молчал, а потом выдал:
– Надо думать о спасении души, о творческом взлете, а не о материальных благах.
Марину прорвало:
– У тебя дети есть? Есть? Сын, говоришь? Десяти лет? Понятно. И что, кто его содержит? Кто покупает ему игрушки, кто будет оплачивать его образование? Да кто его просто кормит? Жена? Здорово. А ты, значит, занимаешься вечным? А чем, можно спросить? Где твои шедевры? Творческие взлеты, как ты говоришь, к чему привели? Ты сделал хоть что-то путное в своей жизни?
Марина едва сдержалась, чтобы не посоветовать Диме сначала вымыть шею и сменить брюки, а уж потом говорить о вечном.
Дима повесил трубку, напоследок сказав ей, что она обыкновенная меркантильная дура.
И Марина облегченно выдохнула, ее только смущало, что она не успела отдать гению три книги в рваном пакете, который тот сунул в руку при последней встрече.
Дружбы тоже не получилось, мужу ревновать было не к кому.
А Воронин так и не пришел. Стрелка на часах едва дернулась и застыла на цифре семь.
Семь утра. Марина поднялась со стула и пошла одеваться. Впереди был долгий рабочий день.
На улице ее настроение немного поднялось, может быть, так подействовала наступившая весна и великолепная погода, а может, просто утренний кофе наконец начал действовать.
Насколько Марина помнила, вычитав в каком-то умном журнале, кофеин возбуждает организм минут через сорок после его употребления. Или через тридцать. Или через два часа.
Марина шагнула в полупустую маршрутку и протянула мелочь за проезд. Водитель резко двинулся вперед, и ее хорошенько занесло в сторону.
Громко ойкнув, Марина повалилась на молодого мужчину кавказской национальности, сидевшего рядом.
– Простите, – пробормотала она, судорожно хватаясь рукой за соседнее кресло.
– Ничего, ничего, – улыбнулся кавказец и отвернулся к окну.
Марина наконец тоже опустилась на свое место и, еще раз мельком взглянув на мужчину, снова ударилась в воспоминания.
Вторым эпизодом в ее поиске «друга-любовника»
