веселый зеленый цвет бревна выглядывал пацан лет десяти-одиннадцати.
– Оно тут бежало, – сообщил он, – и когтями так вжжжик! И забор затрясся!
– Так, – сказал Усманов, немного помолчав. – А оно это кто?
– Ясен пень, кто, – серьезно заявил пацан. – То, кого вы ищете.
– А кого мы ищем?
Пацан фыркнул.
– Ну ты глупый, дядя. Чудище! Волосатое, трехметровое! Кого здесь еще искать?
– Действительно, – Усманов отвернулся.
Егорьев присел рядом с мальчишкой.
– Подожди. Так ты видел это чудище?
– Ну.
– А когда?
– Недавно. Ночью.
– Вблизи?
Пацан даже отскочил в сторону.
– Я что, дебил?! Если б оно меня заметило, я бы с вами сейчас не разговаривал. Вон там, за углом прятался. Как все заснули, так я сюда и выбрался. Я так часто делаю, – похвастался он.
– То есть описать ты его не можешь, – разочаровано протянул Егорьев.
– Еще как могу! Огромное, мохнатое и морда такая длинная.
– Морда длинная? – заинтересовался Усманов.
– Ага. Всё как описывают.
– Где описывают?
– Ну как где. В страшилках. Про чудищ, которые по ночам из подземелий вылезают.
Егорьев встал.
– Человека, несущего тот столб, вполне можно принять за трехметровое чудище с длинной мордой, – сказал он Усманову. – Особенно издалека ночью.
– Да какого человека! – возмутился пацан. – Вы что, меня не слышите? Говорю же, чудище! И глаза у него были такие огромные и красным светились! И вообще их было двое!
– Двое? – переспросил Усманов. – Одно чудище тащило другое чудище?
– Хрена с два. Сначала одно прошло. Потом через минуту второе такое же. Я даже подумал, что это, типа, сбой в матрице.
Усманов и Егорьев переглянулись.
– И что было дальше? – спросил опер.
– Откуда я знаю? У дежурки свет зажегся, и я обратно убежал. А что, эти чудища кого-то к себе под землю утащили?
– Что-то вроде того, – пробормотал Усманов.
– Кла-асс! – восхитился пацан. – Пойду нашим расскажу, а то они мне не верили.
Он отпрыгнул назад и понесся к интернату, сверкая кроссовками.
– Ну, если чудищ было двое, – задумчиво сказал Егорьев, глядя ему вслед, – то это многое объясняет.
– Бред, – сказал Усманов. – Маньяки не работают парами. Маньяки работают поодиночке.
– Иногда у них бывают помощники, – возразил опер.
– Нечасто. Думаю, не надо воспринимать всерьез свидетельство ученика коррекционного интерната. А то придется в отчете не только о трехметровых чудищах и подземельях писать. Воеводину понравится.
– Кстати, о подземельях, – сказал Егорьев. – Представляете, у них в интернате учебный корпус с жилым связан подземным ходом. Интересно, может там какие-нибудь ответвления есть?
– Может, – сказал Усманов, думая о чем-то своем. – Ладно. Пойду по следу, округу гляну. А ты займись соседними домами. Особенно теми, что ближе к свалке. Вдруг упустили чего.
* * *
Сразу за интернатом начинались дикие дебри, заросли расползшихся в разные стороны кустов, корявых деревьев и гнилого бурелома. Иногда в траве проглядывали остатки давно разобранных строений, и тогда Усманов осматривал место внимательнее. Но ничего полезного не находил. Только битые бутылки, сгнившую ветошь и остатки прошлогодних кострищ. Мусор.
Когда он выбрался на узкую дорогу, ведущую вдоль оврага, запах свалки усилился.
Рядом хрустнула ветка, и из кустов выбрался Егорьев.
– Ноль, – доложил он. – Только хозяин одного из домов, рассказал, что той ночью где-то рядом галдели бомжи.
– Прямо галдели? Не разговаривали, не спорили?
– Он так сказал. Потом, говорит, притихли. Я на всякий случай осмотрел то место. Ничего интересного. Разве что вот, – опер показал зип-пакет с пачкой из-под «парламента». – Забрал на предмет отпечатков.
– Богатые бомжи, – сказал Усманов. – «Парламент» курят.
– Пачка выцветшая, – заметил Егорьев. – Ее для хранения использовали. Бычки собирали.
– Значит, в ту ночь наш Саша Белый был не один. Уже хорошо. Еще что-нибудь?
Егорьев помялся.
– Да вроде нет… Только этот мужик одну странную вещь сказал. Будто бы часа через два после того, как притихли бомжи, уже поздней ночью, был толчок.
– Толчок?
– Ну да. Будто землетрясение. Говорит, стаканы на столе затряслись.
– А, – понимающе кивнул Усманов. – Стаканы. Ясно. Бухал небось этот твой мужик всю ночь.
– Наверняка.
– Ну тогда у него не только стаканы должны были затрястись.
– Говорит, сильно испугался. Даже выбежал на улицу, но больше толчков не было.
Усманов вздохнул.
– Что за место такое… Трехметровые чудища, землетрясения… А может они тут все выпускники коррекционного интерната? А? Не знаешь?
Егорьев захлопнул блокнот.
– У меня все.
– Ладно. Вещдоки в лабораторию. Отчет жду завтра утром.
– А вы?
– Попробую внимательнее свалку осмотреть. Все-таки след именно там затерялся.
– Думаете, у вас нюх лучше, чем у овчарки? – засмеялся опер.
– У овчарки нюх, а у меня глаз.
– Туда лучше без противогаза не соваться. Маской не обойдетесь.
– Попробую реже дышать.
Егорьев с сомнением глянул на начальника.
– Я бы на вашем месте туда в одиночку не лез. Там же склон. Шею сломать можно. Если уж лезть, то с альпинистским снаряжением.
– Вряд ли маньяк на склон лез. Он может и чудище, но не паук. Так, побродил по краю. Вот и я поброжу.
* * *
Это было бесполезно.
Вонь жгла глаза, и копаться в мусоре, переворачивая сгнившую мебель, в надежде найти хоть что-то интересное, становилось все сложнее. Единственным уловом оказался металлический цилиндрик с утолщениями и кольцом для крепления к брелоку. В отличие от всего остального он был сравнительно чистый, а значит пролежал не больше пары дней. Усманов повертел его в руках, пытаясь понять, что это такое, и засунул в зип-пакет для вещдоков. После чего выбрался из завалов и отошел подальше.
Веревочную лестницу он обнаружил у поворота.
Кто-то привязал ее к старому тополю у самой земли и спустил вниз по обрыву, туда, где виднелись остатки давным-давно рухнувшей дороги. Если бы не прибитая дождем трава, он бы ее не заметил.
Усманов проверил узлы (крепкие, свежие, хоть и отсыревшие немного после недавнего дождя). Снял пару волокон для лаборатории. И осторожно сполз вниз, стараясь не сильно запачкаться.
Он оказался на довольно широком карнизе, покрытом искореженными кусками асфальта. Слева и справа путь упирался в голые стены оврага.
Посередине, за колючим кустарником виднелась вдавленная в склон краснокирпичная арка.
Продравшись сквозь заросли, Усманов остановился.
Возможно, когда-то это был вход в подземелье.
Теперь он был полностью засыпан землей вперемежку с битыми кирпичами. Земля была рыхлой и свежей, словно обвал случился совсем недавно.
– Землетрясение, говоришь, – пробормотал Усманов и повернул обратно к лестнице.
Делать здесь было нечего.
Из машины Ивана выволокли, особо не церемонясь.
Двое под руки, один подталкивал сзади и, судя по звуку, еще один шел впереди.
Эхо шагов по бетонному полу. Значит, подземная стоянка.
Лифт.
