этой гадалке ходят самые известные дамы города... И не только дамы.
– Продолжайте, вей Осгерт.
Хальрун пожал плечами. Он знал то же, что и все, не более.
– Говорят, госпожа Лалла может видеть призраков и передавать слова мертвых. Многие в это даже верят, поэтому актриса она должна быть отменная... К тому же, дама она светская и часто бывает на приемах: устраивает представления с духами для богатых, чем и прославилась. Еще она известна как щедрая благотворительница.
Хальрун напряг память. Про гадалку он точно слышал еще что-то, что-то важное, но не мог вспомнить.
– Вы этого не знали, детектив?
– Мы с госпожой Лаллой вращаемся в разных кругах, – прямо ответил Дорен. – Это все?
Когда полицейский молчал, он сливался с окружением, но стоило детективу заговорить, в нем проявлялась особая значительность, иногда встречающаяся у наделенных властью людей. Полномочий у простого детектива округа, да еще и совсем молодого, имелось немного, но все же...
– Прошлый вечер вейя Кросгейс собиралась провести у госпожи Лаллы. Домой она не вернулась, – сказал он.
Хальрун решил, что так выглядела благодарность Дорена за сведения о гадалке. Плохое впечатление, оставшееся у журналиста после отнятого письма, немного сгладилось.
– Прошла только ночь? Не рано ли звать полицию?
Лицо детектива не отличалось эмоциональностью, но по слегка поджатым губам, стало видно, что самому Дорену все это не слишком нравится.
– Рано или нет, именно мне поручили со всем разобраться.
Хальрун кивнул. Теперь кое-что прояснилось: деликатную и потенциально скандальную историю скинули на молодого сотрудника. Картинка сложилась.
– Сочувствую. Любовные похождения незамужних девиц дурно пахнут, детектив Лойверт.
Дорен поморщился теперь уже открыто. Глаза у него были темными и надежно скрывали мысли владельца.
– Любовные похождения? Вы так считаете?
Хальрун на это надеялся.
– А разве нет? Девушка не ночует дома, а ее горничная вместо того, чтобы прикрыть хозяйку, бежит в полицию. Еще и письмо. Меня ведь пригласили ради огласки? Кто-то сильно не любит вейю Кросгейс и желает ее опорочить.
Дорен с интересом выслушал версию газетчика.
– Почему тогда письмо написано рукой самой вейи?
Хальрун на мгновение сбился с мысли.
– Подделать почерк несложно, – предположил он. – По крайней мере, мне так говорили!
– Зачем? Зачем подделывать почерк в данных обстоятельствах?
– Хм... Об этом я не подумал, – признался журналист. – Тут что-то не сходится... Действительно!
Дорен взялся за ручку на дверце машины. Когда детектив заговорил, в его голосе Хальрун определенно уловил иронию.
– Вряд ли мы имеем дело с историей о мести влюбленным. За исчезновением вейи Кросгейс может скрывать нечто большее, что, возможно, и вовсе нельзя будет опубликовать.
Газетчик усмехнулся.
– Это будет очень досадно, – сказал он, следуя за Дореном на тротуар. – Однако я не привык сдаваться раньше времени.
Детектив ничего не ответил. Он уже шел к дому гадалки...
– Внутри никого? – предположил Хальрун, когда на стук и звонки никто не вышел.
– Свет горит, – заметил полицейский.
Он стоял неподвижно, не отрывая взгляда от замочной скважины. У Хальруна даже возникла шальная мысль, будто детектив решил загипнотизировать замок. Встречались же люди, способные гнуть ложки одним прикосновение, так почему бы гадалкиной двери не отвориться под действием силы мысли? Хальрун относил себя к скептикам, но допускал существование явлений за гранью научного понимания...
Мысленно посмеявшись над нелепым предположением, журналист сделал несколько шагов спиной вперед и задрал голову. На втором этаже действительно был заметен тусклый огонек зажженной лампы.
Пока Хальрун рассматривал окна, Дорен начал похлопывать себя по карманам, словно что-то искал. Странное поведение заинтересовало газетчика, но не он один наблюдал за детективом. Громко хлопнула дверца самоходной машины, и Дорен как будто опомнился. Полицейский оставил загадочные поиски, чтобы еще раз потянуть за рычажок звонка. На этот раз ему все-таки открыли.
– Не нужно шуметь, вей. Вы давно меня разбудили, – произнес низкий женский голос.
Хальрун поспешил подняться на крыльцо, чтобы скорее рассмотреть знаменитую особу. Госпожа Лалла, слава которой охватила весь Бальтауф, выглядела достойно своего имени. Гадалка была не молода, но все еще красива и производила впечатление с первого взгляда. Особенно поражали ее собранные в толстую косу волосы. «Припорошенные пеплом? В дымке седины? Нет, нужно выражаться понятнее, но поэтичнее... Туманные пряди обрамляют бледное лицо. Да, именно так!» – Хальрун рассуждал, как если бы уже писал про гадалку. Ее мягкие черты и округлое лицо странно сочетались с орлиным носом, который должен был создавать дисгармонию, но только придавал своей обладательнице особый шарм.
Фигуру Лаллы так просто рассмотреть не удалось. Свободное домашнее платье скрывало очертания тела, а поверх него гадалка набросила цветастую шаль с длинной бахромой. Если хозяйка дома действительно спала, было неудивительно, что ей потребовалось так много времени на сборы.
– Мне жаль, что я потревожил вас в неудобный час, вейя. Позвольте представиться...
– Нет! – госпожа Лалла драматично вытянула руку, украшенную вычурным кольцом и гремящими браслетами. – Вам нужно войти. Я не желаю говорить через порог.
У необычной женщины оказалось такое же необычное жилье. Гостей встретил скелет неизвестного Хальруну зверька, а прямо напротив входа находилось небольшое деревце в кадушке. Его ветки украшали подвески из цветных бусин.
Хозяйка заметила взгляд газетчика.
– Возьмите один. Я предлагаю... Нет! Требую этого от всех своих гостей.
– Зачем? – растерялся Хальрун, что случалось с ним довольно редко.
– Для предосторожности, разумеется! В доме обитают духи, и живым не следует ходить без защиты.
Лицо полицейского оставалось бесстрастным. Оно было даже слишком бесстрастным для разговора о духах.
– Очень предусмотрительно, – протянул Хальрун. – Как я погляжу, все подвески разные?
– Верно. И ваш выбор многое скажет о вас.
Газетчик ткнул пальцем в самую яркую.
– Тогда эта, красно-белая. Что она говорит?
Лалла понимающе улыбнулась. С таким видом мать могла наблюдать за познающим мир ребенком.
– Что вы человек слова. Во всех смыслах.
– Как любопытно? А что...
Дорен кашлянул, и Хальрун с виноватой улыбкой повернулся к детективу.
– Теперь вы, – сказала Лалла. – Хотя я итак вижу, что вы принесли дурные вести.
Она выпрямилась, словно готовясь принять удар судьбы. Выражение гадалки напомнило Хальруну актрис, игравших трагические роли на подмостках окружного любительского театра.
– Почему вы так решили, госпожа Лалла? – спросил Дорен.
– У меня есть предчувствие. Случилось что-то ужасное.
– И вы знаете с кем?
Женщина прикрыла глаза.
–
