ее очень не любят вспоминать.
– Наташу Асланову вы с тех пор не видели? – спросил Макар.
Старостина покачала головой.
– Есть кто-нибудь, кто может знать о ее судьбе?
– Вряд ли. Мать умерла от рака через пару лет после случившегося, буквально сгорела.
– Асланову искали?
Она поморщилась.
– Мать даже заявление не подавала. Взрослая, восемнадцать лет скоро… Мы привыкли считать их детьми, а ведь Наташа была совершенно самостоятельная. Имела право уехать с кем угодно. К тому же всех потрясло Олино самоубийство. Никто этого не ожидал. Такая дерзкая, злая, умная… Казалось, она нас всех согнет в бараний рог, растопчет и плюнет на наши могилы. Но видите, как обернулось… На самом деле это была только маска. За ней скрывался несчастный уязвимый ребенок, который не выдержал отверженности. Оле не досталось ни любви, ни уважения, в которых она так нуждалась. А мы этого не разглядели.
Память на цифры и чувство времени – вот что у нее всегда было отличным. Даша, едва проснувшись, могла с точностью до пяти минут определить, который час.
Она не хотела считать дни. Никогда этого не понимала. Какая разница? Что изменится от того, провел ты в заточении десять дней или двадцать пять? Настоящее время течет внутри. Если по твоим собственным воображаемым часам миновал год, значит, так оно и есть. Этому и нужно верить.
Но ее внутренний календарь был неумолим.
Четверо суток.
Она провела в подвале четверо полных суток.
Они провели.
Ника была за стеной. Иногда до Даши доносились голоса. Временами Ника читала книгу вслух: громко, с выражением. Теперь Даша была уверена, что ей не чудится. Ей больше ни разу не нахлобучивали на голову мешок и не вытаскивали в коридор. Очевидно, Ника вела себя хорошо.
Появлялся Калита, плюхал на пол пластиковый лоток с незамысловатой жратвой. Картошка, макароны. Хлебный ломоть. «Как поросенка откармливают», – думала Даша. Она подъедала все до последней крошки. Горбушкой подтирала масло или соус, облизывала пальцы. Даже если не хочется есть, надо себя кормить. Ей понадобятся силы, а откуда их брать, когда не видишь белого света и не знаешь, насколько это затянется.
Рассиживаться здесь Даша не собиралась.
Итак, они в подвале. Сыро. Воздух спертый. В первый же день Даша попробовала поорать для развлечения, и тут же явился Калита, двинул ей по шее, однако без особой злости: Даша без труда увернулась, а ловить ее по углам, как мышь, он не стал. Не слишком-то они боялись ее крика. Вопли их просто раздражали. Правильно она предположила, что вокруг никого нет, свидетели ей не помогут.
Значит – что получается?
Вывезли их в глухую деревню или даже фермерское хозяйство. Вокруг только куры, индюки да сторожевые собаки. И будут держать здесь сколько Егору вздумается. Он может годами куражиться над своей бывшей женой – никто ей не поможет.
Над головой время от времени раздавались шаги. Перекрытия сделаны на совесть, иначе слышен был бы каждый звук. Даша выросла в частном доме и прекрасно об этом знала.
Может, люди находятся в другой части строения?
А может, это вообще не дом? А, скажем, старая фабрика?
Или это такое специальное овощехранилище – например, под магазином.
Или даже бомбоубежище! Она видела передачу, в которой бомбоубежище использовали как нелегальную тюрьму.
Но скорее всего, они все-таки в подвале коттеджа.
Во всех этих размышлениях ее смущало одно.
Егор хотел убить Нику. Они прожили под одной крышей достаточно времени, чтобы Даша поняла это совершенно точно.
Но дом, в котором их содержали, был подготовлен заранее. Например, подвал утеплили. Обшили досками, пусть и не успели с внешней стеной. Надо думать, все-таки кирпичная – это именно внешняя… Приладили снаружи засов. Но зачем утеплять камеру для пленника, если собираешься с ним покончить?
Что-то здесь не складывалось.
Даша долго голову не ломала. Она знала о себе, что много мозгов бог не дал, а значит, нечего и биться башкой об стену, – все равно ничего умного из себя не выжмешь. Зато у нее есть практическая сметка и ловкость.
А еще – удача, елки-палки!
Вот когда она нужна по-настоящему!
Обувь с нее сняли, пока она валялась без сознания. Оставили только одежду: джинсы, носки, футболку и тонкую спортивную кофту, которую она накинула, когда пошла выгуливать Бурана. К вечеру второго дня Калита притащил ей толстенную упаковку детских салфеток. Предполагалось, значит, что таким образом она будет мыться. Сменного белья ей никто не предложил. Носи, Дашенька, одни труселя! И ноги пусть мерзнут в тех же носках. Правда, когда она сказала Максу, что ей холодно, тот расстарался и притащил целых два пледа: тяжелых, шерстяных, попахивающих мокрой псиной.
– Грейся, лягуха!
Его хорошим отношением к себе Даша не обманывалась. Макс с тем же доброжелательным выражением на лице перережет ей горло, как своей тренировочной свинье. Хороший он парень, только убийца. И работает не на Дашу, а на Егора.
Вот, кстати, и вторая странность. Где Сотников? Отчего не удосужился зайти к Даше, попрекнуть ее побегом? Оскалить зубы ей в лицо: ну чего, малышка, далеко убежала-то, а? Стоила игра свеч? Поставила, дура, не на ту лошадь. И где она сейчас, твоя призовая кобыла? Известно где: сидит все в том же подвале через стеночку от тебя. И зачем-то разговаривает вслух, будто радиопостановка.
Однажды Даша задумалась: а вдруг и впрямь никакой Ники по соседству с ней уже нет? Потому что от монотонных книжек та перешла к громким диалогам, будто бы сама с собой, и это уже совсем не лезло ни в какие ворота. А допустим, стоит посреди подвала табуреточка, на табуреточке – ящичек, а из ящичка вещает записанный голос. Сама же Ника лежит в земле, под яблонями. Как и мечталось Сотникову. Сам ее туда положил, сам присыпал черноземом.
Но для кого тогда играет радио?
«Так для Егора и играет! Свихнулся окончательно».
Она целыми днями вспоминала Никину историю. Представляла себя на ее месте, хотя это было и непросто: где красивая высокая Ника с лицом, будто взятым у дамы червей из старой колоды, которой они с Пашкой резались в подкидного по вечерам, а где она сама. Арабский скакун против ишака. И хотя Даша вообще-то умела понравиться, если захочет, она понимала: такой как Егор ей никогда бы не достался. И слава богу!
Но все-таки.
Допустим, ей несказанно повезло.
И что бы она сделала на месте Ники?
«Зуботычины терпеть не стала бы, это уж точно».
Даша добросовестно представляла, как проходит весь тот путь с фабрикой,
