который прошла Овчинникова.
И что же, из-за одного кретина, за которого угораздило выйти замуж, пустить всю свою жизнь псу под хвост?
Даша долго ломала голову и в конце концов пришла к выводу, что Егора нужно грохнуть. А что такого? Он же решил убить Нику? Значит, все справедливо.
Как только Даша пришла в себя, она обшарила стены, изучила сверху донизу укрепленную дверь, но глазка камеры не нашла. Выходит, за ней никто не следит. Нет видеонаблюдения в этом подвале! Развязаны, считай, руки у Даши Белоусовой.
Когда она убедилась в этом, то сделала две вещи. Во-первых, заново обыскала подвал. Не просто осмотрела, а ощупала, как слепец, каждый сантиметр пола, обнюхала все углы. Хоть бы гвоздик завалящийся или шуруп, что обронил строитель. «Ну же, миленький, – бормотала она, ползая по своей камере. – Ты же доски гвоздиками прибивал, верно? Вот один и уполз от тебя, как червячок от рыбака…»
Но червячки не находились.
Тогда Даша принялась изучать стены. Пусть только хоть одна шляпка торчит наружу, не забитая до конца! Уж она найдет способ ее поддеть. Зубами будет выкусывать из стены!
Какое там. Те, кто утеплял подвал, сделали свою работу на редкость качественно. Даша их за это возненавидела.
Матрас мягкий, с расползающейся, как туман, ватой. Проку от него никакого.
Ведро? Пластик и пластик.
Металлических приборов ей не давали.
Даша не отчаивалась. Инструмент найдется, надо только хорошенечко поискать. Перебрав все, что можно, она вспомнила про джинсы. Язычок на бегунке молнии ее всегда ужасно раздражал: был огромным, в полмизинца длиной, и брякал при ходьбе, как ботало у коровы.
На то, чтобы снять бегунок с молнии, у нее ушло не меньше двух часов. Даша действовала медленно и аккуратно. Самая большая ценность сейчас – не бегунок, а она сама. Нельзя повредить пальцы.
Наконец все удалось. Металлический язычок лежал на ее ладони. Кажется, эта штука называется собачкой.
Даша тихонько засмеялась про себя. С собачками-то у нее всегда складывалось неплохо.
Казалось бы, любой нормальный человек будет пытаться отодрать доски. Но Даша твердо знала: за досками – утеплитель, за утеплителем, скорее всего, бетонная плита, – и что ей это даст? Даже если собьет пальцы в кровь и выломает все-таки хоть одну дощечку, а за ней и пару-тройку соседних. А проку-то?
Нет, заходить нужно с другой стороны.
Даша села на корточки около внешней стены и ощупала кирпичи. Выбрала один в третьем ряду снизу. Угол темный, свет сюда не падает. И работать удобно.
Она перехватила бегунок покрепче и принялась короткими движениями «пилить» цементный раствор, соединяющий кирпичи.
Потихоньку.
Шаг за шагом.
Терпения ей не занимать, а делать в подвале все равно больше нечего. Даша начала было напевать себе под нос, но спохватилась, что может не услышать шагов Калиты. Кто знает, когда ему вздумается навестить ее в следующий раз.
Сначала ничего не получалось. Даша не расстраивалась. Кирпичная кладка – это дело такое: она поддается не сразу. Тем более, когда из инструментов только бегунок от «молнии» на джинсах.
Но постепенно она стала ощущать на пальцах тонкую пыль. Цемент незаметно истирался. Ссыпался на пол, разлетался в воздухе.
Даша пилила и ругала себя. На энергии чистой ненависти можно сделать намного больше, чем на энергии простого желания. Недостаточно сказать: «Хочу выбраться отсюда!» Нужно, чтобы это намерение было подкреплено мысленными подзатыльниками. «Дура ты, Даша! Дура идиотская! Ясень пень, Ника вовсе не звонила, не звала тебя выйти из поселка! И голос был не ее, а всего лишь похожий! И говорить она так никогда не стала бы, обязательно объяснила бы, в чем дело! Она основательная, и непохоже, чтобы часто психовала. Но кто у нас купился на дешевую разводку? Да-а-ашенька купилась! Так хотела заполучить к себе братика, что выдумала лютую шнягу! Ах, Ника привезла Пашеньку! Тьфу, дура!»
На последних словах Даша с такой силой вдавила бегунок в углубление, что оцарапала палец о шершавую поверхность кирпича. Сунула его в рот. Ай-ай! Этими руками еще работать и работать! Нельзя так сильно злиться.
Но злиться хотелось. Сама притащилась к тачке Егора, разве что внутрь не забралась. Идиотка лучистая.
Через два часа у нее болели плечи. Пальцы скрючились, как птичьи когти, и когда наконец бегунок выскользнул из них, Даша не сразу смогла найти его на полу. Перепугалась, что он провалился в щель между досками, хотя никаких щелей не было и в помине, она сама все проверила.
Бегунок оказался под ногами. Лежал, маленький и совершенно несерьезный на вид.
«Посмотрим, что этим несерьезным можно наворотить».
Три дня. Три полных дня ушло на то, чтобы обточить кирпич со всех сторон. К концу этого времени Даша стала ощущать его частью своего тела, по какому-то недоразумению встроенной в стену. Она знала каждый его микроскопический выступ. Чувствовала, что его поверхность на ощупь отличается от соседних кирпичей. Этот был ее собственный, уникальный кирпич. В некотором смысле – Избранный.
– Я помню все твои трещинки, уо-уо! – бормотала она под нос. – Пою твои-мои песенки…
Кирпич понемногу становился отдельным кирпичом, а не частью стены. С заточенной монеткой дело пошло бы куда быстрее, но монеток в карманах не водилось. Большое упущение.
Она отвлекала себя дурацкой болтовней, чтобы дело шло быстрее. Вжик-вжик по серенькой бороздке. Туда-сюда. Спина ноет так, словно она не с бегунком сидит на корточках возле стены, а машет кайлом в забое. Кайло бы сейчас пригодилось…
К концу второго дня дело пошло легче. Даша приободрилась. Похоже, строители все-таки сэкономили на растворе и недоложили цемента. Слава халтурщикам!
Обтачивать становилось все труднее: пальцы проваливались в выемку. Приходилось оборачивать ладонь футболкой, чтобы не ободрать. Теперь Даша боялась, что Калита заметит результат ее работы. Максим имел обыкновение оглядываться, войдя в ее камеру, словно за время его отсутствия здесь мог объявиться кто-то еще, кроме Даши.
Но пока ей везло.
А к вечеру третьего дня, когда она уже расшатывала кирпич, словно молочный зуб в лунке, он треснул прямо в ее руках. Половина вывалилась наружу, половина осталась внутри. От неожиданности Даша грохнулась на пол. Ударилась копчиком и локтем, потому что с таким трудом добытый кирпич держала перед собой на весу, словно драгоценное яйцо.
Сберегла!
Половина кирпича – это подарок небес. Она в два раза удобнее. Так что в определенном смысле половина была больше целого. Некоторое время Даша упоенно осмысливала этот парадокс, а затем пришла в себя. Затолкала кирпич обратно, пыль разметала ладонью и уползла на свой матрас.
И очень вовремя: через
