жителя. Я погладила себя по животу и глубоко вдохнула, чтобы прочувствовать запах новизны. В воздухе ещё витали остатки аромата чистящего средства, но он не мог заглушить запах новой мебели, приятный и свежий. Комната получилась просторной и светлой — большое окно позволяло солнечному свету беспрепятственно проникать внутрь. Я закрыла дверь и пошла готовить ужин. Всю неделю мы питались готовой едой из магазина: рыбными палочками да курицей в панировке, которые надо только разогреть, дополняя их чипсами и кетчупом, а сегодня я решила приготовить мясное рагу — Джейк как раз купил вчера кусок говядины.
К приходу Джейка дом благоухал сочным мясным духом и лавровыми листьями.
— Зрелище потрясающее! Жена босая, беременная и на кухне! — поддел меня он.
— Смотри не привыкни, — съязвила я, хотя на самом деле сделать для него в качестве разнообразия что-то особенное было приятно. Возвращения Роба в Бишоптаун вызвало у меня смешанные чувства, так что было приятно снова почувствовать себя женой. Я вряд ли когда-нибудь буду соответствовать общественным стереотипам, особенно тем, которые дискриминируют женщин, но побыть в определённой роли — это даже как-то придаёт уверенности. Жена. Лучше, чем «мать-неудачница».
— Ты разобралась с детской? — спросил он.
— Ой, Джейк, так красиво получилось! Я уже и забыла, какие там красивые обои.
— Конечно, как же иначе. Они стоили кучу денег! Схожу посмотрю, пока чай заваривается.
Джейк выскочил из кухни, как весёлый щенок, и взлетел вверх по лестнице, а я улыбалась про себя, слушая его тяжёлые шаги. Было приятно видеть, что он снова радуется будущему малышу. Одно время я стала волноваться, что он передумал заводить детей, особенно после того, как его так испугал вид моего беременного живота. Но вот он уже несётся по коридору, стремясь поскорее увидеть готовую детскую. Это очень мило, и это напомнило мне, почему я его люблю.
— Эмма!
От тревоги, звучавшей в его голосе, я уронила деревянную ложку прямиком в жаркое, и брызги подливки обдали мне всю грудь.
— Эмма, иди сюда!
У меня ёкнуло сердце: что там такое? Судя по интонации, Джейк был чем-то всерьёз расстроен или… раздражён и… что-то ещё… Напуган? С колотящимся сердцем я оставила рагу и выбежала из кухни. Что случилось? Кое-как, хватая ртом воздух и всё ещё прихрамывая на повреждённую ногу, я преодолела лестницу и коридор и влетела в детскую.
— Что за фигня тут стряслась?! — спросил Джейк, показывая на кроватку.
— Я… Это… — Слов у меня не нашлось.
— И ты по-прежнему думаешь, что нашей малышке ничего не грозит в доме, в котором живёт этот парень?
— Я… — Я почему-то не могла вымолвить ни слова.
Джейк резко вышел из комнаты, и я в одиночестве взирала на погубленный мобиль. Его разрезали ножницами на мелкие кусочки, которые были разбросаны по всему одеялу, а само новое белоснежное одеяльце было покрыто брызгами красной краски, которая очень напоминала кровь.
30
В тот день, когда произошло наводнение, я поняла, что я не в состоянии управлять своей жизнью. Можно было бы предположить: что бы ни случилось, я смогу примириться с мыслью, что держать под контролем окружающий мир невозможно, ты можешь контролировать только себя, — но на самом деле не думаю, что найдётся хоть кто-то, у кого получилось свыкнуться с таким положением вещей. Может быть, после долгих часов, проведённых в медитации, вы и сможете обрести внутренний покой, а вот я вряд ли когда-нибудь поверю в такую возможность. Глядя на красную краску, которой была сплошь забрызгана новая кроватка для ещё не рождённого ребенка, я снова убедилась, что бессильна что-либо контролировать, а особенно своего сына.
Чтобы уговорить Джейка в понедельник утром пойти на работу, потребовались некоторые усилия. По правде говоря, я просто хотела спровадить его из дома. Он всю ночь ворочался, сердито натягивал на себя одеяло и вздыхал, а между нами висело облако невысказанных слов. Я бы очень не хотела, чтобы он находился рядом с Эйденом в таком настроении — это было бы всё равно что лить воду в сковородку с кипящим маслом.
Вопреки всем увещеваниям Джейка я хотела оставить Эйдена с нами. Обвинения в эгоизме сильно меня задели, но более насущным, опять же, был вопрос контроля. Если Эйден угодит в какую-нибудь психбольницу, он окажется вне зоны моего влияния. Я так и представляла его в комнате с психологами, где он проходит один тест за другим, показывая пальцем на их дурацкие карточки и раз за разом игнорируя вопросы, принимает отупляющие таблетки и, что хуже всего, становится объектом исследования для чьей-нибудь новой книги. Нет, я должна была уберечь Эйдена от всего этого, но одновременно необходимо было уберечь от действий самого Эйдена и малышку.
После завтрака я, потянувшись через кухонный стол, взяла его руки в свои. Эйдену по-прежнему не особенно нравились прикосновения, но он стал относиться к ним с бо́льшим терпением. Он не ёрзал и не вздрагивал, как раньше, позволяя мне больше касаний, чем кому-либо другому. Стоило Джейку или Робу пусть даже легчайшим образом тронуть его за плечо, он тут же отстранялся.
— Эйден, я знаю, ты понимаешь, что через неделю родится твоя сестра. Я не понимаю, что случилось в детской. Ты так напугался из-за того, что я упала? — Я тряхнула головой. — Ладно, неважно. Слушай, я хочу, чтобы ты знал, что твоя сестрёнка будет тебя очень любить. Мы все тебя очень любим. Я, твой папа, Джейк, бабушка и дедушка — мы все одна большая семья. Идём, я тебе кое-что покажу. — Эйден послушно последовал за мной вверх по лестнице, двигаясь со своей обычной скованностью. Я постоянно оглядывалась, надеясь прочитать что-нибудь новое у него на лице, но оно как всегда сохраняло бесстрастное выражение.
Я не раз представляла себе, как он хватает меня за плечо и тянет назад, и не раз ускоряла шаг, желая поскорее добраться до верхнего конца лестницы и оказаться в безопасности коридора. Как я ненавидела себя за эти мысли!
— Помнишь, что вчера было, Эйден? — спросила я, ведя его в детскую. — Я упала, а ты не помог мне подняться. Так с людьми поступать не очень-то хорошо, нужно всегда стараться помочь
