— Ты хоть представляешь себе, какую предлагаешь работу? — предостерег Юрий. — В стране каждый год исчезает почти сто тысяч граждан! Чтобы разобраться только с москвичами, потребуется не меньше недели.
— Все равно мы должны ее сделать, — упрямо буркнул Сивцов. — Вот ты этим и займешься!
— Ничем тебя не убедишь! — воскликнул Курков. — Но неплохо было бы дать и фотографию в передачу "Жди меня". Думаю, они найдут быстрее.
— Как вариант, годится, — нехотя согласился Сивцов. — Но в любом случае, нам нужно связаться с центром Сербского: вполне возможно, что там смогут вернуть память нашему "подкидышу", — он намеренно не употреблял по отношению к задержанному имени Ленин, поскольку было ясно, что к революционному вождю тот уже не имеет никакого отношения. — Однако сначала завезем его в молекулярно-генетическую лабораторию, чтобы окончательно убедиться, этот ли человек находился в подмосковном особняке?
Утром он созвонился с заместителем директора Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени В.П.Сербского Ираклием Гурамовичем Кахетидзе, который курировал специально созданное отделение для больных, потерявших память, и получил от него "добро" на помещение в клинику пациента с явно выраженной амнезией.
Сивцов решил сам отвезти "подкидыша" в центр и по дороге, сидя в машине, еще раз попытался достучаться до его сознания.
— Вам знакома эта улица? — спросил он, когда они ехали по Большой Дмитровке.
— Боюсь, что нет, — отозвался человек, которому более всего подходило определение "ушедший в себя".
— А в Кремле и Мавзолее вы когда-нибудь были? — сделал еще одну попытку следователь.
— Может быть, — неопределенно сказал немногословный собеседник и, наморщив лоб, добавил: — Спасскую башню видел, но не знаю, по телевизору или по-настоящему.
Больше говорить было не о чем. Они заехали в лабораторию, где недавно побывала Мария Ильинична, и у спутника Сивцова взяли те же анализы, что и у нее.
В центре судебной психиатрии их встретил сам Ираклий Гурамович, представительный высокий мужчина с орлиным носом и совершенно седой головой. Он быстро распорядился, чтобы нового пациента определили в палату, и пригласил следователя в свой кабинет.
— Знаете, обычно к нам таких больных доставляет милиция, — мягким обволакивающим голосом начал он. — Скажите, почему этот человек заинтересовал Генеральную прокуратуру?
— А вы слышали что-нибудь о похищении и воскресении Ленина? — задал ответный вопрос Сивцов.
— Конечно! — подтвердил психиатр. — И, кстати, я подумал, что неплохо бы изучить данный феномен.
— Наши желания совпали, — рассмеялся Анатолий и уже серьезным тоном добавил: — У нас есть основания полагать, что именно доставленный к вам человек и есть тот, кто выдавал себя за Владимира Ильича.
Профессор, вероятно, за свою многолетнюю практику привыкший к разным проявлениям мании величия, нисколько не удивился.
— Да, действительно, экстраординарный случай, — буднично заметил он. — Надо полагать, первое, что вам нужно узнать, — не симулирует ли больной потерю памяти?
— Вы попали в точку, — согласился Сивцов. — Понимаете, вполне возможно, что этим человеком просто манипулировали.
Кахетидзе нахмурился и сказал:
— На самом деле, происходит что-то странное. В последнее время участились случаи, для которых мы даже придумали собственный термин, назвав данное явление биографической амнезией.
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее, — попросил Анатолий.
— Что ж, извольте, — выразил готовность Ираклий Гурамович. — В нашей лаборатории уже находились на обследовании и лечении около пятидесяти таких пациентов: в основном мужчины возраста от двадцати до шестидесяти лет. Их находили случайно — на железнодорожных станциях, в скверах, просто на улицах. Общим у таких людей было то, что они ничего о себе не знали: ни имени-фамилии, ни адреса, ни профессии, ни того, как оказались в месте, где их обнаружили. Должен признаться, что психиатрия столкнулась с чем-то новеньким.
— Но ведь понятие "амнезия" существовало и раньше, — вклинившись в небольшую паузу, предположил следователь.
— Безусловно, психиатрия знакома с разными симптомами потери памяти, — подтвердил профессор. — Самая распространенная — фиксационная амнезия, когда человек, которому собеседник назвал свое имя, через несколько минут уже не помнит его. Бывают амнезии, наступающие после черепно-мозговых травм. При этом из памяти просто "выключается" какой-то, обычно небольшой, отрезок времени до, во время или после потери сознания. На память может повлиять сильный стресс, и тогда человек, переживший его, подсознательно избегает мысленного прикосновения к волнующим его событиям. Но доселе мы не сталкивались с тем, чтобы избирательно стиралось все, что связано с биографией, но оставались нетронутыми так называемые функциональные навыки и различные сведения о мире. Многие из пациентов такого типа, например, знают, как водить машину или играть на фортепиано, пользоваться электробритвой и душем, часами, микрофоном, даже компьютером, могут набрать по телефону номера экстренных служб.
— Да, очень похоже на нашего "подкидыша", — заметил Сивцов. — Но мне хотелось бы знать: почему так происходит?
— Еще недавно я бы только развел руками, — сознался Кахетидзе. — Ведь эта область была совершенно неизученной. Но в последнее время мы продвинулись в понимании данного явления. Наши сотрудники пришли к выводу, что на попавших в центр пациентов неизвестные злоумышленники воздействовали препаратами, которые, кстати, можно купить в аптеке. В сочетании чаще всего со спиртным лекарства и оказывали такое стирающее память воздействие.
— Неужели все так просто? — не поверил Анатолий. — Что-то вроде клофелина?
— Не совсем так, — поправил его Ираклий Гурамович. — Тот дает только временную потерю памяти. Но в мире ежегодно синтезируется несколько тысяч новых препаратов, и проверить их воздействие, особенно в присутствии другого вещества практически невозможно. Но кто-то, судя по всему, занимается такими исследованиями целенаправленно.
— А может быть это связано с использованием электронных методов манипуляции подсознанием? — поинтересовался Сивцов.
— Разговоров о компьютерном зомбировании ведется много, — сдержанно рассмеялся профессор. — Но фактов никаких нет. Хотя теоретически — вполне допустимо.
— Ираклий Гурамович, вы, наверное, понимаете, что меня больше всего интересует? Главный вопрос заключается в том, удается ли вам вернуть память потерявшим ее людям, и получится ли что-нибудь с нашим пациентом? — спросил следователь.
— Мы уже добиваемся стойких результатов восстановления личности у таких больных, — обнадежил Кахетидзе. — Применяем соответствующие фармакологические и психотерапевтические методы. Думаю, вам будет неинтересно, да, возможно, и непонятно, что мы конкретно делаем. Но заверяю, в случае с вашим больным мы постараемся сделать все возможное.
— Это очень бы нам помогло, — признался Анатолий. — Только у меня к вам просьба: о том, кто именно у вас находится, за стенами центра не должен знать ни один человек.
— Ну что вы, — сделал вид, что слегка обиделся, профессор. — Мы же занимаемся судебной медициной, и всегда верны принципу тайны следствия. Но я бы, в свою очередь, посоветовал вам еще один путь для установления личности пациента. Покажите его фотографию в передаче "Жди меня" — мы, кстати, с ее сотрудниками давно работаем и убедились, что эффект весьма значительный. Почти всех, кто у нас побывал, опознали родственники.
— Огромное спасибо! — поблагодарил Сивцов. — Наш сотрудник сейчас как раз этим занимается. Но даже если мы и установим личность привезенного к вам человека, вряд ли его близкие смогут сказать, чем он занимался последние три месяца? А именно такую информацию нам больше всего хотелось бы получить. И самое главное: кто был рядом с ним все последнее время?
— Задача очень непростая, — задумчиво произнес психиатр. — Человеческий мозг до сих пор слишком сложен для нашего понимания. Но в любом случае мы попытаемся открыть заблокированные двери его памяти.
Идея, подброшенная Сивцовым, всецело захватила Ганченко. "Я ведь, действительно, могу написать книгу!" — подумал он, хотя ему и было страшновато подумать, какую работу предстоит проделать. К тому же он не знал всех подробностей восхождения Ленина на божественный престол, но ведь их можно домыслить, придумать персонажи, а потом дергать за воображаемые ниточки, как марионеток.
Жалко, что литературного опыта он почти не имел. Когда-то, в далекой молодости Евгений пытался писать стихи и рассказы, но его всегда мучил вопрос: нужно ли это кому-нибудь? Наверняка, все, что он хотел бы рассказать о своей жизни, уже написали предшественники, ведь говорят же: все сюжеты беллетристики обкатаны еще в античные времена.
