только полицейские и зеваки.
Найдя на небольшой парковке свободное место, я ставлю машину, и мы с Беа отправляемся к Джошу. Правда, почти сразу нас останавливают полицейские — футов за тридцать от, как они выразились, «места преступления». От этих слов в горле у меня резко пересыхает, и на ум приходит догадка: в машине Мередит что-то нашли. Возможно, труп или опять следы крови. Беа тут же берет меня за руку, и мы как вкопанные застываем на месте, оставаясь в тревоге ждать Джоша.
Сам мотель выглядит довольно непрезентабельно: ветхое одноэтажное здание с рядом дверей, каждая из которых ведет в номер. На парковке ярко горит неоновый знак «Свободные комнаты!», предлагающий остановиться здесь всего за каких-то пятьдесят долларов в сутки либо за двести в неделю. Скорее всего, большинство постояльцев мотеля бездомные, которые просто-напросто тут живут. Вряд ли Мередит отправилась бы в подобное местечко.
— Ну как, нашли что-нибудь? — спрашивает Беа Джоша, когда тот наконец возвращается.
— В машине… — отвечает он, запыхавшись, — пусто… Ни Мередит, ни Дилайлы, но со стороны водительского места все в грязи, а на пассажирском — кровь. Один из полицейских заходил в мотель, говорил с администратором и узнал, что Мередит заселилась как раз в день исчезновения. Приехала, попросила номер на месяц, заплатила наличными и отказалась при этом от ежедневной уборки. Полиция будет сейчас обыскивать этот номер. — Усталый и одновременно взбудораженный, Джош делает паузу, запуская пальцы в волосы. — Мне сказали сидеть и ждать, но… — Он замолкает, на его лице отражаются сразу два чувства: надежда и отчаяние.
Беа берет и Джоша за руку тоже, и, вот так, держась втроем за руки, мы замираем в ожидании вестей.
Полицейские входят в номер и закрывают за собой дверь. Идет время, их все нет. С каждой минутой мое волнение возрастает, от нервов мне сложно стоять спокойно, но ради Джоша я держусь изо всех сил. Сам же он то и дело спрашивает:
— Как думаете, почему так долго?
К счастью, Беа находит убедительные объяснения, которые хоть немного его успокаивают:
— Если Мередит там, то им наверняка нужно с ней поговорить, задать вопросы…
Мне кажется, что, будь Мередит с Дилайлой и в самом деле там, полицейские дали бы знать сразу — однако этого не случилось. Мы все стоим и ожидающе смотрим из-за оградительной ленты на закрытую дверь.
Несколько полицейских, оставшихся на улице, чтобы приглядывать за нами, переговариваются с остальными по рациям, но о чем именно, никак не разобрать, потому что говорят они приглушенными, низкими голосами. Вдруг двое из них оставляют нас и спешат к номеру. Дверь открывается, впускает их и снова закрывается. Толку от единственного окна комнаты мало — шторы задернуты.
— Что там происходит? — кричит Джош.
Никто не отзывается.
Зевак теперь стало раза в два больше. Проезжающие мимо по шоссе автомобили сбавляют скорость и тоже с любопытством наблюдают за нами.
Наконец из номера выходит первый полицейский, и я судорожно сглатываю. Хотя день сегодня пасмурный, дождя нет — ни капли не упало. Из-за плотных облаков старается пробиться солнце, и поначалу я даже решила, что это добрый знак.
Со шляпой в руках полицейский пересекает парковку и с низко опущенной головой направляется к нам. В трех шагах позади него идет женщина-детектив.
Беа крепко сжимает мою руку. Мы стоим не дыша.
Подойдя, детектив просит Джоша отойти с ней на пару слов. Тот спешно заступает за оградительную ленту и отправляется за ней. Они отходят вдаль, чтобы их не было слышно, но тем не менее остаются в поле нашего зрения. Разговор у них длится недолго.
На глазах у десятка наблюдателей Джош падает на колени посреди парковки и разражается рыданиями. Его горестный плач слышен даже на расстоянии, и это долгое, скорбное «Не-е-е-ет!» мне не забыть никогда. В отчаянии Джош неистово колотит руками по гравию и взывает к небу:
— За что-о-о?!
Одиннадцать лет назад Май
С закрытыми глазами я во весь голос распеваю припев песни. Слов не знаю, придумываю их на ходу, и, по моим ощущениям, ложатся они идеально. В состоянии радостного головокружения, эйфории мы с Беа хохочем, несясь на такой бешеной скорости, что машина словно отрывается от земли и парит.
Центр города остается позади, а вместе с ним и огни, без которых улица утопает в полумраке.
Беа, видимо, успевает что-то заметить, потому что за мгновение до удара она едва слышно вздыхает. Правда, слышу я этот вздох как будто уже после.
Звук раздается очень отчетливо: глухой тяжелый стук, а потом — тишина.
От неожиданности я вся выпрямляюсь. Беа бьет по тормозам, но из-за большой скорости машину проносит вперед еще на пару футов, и она на чем-то подпрыгивает. Беа снова и снова жмет на тормоз, и наконец мы останавливаемся. Ремень безопасности с моей стороны блокируется, приковывая меня к сиденью. Беа сдает назад, и машина подпрыгивает снова.
Я мгновенно замолкаю. Через лобовое стекло во мраке не видно ровным счетом ничего, кроме звезд.
— Черт! Черт! Черт! — без остановки восклицает Беа.
— Что это было? — ничего не соображая, спрашиваю я.
Ночами в поисках еды по городу то и дело рыскают лисы — да и койоты тоже, — причем немало. Соседи всегда просят быть начеку тех, у кого маленькие собачки или кошки, которые спокойно выходят на улицу гулять.
Будто не слыша меня, Беа не перестает твердить: «Черт! черт!» — и отчаянно стучит по рулю.
Наше приподнятое настроение внезапно пропадает — наступает мертвая тишина.
Беа выходит из машины. Ее движения какие-то механически-неестественные. Не захлопывая дверцу, она подходит к переднему бамперу. Я же, до сих пор приклеенная к сиденью ремнем безопасности, недвижно за ней наблюдаю. В ярком сиянии фар Беа похожа на ангела.
Из-за алкоголя в крови происходящее я вижу в замедленном действии. Ощущение пространства потеряно, я словно оторвана от мира; в то же время ощущение реальности покидает не до конца, потому что понемногу я начинаю трезветь.
У Беа и Кейт есть кот, а еще они берут животных на передержку, так что намеренно Беа ни за что не обидела бы ни одно живое создание. Она с ума сходит от вины: сгибается пополам и, зажав рот ладонью, плачет.
Однако длится это недолго — плаксой Беа не назовешь. Она резко выпрямляется, утирает слезы и стремительно возвращается на водительское сиденье. Теперь ее лицо пугающе невозмутимо — у нее явно созрел план.
Сначала Беа захлопывает дверцу, а затем выключает
