В общем, завел себя так Уилл для храбрости, да еще и выпил стаканчик виски на дорожку, и выбрался из дому. Прошел по Бэнк-стрит, повернул направо, потом налево. Тут-тук башмаками по лондонским мостовым, тук-тук. Вот он я, смотрите, завидуйте, весь на виду. Тук-тук, тук-тук…
Вдруг Уиллу показалось, что сзади раздается глухое так-так. Он прислушался. Стоп! Так-так, так-так. Оглянулся – никого. Он опять двинулся вперед. Тук-тук, тук-тук. Стоп, тихо! Так-так. Ладно, еще раз попробую. Тук-тук, тук-тук. Так-так, так-так. Тук-тук, тук-тук. Так-так, так-так.
Уильям внезапно остановился у магазина, разглядывая вывеску. Таинственное так-так тоже затихло. Уильям снова оглянулся. Вон он стоит у церкви, желтые подвязки поправляет. Ладно, на следующем перекрестке быстро направо, тут короткий квартал, и еще раз сразу направо! А-а-а! Желтые подвязки отстали! Графский соглядатай не успел! Теперь не будет знать, куда я поверну.
А Уильям шмыгнул в ближайший знакомый трактир, он был сквозной, быстро прошел сквозь полутемный зал и снова очутился на улице. Теперь нужно только прибавить шагу, еще несколько поворотов, и все: он свободен на сегодняшний вечер. Сегодня обойдусь без ваших инструкций. Поужинаю так, как я хочу. И говорить стану, что хочу и кому захочу. Не будь я Уилл Шакспер! Я – will, моя воля, и все тут!
Уильям дошел до «Раненого вепря». Здесь он решил и остановиться. В углу словно по заказу оказался свободный стол.
– Человек, свечей! Да побольше! Я хочу, чтобы видели мое лицо, я хочу, чтобы все знали, что у меня есть лицо! И сегодня я не желаю его терять. Пусть даже его и разобьют! Что тут у вас на ужин? Фирменное блюдо, жаркое из вепря? Как нет? А… вепрь еще только раненный, не убитый… Так отрежь мне кусок живой кабанины, с кровью. Теплого еще мяса. Ты думаешь, я шучу? Я не пьяный, но очень хочу напиться, так что сначала эля, а жаркое потом. Какую часть кабана? Неси кабанью ногу целиком и приведи мне пару подружек, мне одному всю ногу не съесть. Разве у вас здесь нет девчонок? Так я ж и тебя приглашаю… Ты на работе? Да где они, твои клиенты? Ну как придут, я отпущу. А пока хлебни со мной эля. На работе не пьешь? Так я ж тебе не напиться, а отхлебнуть предлагаю. А ты знаешь, кто я такой? Уильям Шекспир, слышал небось? Ну ничего, скоро услышишь. В театр-то ходишь? Я не актер! Актер – это что, тьфу! Я драматург, еще узнаешь! Ладно, иди за вепрем или как его там… за кабаном. И без девиц не возвращайся! Вот смотри, слышишь, как звенит? А не то в ушах у тебя звенеть будет! Не, я тебя не пугаю – от счастья, от счастья будет звенеть…
Вот мужлан! Деревня! Не понимает благородного обхождения. Не знает, с кем имеет дело! Где девицы-красавицы? Мне женские души нужны, они более тонкие. У… идут какие-то ведьмы. Молодые хоть? Черт их разберет под слоем краски – красоту навели, называется!
А вот и официанты под кабаньей ногой пригибаются! Ладно, выпьем, душечки-подружечки! На брудершафт с кабаном! Тебя как зовут? Энн? Энни, значит, по-простому, по-стратфордски. А я Уилл Шакспер! У меня отец в Стратфорде знаешь кто? Вот, не знаешь, а он там почти что самый главный, он джентльмен почти. Что? Нет, герба пока нет, но я сделаю, будет у нашего рода герб, мы, Шаксперы, герб заслужили. Не без права! Так что, Анна, давай на брудершафт с джентльменом. Нет, сначала брудершафт со мной, я джентльмен, вепря потом поцелуешь, ну чё ты в него впилась? Неделю не ела, что ли? Ладно, чавкай, я тебя и после этого кабана целовать буду!
Эй, люди, еще эля! И флейтистов. Музыки хочу, слышите, какая музыка в моем кошельке звенит? Хочу, чтоб флейты играли! Чтоб всех пробрало, вот как хочу!.. Могу я раз в десять лет чего-то хотеть? Как думаешь, Анна? А тебя как зовут? Елизавета? Вот это да! Тут я умолкаю, моя королева! Тут я только к ноге. Припасть поцелуем… Да не дергайся ты. Только поцелую. Целуем ножки – и ни-ни. Ни слова. Дальнейшее молчание. Эй, все молчат, а я целую ноги Елизавете, моей королеве! Всем встать – на караул, флейты играют марш. Туш. Теперь из пушки стрелять. Я пью на брудершафт с ногой Елизаветы!.. Пли!
Ладно, покуражились с девочками, теперь нужно заесть вепрем. Энн и Элизабет, не всю ногу съели? Какая огромная! А вот она, задняя нога кабана! А то каждое утро овсянка… Лошадью себя чувствую, лошадью закормленной, но не объезженной. Весь мир – стойло, и разве стоило из-за него приезжать в этот город, покидать родное местечко, семейное гнездышко? Там у меня трое, и один, кажется, вот-вот умрет. При смерти мой Гамнет, земляк сообщил, а я его, сына, толком и не видел, не помню, как выглядит. Хорошо еще, что у него сестра-двойняшка. Но чтобы их увидеть, надо уехать из этого Лондона, чтоб его. В родной Стратфорд. Но уехать победителем, а не побежденным. Так что правильно я этого графа прижал. «Вас найдут!» Ха! Пусть теперь ищут и на блюде мне подносят. Не будь я Уилл Шакспер, сын Джона Шакспера!..
Энн и Элизабет не на шутку разошлись, разыгрались, раскраснелись от эля вперемежку с кабаньим мясом. Затем Уильям на плечах у девиц проследовал в отдельную комнату на втором этаже заведения. Там веселье продолжилось уже в кровати. Сколько времени они кувыркались, Уильям не знал. Он то проваливался в сон, то девушки снова его будили.
Когда Уилл в очередной раз открыл глаза, в комнате было подозрительно тихо. Ни Энн, ни Лиз на кровати не было. Уильям приподнялся на локте и увидел, что в дверях стоит человек в черном плаще и шляпе, низко надвинутой на лицо.
– Лежи, Уилл, не утруждайся. Я тебя надолго не задержу. Разговор у нас будет короткий. – Это прозвучало угрожающе, и Уильям весь подобрался и натянул на себя одеяло. – И девушки к тебе вернутся. Выйдут ненадолго, а потом вернутся. – Незнакомец повернулся к девицам: – Вы меня поняли, крошки?
Девушки тем временем оделись, привели себя в порядок и выскользнули из комнаты.
– Шутка с Саутгемптоном тебе удалась на славу! Граф был просто вне себя… от восторга! – Незнакомец достал шпагу из ножен, поиграл ею и убрал обратно. Скрежет металла привел Уильяма в трепет, и он еще сильнее натянул на себя одеяло. – Он сказал, что яблочко от яблони недалеко…
– Вы же не станете меня вот так убивать? – Уильям от страха даже осмелился перебить графа. – Я же ничего не требовал, просто пошутил… ваша светлость…
– А… так вот зачем нужна была эта беготня! Ты вправду хотел спрятаться от графа? И убежать от меня? И куда же, интересно? Глупо.
– Я вас даже не знаю… ваша светлость, – подобострастно пролепетал Уилл. – То есть не знаю вашего имени.
– И хорошо, что не знаешь. Зато ты наверняка знаешь, что друзья познаются в беде. Вижу, что на этот раз с тобой и вправду случилась беда. Можно даже сказать, душевный кризис у тебя. И я как друг помогу этот кризис преодолеть.
– Сколько? – неожиданно для себя произнес еще не вполне протрезвевший Уильям, который по этой причине вполне мог пренебречь светскими формальностями.
– Мы торговаться не будем. – Черный человек выдержал паузу, пристально глядя в глаза Уильяму, лежащему под одеялом. Где-то он уже видел эти глаза, этот пронизывающий насквозь взгляд… Незнакомец словно прочитал мысли Шакспера и отвернулся. – Тысяча фунтов!
Глаза у Шакспера округлились, он мгновенно протрезвел и даже снова привстал на локте, позабыв про спасительное одеяло.
– Ты уже получал деньги как Шекспир, помнишь, год назад, вместе с Бербеджем и Кемпом. Теперь ты будешь исключительно Шекспиром. Этих денег тебе хватит на всю жизнь. Распоряжайся ими с умом, но обязательно купи пай «Глобуса». Теперь тебе будут передавать пьесы, а ты станешь относить их Ричарду Бербеджу. Он знает, что делать дальше. Ты должен вести себя так же, как и раньше. Не настаивать ни на чем, не высовываться как автору, но и не отказываться от имени Шекспир. В общем, быть тише воды ниже травы.
– Хорошо, за такие деньги я согласен на все… А то я уж было…
– Ладно… Что было, то было. Но чтоб больше не было! Вот, подпиши.
– Что это? Опять гарантии? У вас же и так мои векселя…
– Да, десятилетней давности. А потом: ставки повышены, ты же видишь. Это просто вексель на тысячу фунтов. Если ты начнешь бузить, совать свой нос, куда не надо, мы его опротестуем, и тебя посадят в тюрьму. Это в лучшем случае. Ты не забыл про Кита Марло?
У Шакспера внутри все похолодело.
– Ладно, не унывай, пока у тебя оба глаза в порядке. Да и что им сделается? – Черный человек открыл саквояж, достал оттуда четыре даже на вид тяжелых кошелька. – Вот, можешь проверить: два с золотыми, два с серебряными монетами.
Шакспер взял кошельки и тут же дрожащими руками принялся их развязывать. Заглянул внутрь. Золото!
– Не трудись пересчитывать, граф – человек чести, а тебя к тому же ему и нет резонов обсчитывать, – добавил посланник графа, усомнившись, правда, что упоминание дворянской чести станет для Шакспера убедительным аргументом.
Уилл же тем временем извлекал из каждого кошелька по одной монете и пытался проверить их подлинность на зуб. Человек в черном усмехнулся:
