— Это ты, папа?
— Да.
Она сразу поняла, что отец в плохом настроении. Да и сама она находилась в не слишком хорошем расположении духа после телефонной баталии с Лайзой. Она сказала ей правду. Она действительно давно ждала их похода в магазин. Раньше они всегда по субботам ходили в магазин или в кино, пока не появилась Виолетта. Ливия обычно отвозила их в Санта-Марию и потом угощала ленчем возле фонтана, после чего давала каждой по доллару, чтобы они купили себе то, что им хотелось. Кэти до сих пор помнила бутерброды с тунцом и фруктовые коктейли. Она представляла себе, как они вдвоем рука об руку входят во взрослую жизнь, оставаясь лучшими подругами, верными и преданными друг другу, счастливые оттого, что они, как и раньше, неразлучны.
Через полгода Кэти поняла, что что-то не так. Сначала Лайза просто была занята. Кэти поверила этому, потому что когда они наконец отправились вместе погулять, все было как обычно. Они хихикали и ели попкорн, поливали мороженое сиропом «Доктор Пеппер» и обсуждали последние новости из жизни кинозвезд. Но постепенно Лайза стала отдаляться от нее. Она казалась холодной и скрытной, и Кэти не могла понять почему. Все объяснила миссис Креймер: во-первых — Виолетта, во-вторых — Тай. Лайза была занята ими, так что неудивительно, что у нее оставалось так мало времени для подруги. И теперь, когда она все время сидит с ребенком, что было делать Кэти?
Положив подарок на стол, она несколько минут побродила по комнате, трогая вещи Лайзы. Ее щетка для волос пахла точно так же, как и ее, а плюшевый медвежонок, который Кэти ей подарила, все также сидел в подушках, что, с ее точки зрения, было добрым знаком. Она не собиралась совать нос в чужие дела, но когда обнаружила дневник, спрятанный в темном, покрытом паутиной углу за книжной полкой, то села на кровать и перелистала страницы в надежде прочесть что-нибудь о себе. Она подозревала, что Лайза у нее за спиной говорила о ней всякие гадости. Возможно, у нее были причины сердиться на Кэти, но она боялась высказать их ей в лицо. Кэти подумала, что если увидит себя глазами Лайзы, то сможет исправиться, какой бы ни была причина, по которой Лайза от нее отдалилась.
Она продолжала читать, неприятно удивленная тем, что ее имя вообще не упоминалось. Записи о Тае причинили ей острую боль. Она внезапно поняла, что пока ее, Кэти, заботили нормальные подростковые заботы, Лайза становилась женщиной. Подробности о ее отношениях с Таем вызывали у нее странное ощущение жара между ногами. Иногда она испытывала нечто подобное, когда читала «Искренние признания», и знала, что это нехорошо. Она сделала все возможное, чтобы отвлечь Лайзу от глупостей и вернуть в безопасный мир кинозвезд и глянцевых журналов. Казалось, что ей это удалось, так что теперь для нее было двойным потрясением осознать, что Лайзу волновали те же вещи, которыми были полны грязные газетные публикации. Какой позор! Неудивительно, что она не могла быть откровенна с ней, с Кэти. Кэти могла себе представить ее слова: «Мне Слишком Стыдно Рассказывать об Этом Моей Лучшей Подруге!», «Его Любовь Ведет Меня по Неверному Пути, но Я Не Могу Остановиться!», «Если бы Только Мне Было к Кому Обратиться за Помощью в Борьбе Одной Молодой Женщины за То, Чтобы Остаться Чистой».
Инстинктивно Кэти почувствовала, что может быть полезна. В каком бы отчаянии ни была Лайза, она никогда не сможет признаться в своем грехе. И естественно, Кэти не может сказать, что прочла дневник за ее спиной. Неудивительно, что Лайза чувствовала свою отчужденность: ей, наверное, казалось, что Кэти с ее высокими нравственными принципами будет испытывать к ней отвращение. Каким образом она может стремиться к Абсолютной Чистоте, когда уже скомпрометировала себя? Первым шагом был тампакс. Использование тампакса, по словам ее матери, могло разбудить инстинкты самого низкого свойства. Она должна была найти способ дать Лайзе понять, что есть надежда, что она еще не так глубоко погрязла в грехе, чтобы не было пути назад. Она была готова предложить подруге любую помощь, в которой та нуждалась. Вопрос был лишь в том, как сообщить Лайзе, что ей известны все ее тайны.
В ожидании звонка Лайзы она прорепетировала несколько путей перехода к этой теме. Это не вина Лайзы. Ее отец даже не жил в этом штате. Лайза почти его не видела, а когда видела, то, по словам Лайзы, они почти не разговаривали. В результате у нее не было морального руководства, так чего можно было ожидать? В большинстве этих сценариев Лайза рыдала от благодарности, а Кэти ее утешала.
Проходили часы, и Кэти уже стала серьезно волноваться, когда мать наконец прокричала ей снизу: «Кэти, звонит Лайза!»
Кэти почувствовала спазмы в животе. Что, если Лайза провела весь день с Таем? Что, если он целовал ее и она таяла в его объятиях? Кэти собиралась заверить подругу в своем полном доверии к ней, но она забыла о пудре, и благодарность Лайзы за подарок сбила ее с толку. И в следующий момент вся ее боль вырвалась наружу. Она тосковала о знакомой ей Лайзе вместо этой чужой девочки, лежащей в объятиях «плохого мальчика». Казалось, что Лайза даже не испытывает раскаяния. Она сказала, что ей стыдно за то, что она забыла об их встрече, но по ее тону этого нельзя было сказать. И какое же облегчение почувствовала Кэти, когда оказалось, что проблема заключалась в матери Лайзы. Она была больна и заразна. Ничего удивительного. Чего можно ожидать от женщины, которая столько курила и пила? Кэти, как могла, утешала подругу, но у нее не было возможности затронуть вопрос «сама знаешь о чем». Однако к тому времени, как она повесила трубку, все, казалось, прояснилось. Ей, конечно, еще придется искать способ выложить Лайзе всю правду, но по крайней мере теперь все в порядке. Тем не менее она не чувствовала себя счастливой и не знала почему.
Все это и заставило ее есть холодные равиоли из банки — не голод, а чувство растерянности и отчаяния. Мать позвала ее обедать, и она села за стол. Девочка проигнорировала маленькую ссору родителей и уставилась в свою тарелку. Она с нетерпением ждала, когда мама подаст «валлийского кролика» — тосты с расплавленным сыром, надеясь на то, что они окажутся очень вкусными. Мягкий, теплый сыр, расползавшийся по золотисто-коричневым тостам. Она положила на них маргарин, и от предвкушения вкуса маргарина под большим куском расплавленного сыра у нее текли слюнки. Ее боль проходила, и она чувствовала себя почти спокойной, когда отец как бы между прочим сделал замечание насчет Лайзы. Вначале Кэти едва обратила на него внимание. Она была очень голодна. Она не доела равиоли и знала, что если родители увидят, как жадно она набросилась на еду, то отберут ее и сделают ее несчастной. А она и так очень расстроена.
Сначала упоминание о том, что Лайза обедала с Виолеттой, показалось ей абсурдным. С чего он это взял? Она решила, что отец сказал это из злости. Он обычно не ошибался, но тут Кэти заметила его ошибку.
— Очень смешно. Ха-ха! А где все это время была Дейзи? Ты о ней забыл?
— Она сидела там перед большой миской лапши с маслом.
Это решило все. Ее отец никогда не видел Дейзи. Откуда ему было знать, что она любит лапшу, если он не увидел это своими глазами? Кэти пыталась протестовать, но только потому, что не хотела, чтобы он понял, как это ее задело. Мама попыталась вмешаться, но стало только хуже.
Когда отец ушел из дома, Кэти почти бегом вернулась в свою комнату. Она заперла дверь и в слезах бросилась на кровать. Это был самый плохой день в ее жизни! Она никогда еще не чувствовала себя настолько преданной подругой! Лайза все ей соврала. В свой день рождения она предпочла быть с Виолеттой Салливан. Они провели весь день в модном ресторане, поедая креветки. А Кэти хотела всего лишь быть со своей подругой, но та пренебрегла ею.
Она долго проплакала, потом услышала легкий стук в дверь и голос матери, окликавший ее. Она знала, что ее глаза опухли до размера шариков пинг-понга, а из носа так текло, что она испугалась, не начинается ли у нее насморк.
— Уходи!
— Кэти, я тебе кое-что принесла. Впусти меня.
— Оставь меня в покое.
— У меня для тебя маленький сюрприз.
— Какой?
— Открой дверь и увидишь.
Кэти неохотно высморкалась в носовой платок и вытерла глаза краем футболки. Она встала и открыла дверь.
Мать стояла со стаканом молока и тарелкой сдобных булочек.
— Я сделала это для моего клуба, но их много. Они твои любимые, с двойным слоем шоколада и орехами.
— Мне не хочется есть.
— Даже не попробуешь? Ты почти ничего не ела за обедом и, наверное, голодна. Можно мне войти? Только на минутку.
— Входи.
Кэти снова села на кровать. Мать поставила стакан молока и тарелку с булочками на прикроватную тумбочку. Булочки были еще теплые, от них головокружительно пахло шоколадом. Кэти не могла припомнить, когда мама последний раз предлагала ей что-нибудь подобное. Обычно бывало наоборот. Однако теперь у нее было разбито сердце, и мама сидела на ее широкой кровати с озабоченным выражением лица.
