А Ашхен совсем маленькая была. Они в девяностые в Армению летали, чтобы узнать, что тогда случилось. Ну и выяснили, что отец Ованеса директором завода был, а Ашхен по-настоящему Лаурой звали, и она чуть ли не княжеского рода.
– Теперь понятно, откуда у нее и детей такая утонченная красота, – покивала я.
– Кстати, Ашот, когда уже в торге работал и правой рукой тестя был, в одну из своих командировок в Армению заехал в свое родное село. Привезли его деловые партнеры Варданяна, естественно, на дорогих машинах, и к нему со всем уважением. А он сам в дорогом костюме, золотые часы, печатка, обручальное кольцо. Те, кто его помнил, глазам своим не поверили, что он таким уважаемым человеком стал. Пошел он на кладбище, могиле своего отца поклонился, а потом решил на свой родной дом посмотреть, хозяином которого он должен был стать. А там живет его отчим со своей второй женой и кучей детей. И они еле-еле сводят концы с концами. Узнал его отчим и даже набрался наглости о помощи попросить, а Ашот ему ответил: «Сироту обобрать – много ума не надо, а вот чтобы хотя бы сохранить украденное, у тебя ума не хватило. У бога за грехи свои прощения проси, может, он и поможет, а от меня ни прощения, ни помощи не жди!» Но это потом было, а тогда мне Ашот объяснил, что Варданян собирается сделать своим преемником сына-внука. «То есть ты даже собственного ребенка завести не сможешь?» – спросил я, а он мне на это: «От кого? У Любани не получается. Луиза тоже, слава богу, родить не сможет. Я не знаю, что мне делать. Я сказал Варданяну, что у меня есть женщина, а он мне на это ответил: «Спи с кем хочешь, но тихо. Луиза будет считаться твоей женой, чтобы приличия были соблюдены, потому что у ребенка должны быть мать и отец».
– Не представляю себе, как Любаня все это пережила! – покачала головой я.
– Она сказала ему: поступай так, как считаешь нужным, а сама каждую ночь плакала. А потом Ашот сказал: «Слава, пойдем ко мне работать. Мне нужен свой доверенный человек, потому что один я не выдержу». Я ему на это, что он с ума сошел, потому что я же в торговле ничего не понимаю. «Ничего хитрого нет, ты всему научишься, я тебе все объясню». Я только посмеялся, говорю: «Ашот, я на заводе минимум триста в месяц чистыми получаю», а он мне: «А что ты на них купить можешь?» Вот тут я и осекся, потому что деньги есть, а купить действительно нечего. А он еще добавил: «У меня ты будешь иметь больше».
С Иркой я советоваться не стал, потому что дура она, и к тому же Ашот ее на дух не переносил – это кретинка вздумала ему сказать, что он интересный мужчина, а живет с калекой, вот она и хочет его со своей подругой познакомить. После этого он мне сказал: «Для тебя двери нашего дома всегда открыты и стол накрыт, но ее, пожалуйста, больше никогда с собой не бери». С отцом советоваться бесполезно, потому что для него торговля – не мужское дело. Думал я, думал и согласился. Тяжко мне пришлось – я же в школе так себе учился, но Ашот ко мне старика-бухгалтера приставил, и тот меня день за днем натаскивал. Отец со мной, конечно, не разговаривал, мать между нами металась, пытаясь помирить, а Ирка потирала руки, ожидая, когда в них пиастры посыплются. Ну ладно, это вам неинтересно. А у Ашота была не жизнь, а каторга. Луиза ему сразу сказала, что ненавидит его, а он ей вежливо объяснил, что она ему тоже не нужна. Вот и жили они каждый в своей комнате, как в коммуналке. Да он там только ночевал, и то не всегда – у Любани спасался. А потом оказалось, что у Варданяна не может быть детей. И вот тогда я нашел тебя, Галя, и ты родила Ашоту сына. Родного! Собственного!
– Кто же с ним занимался? Ясно же, что не Луиза, – спросила я.
– Конечно, нет – она к нему и близко не подходила. Ашхен сказала, как отрезала: это не мой внук. Это она с годами уже не то чтобы подобрела, а смирилась – других-то не будет. Пришлось Варданяну согласиться на то, что Сережей Любаня занималась. Он в том же блоке, где квартира Ашота, однушку у хозяев выкупил за такие деньги, что они двухкомнатную себе купили. И Любаня поселилась там. Оформили ее кладовщицей, и стала она Сережке не няней, а матерью. Ну и по дому слегка прибиралась и готовила. А Луиза ее еще и шпыняла, что она все не так делает. Когда Сережа болел или у него зубки резались, Любаня его вообще к себе забирала, потому что Луиза детский крик не переносила и, чтобы его заглушить, садилась на пианино играть, хоть днем, хоть ночью. Да еще и Рузанна скучать не давала – часами с Луизой по телефону разговаривала и настраивала ее против семьи, а та потом срывалась на всех подряд.
– В общем, в доме была не жизнь, а кошмар, – вздохнул Сергей. – И только когда Луизу увозили в санаторий или в больницу, а со временем это происходило все чаще и чаще, в доме становилось тихо. А потом наступил тот радостный день, когда Рузанна навсегда исчезла из нашей жизни. Ваня, расскажи, ты лучше помнишь.
– Ну мне тогда восемь было, – начал Иван, – Мы с Сережкой уже в первом классе учились и уроки делали, когда вдруг незнакомая девушка заявилась, сказала, что она Рузанна и пришла к Луизе. Удивились мы, потому что к ней никто никогда не приходил. А та ее голос услышала, вышла, обрадовалась и к себе увела. Я подошел к двери, послушал, а они по-армянски говорят. А через некоторое время раздался звонок в дверь – это Варданян по дороге домой на обед решил к нам заехать. Поздоровался с мамой Любой, Сережку по голове погладил, мне кивнул и пошел к Луизе в комнату. И вдруг мы слышим его бешеный голос: «Я же запретил тебе с этой тварью общаться! Как ты посмела меня ослушаться? А ты, дрянь, как посмела сюда явиться?» А она ему в ответ: «Это квартира Луизы. Она меня пригласила в гости. Имеет право». Вот тут Варданян
