— Двадцать пять. А почему вы спрашиваете?
— Потому что, глядя на вас, можно подумать, что вы сюда с уроков сбежали. Да вы ешьте, не смущайтесь. Я помню, какие здесь в первое время после открытия очереди стояли, причем из солидных, взрослых людей. Только пирожки, Малыш, что у твоей мамы, что у бабы Вари, все равно вкуснее. Кстати, а как тебя зовут, а то все «Малыш», да «Малыш»?
— Сережа,— по-детски ответил он.
— А тебя? — я посмотрела на Карлсона.
— Да ну, Елена Васильевна,— потупился он.— Зовите Карлсоном. Я привык.
— А все-таки? — и я кивком показала на его лицо.— У тебя кетчуп на подбородке.
— Ну, Вячеслав я,—сказал он, собираясь стереть его рукой.
— Салфетку возьми,— поправила его я.— Значит, Сережа и Слава. Ну, что? Наелись? Отвели душу? А теперь инструктаж,— они сразу же стали серьезными и деловитыми.— Завтра мне нужно будет, предварительно созвонившись, встретиться с одним человеком. Я не думаю, что мне может что-то угрожать, но... Ушки держать на макушке. Ясно?
— Елена Васильевна,— решительно сказал Карлсон.— Вы тогда пистолет мне отдайте. На всякий случай,— пояснил он.
— Нет. Мы не дома, Слава. Там-то мы отбодались бы, если б тебя с чужим стволом взяли, а здесь не Баратов.
— А вы завтра долго заняты будете? — осторожно поинтересовался Сергей и посмотрел на Славу.
— Как пойдет,— я пожала плечами и, присмотревшись к ним, засмеялась.— Только не говорите мне, что вы хотите в зоопарк сходить.
Они дружно смутились и я поняла, что догадалась правильно.
— Хорошо,— все еще смеясь, сказала я.— Если я рано освобожусь, то отпущу вас в зоопарк, но с условием: много мороженого не есть, в фонтане не купаться, в клетки к зверям не лезть и, вообще, вести себя, как взрослые люди. Обещаете?
— Да, ладно вам, Елена Васильевна. Что мы, маленькие что ли? — обиделись они.
— Большие, большие,— успокоила я их и поднялась.— Поехали в гостиницу, выспаться надо. Мне завтра ясная голова нужна.
Набрав на следующее утро данный мне Панфиловым номер, я попросила соединить меня с Аркадием Анатольевичем.
— Как вас представить? — вежливо поинтересовалась секретарша.
— Моя фамилия ему ничего не скажет. Просто доложите, что я приехала из Баратова и привезла привет от нашего общего знакомого.
И почти тут же в трубке зазвучал хорошо поставленный, вальяжный голос.
— Доброе утро, голубушка. У меня в Баратове осталось очень много хороших знакомых и даже, можно сказать, друзей. Кто же из них мне привет передает?
— Дражайший Владимир Иванович. Помните такого?
— Конечно,— в тоне Коновалова ничего не изменилось.— Как же можно забыть такого прекрасного человека ка? Я с огромным удовольствием встречусь с вами прямо сейчас. Мне так не терпится узнать, как он поживает. Вы уже завтракали?
— Нет, и, если вы хотите составить мне компанию, то я предлагаю «Русское бистро», что рядом с гостиницей «Россия». Я буду на втором этаже, в темно-зеленом костюме. Не думаю, что там сейчас много народа и мы сможем потеряться. Через полчаса вас устроит?
— Уже бегу, голубушка! Уже бегу!
Да, силен мужик, поняла я, вешая трубку — такой удар словил и даже не дрогнул. Ничего, обломаем. И я отправилась к ребятам.
— Ну? Как последствия вчерашнего пиршества? Не икалась вам заморская закусь? — спросила я, входя в их номер.— Сегодня для разнообразия будем завтракать в русском стиле здесь неподалеку, так что машину брать не надо.
В «Бистро», как я и думала, почти никого не было.
— Ну, набирайте,— сказала я ребятам, кивая на стойку, и получила истинное удовольствие, наблюдая, как они перечисляют весь список имевшихся на тот момент в продаже пирожков и салатов.— Ой, лопнете вы, как есть лопнете! — сказала я им, когда мы поднялись на второй этаж.
Я села отдельно, подальше от них — не стоит вводить людей в искушение, а то вдруг им захочется подслушать, о чем я с Коноваловым говорить буду. А вот и он, легок на помине. Я сразу же узнала его по фотографии и описанию Владимира Ивановича: «Такой приторно-благообразный, что просто в морду дать хочется». Коновалов увидел меня, радостно улыбаясь, подошел, вручил большой и явно очень дорогой букет и заворковал:
— Здравствуйте, голубушка. Как вас звать-величать?
— Елена Васильевна. И очень вас прошу, не называйте меня «голубушкой», не люблю я этого.
— Как скажете, как скажете! — тут же согласился он и с большим интересом спросил: — Ну, как там Владимир Иванович?
— Неплохо, очень неплохо. Если хотите, я могу дать вам его номер телефона и вы сами сможете все у него узнать. Но вы человек, как я поняла, очень занятый и мне не хотелось бы злоупотреблять вашим временем, да и вопрос у меня совсем короткий и простой: кто поручил вам скупать акции баратовского судоремонтного завода и зачем они ему понадобились.
— О чем вы говорите? Какие акции? — Коновалов так искренне изумился, что, не будь я совершенно твердо уверена в его причастности к этому делу, могла бы и усомниться.
— Давайте не будем Ваньку валять, Аркадий Анатольевич. Тот давний ваш разговор Панфилов записал на пленку. Лопата освободился и о вашей роли в печальном течении его жизненного пути пока,— я подчеркнула,— не догадывается, но, послушав указанную пленку, может и прозреть. Вы неглупый человек, чего ж мне объяснять вам, что будет, если он вдруг правду узнает.
Пока я все это говорила Коновалов смотрел на меня, пощипывая волосы на большой черной родинке над верхней губой, и откровенно развлекался..
— Это шантаж, Елена Васильевна!
— Да! — охотно и радостно согласилась я.— Самый неприкрытый и откровенный!
— Вы позволите вопрос? — спросил он и я кивнула.— Кто вы? Почему вы занимаетесь этим делом? У вас существует какой-то свой интерес к этому заводу?
— Я частный детектив и это дело для меня точно такое же, как и любое другое, так что своего интереса к заводу у меня нет. Вы что-то еще хотите спросить?
— Да. В какую сумму вы оцените ваш отказ от этого дела?
— Аркадий Анатольевич, такого в моей практике еще не было и ваш случай первым не станет, могу вас твердо в этом заверить. Поэтому не будем толочь воду в ступе. Так кто же ваш клиент?
— А где гарантии, что, даже если я буду откровенным, вы не выполните ваши угрозы?
— Мое слово. Я думаю, вы уже поняли, что ему можно верить.
— Елена Васильевна, вы уж извините меня за прямоту, но... — он рассмеялся.— До чего же обманчива бывает внешность! Вы ведь производите впечатление гораздо более умной женщины. Неужели вы сами не понимаете, что говорите вещи совершенно несерьезные.
— А это вещь серьезная? — я приоткрыла заранее положенный рядом ежедневник так, чтобы он увидел фотографию.
Его лицо окаменело, он задумался, пожевал губами, что-то для себя решая и просчитывая, и в конце концов сказал:
— Примите мои поздравления, это сильный ход. Я даже не спрашиваю, что вы с ней будете делать. И так ясно, что эту карту вы разыграете по полной программе.
— Только в том случае, если вы меня к этому вынудите — я не сторонница крайних мер. Вас наняли, чтобы выполнить одну работу, меня — чтобы другую. Карты легли так, что у меня более крупный козырь, и пересдачи не будет.
— Ну, что ж, я рад, что в вас не обманулся. Значит, я еще не разучился разбираться в людях. Вы достойный соперник. Умно построили разговор...
— Все ясно — вербовка в темпе presto,— усмехнулась я.
— Ну зачем вы так? — поморщился он.— Я же понимаю, что это будет пустой тратой сил. Но меня гораздо больше интересует другое: почему Панфилов, вообще, дал вам эту фотографию?
— По-моему, здесь и гадать нечего. Из чувства личной симпатии, конечно,— сказала я, решив, что уж если по моей вине над Семьей нависла угроза, то я должна постараться отвести ее, как можно дальше, или, в крайнем случае, перевести на себя.
— Абсолютно исключено,— уверенно заявил Коновалов.— У Владимира Ивановича традиционная сексуальная ориентация.
— Но это только подтверждает мои слова.
