Все эти годы я делил свое время между обучением в школе и подготовкой к будущей гангстерской жизни. Я старался разделять эти два мира, не зная, удастся ли мне совладать с ними, если они все же соприкоснутся. Я посещал частную школу, хорошо учился, особенно любил уроки истории, французского и английского языков и водил дружбу с крайне ограниченным кругом соучеников. Руководство школы знало, что я проживаю у Анджело и Пудджа, а они, по отдельности или вдвоем, захаживали на заседания школьного совета. Я никогда не жалел о том, что у меня нет настоящих родителей. Даже не представляю, чтобы кто-нибудь мог окружить меня такой же любовью, как эти двое мужчин, предоставивших мне не просто кров, но полноценный дом. Анджело передал мне свою любовь к чтению, и я не представлял себе существования без книг. Благодаря Пудджу, который прочитывал ежедневные газеты и еженедельные общественно-политические журналы, я пошел в чтении периодики дальше разделов криминальной хроники и спортивных новостей. Преподаватели в школе основывали обучение на классической литературе. Я, подчиняясь своим детским инстинктам, зачитывался Александром Дюма, Джеком Лондоном и Рафаэлем Сабатини. Анджело и Пуддж способствовали моему образованию, рассказывая еще более захватывающие истории. От них я узнал о том, как была создана «Убийство, инкорпорейтед» и об убийстве в отеле «Полумесяц»[27]. Знал я и о том, каким образом бандиты подчиняют своей воле борцов, боксеров и других спортсменов, даже целые весовые категории, и узнают, насколько пополнятся их кошельки, задолго до того, как будут объявлены дата и место состязания. Я читал о великих бейсболистах прошлого, и мне рассказывали, кто из них и каким образом был связан с организованной преступностью. Я знал все об Уилли Саттоне и всех банках, которые он грабил, о Кроули Два Ствола и его авантюре с захватом заложников в Верхнем Вест-Сайде и последовавшей полицейской осаде — по мотивам этой истории сняли фильм «Ангелы с грязными лицами» с Джеймсом Кэгни в главной роли.
Ни один подросток не мог бы даже мечтать о лучшем образовании.
У меня было все. Билеты на лучшие места на любые бродвейские премьеры, концерты и спортивные соревнования я получал через час после того, как успевал заикнуться об этих событиях. Когда большинство подростков носило истрепанные джинсы и окрашенные вручную рубашки и отращивало длинные волосы, я щеголял в импортных итальянских куртках, рубашках-поло и еженедельно брил голову наголо. Я рос в отрыве от своего поколения и воспринимал все, что происходило вокруг, как зритель, а не участник. Когда подростки, лица которых я видел в вечерних новостях, ходили на митинги, посвященные борьбе за мир, или участвовали в демонстрациях за права женщин, я с Анджело и Пудджем посещал бега и возвращался со свежим загаром и карманами, набитыми выигранными на тотализаторе деньгами. Когда молодые люди жгли свои призывные повестки, а женщины срывали лифчики и кидали их в кучи посреди улиц, я ездил в компании Нико собирать просроченные долги с тех, кто готов был где угодно добывать деньги для удовлетворения тех ли иных дорогостоящих привычек.
О тех годах я всегда вспоминал с теплотой и нежностью. Это был период самых больших политических и социальных потрясений, какие знала Америка, но для меня он оказался самым счастливым. Я нашел свой мир, благодаря тому, что вел жизнь начинающего гангстера. Мне было легко рассматривать себя именно в этом качестве, но, по правде говоря, тогда я на добрый десяток лет отставал от возможности вступить в реальную жизнь. Мне было дозволено заглядывать в темный мир, я мог наслаждаться теми привилегиями, которые проистекали из моего положения, и все это получало двойную привлекательность и очарование. Но я ни разу не оказывался в ситуации, когда мне пришлось бы совершать настоящие гангстерские поступки, брать на себя решение судьбы живого человека — доходить до того трагического мгновения, когда выпущенная тобой пуля дробит его кости. Я был избавлен от этого — до того момента в будущем, когда мне стало ясно, что обратного пути нет и выбора тоже нет. Позднее мне было суждено иногда думать о своей жизни в понятиях тех лет. Тогда и только тогда — не раньше и не позже — мне довелось испытывать страх.
Десятилетний мирный период в жизни Анджело и Пудджа резко оборвался. Новые банды, собиравшиеся по этническому признаку, окрепли и решились бросить вызов старым порядкам и их носителям. Благодаря огромным доходам от наркобизнеса они были хорошо вооружены и не стеснены в деньгах. Насчитывавшая две с половиной сотни человек черная банда с Бруклинской долины, возглавляемая двадцатитрехлетним Малышом Рики Карсоном, в недавнем прошлом звездой американского студенческого футбола, получала от уличной торговли «коксом» около ста тысяч долларов чистой прибыли в неделю. Они назвали себя ККК — «Kool Knight Killers»[28] — по аналогии с ку-клукс-кланом. В конце весны они заключили союз с Паблито Мунестро, триста колумбийцев которого действовали в манхэттенском районе Вашингтон-хайтс; обе группы рассчитывали таким образом расширить свои сферы влияния и набить бумажники. На улицах Бронкса орудовали испаноговорящие группировки, а банда ренегатов-итальянцев, именовавшихся «Красными баронами», вознамерилась превратить Куинс в свою частную лавочку по сбыту наркотиков.
Анджело и Пуддж улавливали зреющее недовольство и в рядах своей собственной команды. Соблазн больших денег, которые можно сделать на наркотиках, был слишком силен, чтобы его можно было игнорировать, особенно для молодежи, которой предстояло еще несколько лет ждать, когда же их доля в доходах банды заметно увеличится. Анджело и Пуддж, естественно, понимали, что нельзя и дальше уклоняться от торговли наркотиками. Весной 1947 года они предложили сходке наиболее влиятельных гангстеров, гордо назвавшей себя Национальной комиссией криминалитета, карать смертью любого, кто попадется на сбыте наркотиков. Естественно, их инициативу никто не поддержал.
«Никто и не мог на это пойти, — рассказывал мне Пуддж. — Мы знали это и до того, как начали тот разговор. Гангстер способен наплевать на очень многое и может убить по самой дурацкой причине. Но он никогда не откажется от денег и никогда не убьет того, кто может принести ему эти деньги. Каждый, кто сидел тогда за тем столом, знал, что рано или поздно присоединится к наркобизнесу. И тогда или очень сильно разбогатеет, или получит пятьдесят лет тюрьмы без права помилования. С их точки зрения, этот шанс вполне стоил того, чтобы рискнуть».
К началу лета 1970 года шестидесятичетырехлетний Анджело и шестидесятисемилетний Пуддж начали совместные приготовления к своей шестой и последней гангстерской войне. Даже тогда мы все еще жили без телефонов, так как они оба полагали, что телефон — злейший враг гангстера. «Допустим, я попрошу показать мне гангстера, который любит болтать по телефону, — не раз говорил Анджело, — и ставлю десять против одного, что его придется искать в тюремной камере».
Частично связь осуществлялась из уличных телефонов-автоматов, расположенных в радиусе десяти кварталов от бара. Анджело и Пуддж никогда не звонили по телефонам сами, а если поручали сделать это Нико или мне, то содержание разговора было понятно только человеку, которому был адресован звонок. Но основная часть каждого плана неторопливо создавалась в нескольких смежных комнатах, расположенных над баром. Там эти двое подолгу сидели ночами и обговаривали будущие маневры, целью которых обязательно являлась чья-то смерть.
За все время, проведенное рядом с ними, я никогда не видел их более сосредоточенными, их тела постоянно пребывали в тонусе, и даже в их молчании, казалось, крылась опасность. «К войне надо готовиться точно так же, как боксер готовится к чемпионату, — сказал мне Пуддж однажды ночью, когда мы с ним вывели Иду на одну из наших обычных долгих прогулок. — И тело, и мысли должны быть в наилучшем состоянии. С тех пор, как нам с Анджело в последний раз пришлось выйти на улицы, чтобы сражаться за то, что, по нашему мнению, принадлежит нам, прошло очень много времени. И сейчас нам предстоит выступить против противников, которых мы знаем не слишком хорошо и которых нам почти не приходилось видеть в деле. Именно поэтому планирование и подготовка должны быть совершенно безошибочными. Мы не имеем права оставить какие бы то ни было бреши. На ринге ошибка означает, что ты будешь нокаутирован. В нашей игре она неизбежно приводит к гибели».
Анджело сидел за кухонным столом спиной к открытому окну, перед ним стояла большая тарелка остывающей пасты с горохом и стакан молока, которое он, по своему обыкновению, подливал себе из большой бутылки. Пуддж сидел напротив, он с хрустом откусывал небольшие кусочки хлебной палочки, а свою тарелку, на которой рядом с горой картофеля красовалась аппетитная телячья отбивная, небрежно сдвинул на самый край стола. Место, предназначенное для бокалов, столовых приборов и прочих обеденных принадлежностей, на сей раз занимала внушительная стопка бумаг, на которых было записано множество имен и связанных с ними фактов и цифр. Я сидел рядом с Нико за тем же столом, мы оба с удовольствием поедали отличные бифштексы с соусом-пиццайолой.
