— Я ничего не понимаю в музыке, - сказал Воронов. - Ни в «Мурке», ни в этом вашем «Тюремном роке». Область моих интересов, моих знаний находится в другой плоскости.
Он взял папку, снова взвесил ее на руке.
— Вот ваше дело, Мигунов. Это моя область. Я читаю его, и здесь мне все понятно.
Мигунов вскинул глаза.
— Вы не хотели убивать Блинова, - продолжал Воронов. — Это мне понятно. Вы не уголовник по своей природе. Не урка. Вы здесь чужой человек, Мигунов. Не такой, как все эти...
Он неопределенно мотнул головой, имея в виду, очевидно, арестантов в соседних камерах.
— Поэтому вам и не нравится «Мурка» и все остальное... Вот что я вижу и что понимаю.
— Да, - сказал Мигунов и облизнул губы. - Я здесь чужой, Виталий Дмитриевич. Чужой. Это вы точно сказали... Я - жертва времени. Сейчас мне бы никто не дал пожизненного...
* * *
г. Заозерск. Парк — конспиративная квартира
Случайная встреча. Шел из СИЗО в Управление, встретил по дороге свою знакомую. В пустынном днем парке имени 50-летия Октября, на боковой липовой аллее, у третьей от входа скамейке. Совершенно случайно. Могут ведь у него быть знакомые женщины? Могут. Стройные, красивые, не по-заозерски ухоженные знакомые женщины. Ни тени ханжества. Никаких провинциальных ужимок, попыток выглядеть лучше, чем ты есть. Органичная, смелая, очень привлекательная. В сексуальном смысле тоже. Во всех смыслах. Ее прямота порой обескураживает и... подкупает, да.
— Ну, как он там? — она бросилась наперерез, схватила за руку. — Условиями доволен?
— Доволен. Говорит, как в санатории, — Воронов оглянулся и осторожно освободил руку.
— Вы опасаетесь... компрометации? — она тоже осмотрелась по сторонам. - А я вам так благодарна! Я хочу...
Она говорила медленно, но не из-за нерешительности. Подбирала слова. Как бы там ни было, а русский язык для нее не родной. И Воронов почему-то знал, о чем пойдет речь. Это не будет размазыванием соплей, скорей деловое приглашение к здоровому дружескому сексу в гостиничном номере.
— Я снимаю квартиру неподалеку, — вдруг произнесла она. — Приглашаю на чашечку кофе...
Воронов непривычным для себя жестом отер края губ. Насчет гостиничного номера он Не угадал.
Он смотрел на свои тяжелые, неуклюжие туфли, выныривающие по очереди из-под полы плаща («Как Труляля и Траляля», - подумал он). И на ее стройные изящные ноги, облитые туго натянутой лайкрой, в полусапожках из тонкой кожи, легко ступающие по усыпанной гравием аллее. Пауза затягивалась.
Это походило на сцену из фильма о любви. Мужчина из тоталитарной страны, девушка из далекого свободного края... Тихий разговор на липовой аллее. Крики грачей. Чувства, обреченные с самого начала... Что там дальше — поцелуй под щемящую скрипичную мелодию? Или откровенная постельная сцена?
— Хорошо, — хрипло сказал он наконец. — У меня сегодня больше нет дел...
Через десять минут они уже были в небогато обставленной двухкомнатной квартире со старой мебелью. Маргарита разулась и бегала по потертому ламинату босиком, на цыпочках, чтобы не пачкать всю подошву. У нее были изящные ступни и красивые ровные пальчики.
— У меня только виски, — она поставила на непокрытый скатертью стол квадратную бутылку, два широких стакана и коробку шоколадных конфет. Обычно, такой джентльменский набор используют для соблазнения девушек.
— За вас! За хорошего, доброго человека! — она сама налила виски, первая подняла свой стакан.
«Хороший человек — всегда плохой следователь», — обычно говорил Воронов, но сейчас промолчал.
Они чокнулись.
— Я читаю газеты, смотрю телевизор и вижу, что очень опасные преступники получают мягкие наказания, — сказала Маргарита. — Помню, наш разведчик получил у вас двадцать лет, но тут же был помилован... Почему же Мигунов осужден пожизненно?
Следователь пожат плечами.
— Судебная практика изменилась. И атмосфера в обществе стала мягче.
— Но при чем здесь Мигунов? Почему он должен отвечать за всех?
— Не знаю.
— Это очевидная ошибка. Давайте выпьем за справедливость. Чтобы таких ошибок не было...
— Давайте.
Они чокнулись и снова выпили. Лицо Маргариты раскраснелось. Она протянула руку и погладила лежащую на столе короткопалую кисть Воронова. Он ощутил разряд тока. У нее была маленькая ладонь, тонкие пальцы, небольшие овальные, коротко подстриженные ногти.
— У вас настоящая мужская рука, — промурлыкала она. - Рука мастерового, может быть, кузнеца...
Следователь убрал ладонь со стола. На ней не было мозолей — только заусенцы.
— А старые ошибки надо исправлять... Вы согласны?
— Конечно! — кивнул Виталий. Сейчас он бы согласился на что угодно.
— И в отношении Мигунова тоже, — мягкие мурлыкающие нотки в голосе сменились позвякиванием натянутых стальных струн.
— Что?
— Его надо помиловать.
— Как помиловать? Это не моя компетенция... Да шпионов и не милуют...
— А Поуп? Он провел в тюрьме ровно неделю из двадцати лет!
— Это не моя компетенция, - повторил Воронов, расслабленно улыбаясь. Он с удовольствием рассматривал облегающую кофточку Маргариты и короткую юбку, высоко открывающую ноги. Она перехватила его взгляды, обещающе прищурилась и налила снова.
— За торжество справедливости! - произнесла она со значением. И вздохнула: - Уф, здесь довольно жарко...
И расстегнула верхнюю пуговку строгой, под горло, кофточки. А когда они выпили и закусили конфетами, добавила:
— В вашей компетенции исправить ошибки прошлых лет и помиловать Мигунова.
— Как? - он еще продолжал улыбаться.
— Отпустить его. Я расскажу, как это можно сделать, — спокойно произнесла Маргарита и расстегнула еще одну пуговицу.
— Что?! — улыбку стерло, будто холодной губкой провели по лицу. — Что?! Побег?! Вы предлагаете устроить шпиону побег?!
Опять эта дурацкая ревность. Вот странно: он ведь даже не возмутился, услышав, что ему предлагают соучастие в преступлении — статья 313 через 35-ю: побег из мест лишения свободы, совершенный группой лиц по предварительному сговору.. Нет, он снова приревновал Маргариту к Мигунову Как она ему предана...
— Не шпиону, - сказала Маргарита убежденно. - Это побег не столько для него, сколько для вас.
Он вскинул брови и криво улыбнулся.
— Вы ошибаетесь. Мне не нужно никуда бежать.
— Это вам кажется. На самом деле вы в тюрьме, Виталий. Только не знаете об этом. Не задумывались. Я вижу и знаю все- — вашу работу, ваш быт, вашу семейную обстановку, проблемы вашей дочери в школе... Главное, я знаю, насколько вы нужнее там, на свободе. В другой стране.
— Вы хотите, чтобы Мигунов сбежал за границу? — дошло наконец до него.
— Разумеется. И вы приедете туда, но чуть позднее, чтобы не привлекать внимания. Скажем, через Турцию, куда выедете по туристской путевке. Или Испанию. Или...
— Значит... — Воронов распустил галстук. — Он в самом деле шпион?
Маргарита улыбнулась, будто он сказал глупость из разряда: «А разве детей приносит не аист?»
— Но вы ведь не шпион, Виталий? Верно?
— А я никуда и не бегу, между прочим.
— Только из-за вашей инертности. Но не из-за отсутствия причин.
— Вы не ответили на мой вопрос. Мигунов - шпион?
— Он осужден как шпион. Не более того. Это политическая игра, конъюнктурная манипуляция. Такое может произойти с каждым.
— Но если он не шпион, зачем его переправлять за границу? Зачем он там нужен?
На лице Маргариты Коул промелькнуло выражение досады.
— Возможно, это тоже чья-то игра, — сказала она. — Но уже на других условиях. Более выгодных для него.
— А какова ваша роль во всем этом? Вы тоже... не настоящий журналист? Как это называется в романах - «иод прикрытием»?
Она прикрыла глаза.
— Пока что я не могу говорить об этом, Виталий. Когда-нибудь расскажу. Я очень хочу, чтобы наше знакомство не прерывалось. Вы мне интересны. Я не хочу вас терять. Это одна из причин, почему я обратилась за помощью именно к вам...
Маргарита внимательно посмотрела на Воронова, будто поняла, о чем он думает.
— Только не рассматривайте мое предложение с точки зрения романтики, Виталий. Это будет неправильно. Руководствуйтесь здравым смыслом.
— Я уж сам как-нибудь решу, чем мне руководствоваться... — сухо проговорил Воронов.
— Я понимаю. Просто хочу озвучить некоторые важные вещи. Вам предлагается натурализоваться в США. Гарантируется гражданство и полная неприкосновенность личности. Хорошее жилье. Медицинская страховка. Солидный счет. Потом вы можете писать книги. Даже не писать — надиктовывать секретарю свою жизнь. У нас бестселлеры приносят авторам миллионы долларов. А воспоминания русского следователя обязательно станут бестселлерами! У меня, кстати, есть хорошие связи в солидном издательстве...
