– Где мои дети? Где Ник? – спрашиваю я. Получается грубо.
– Зои и Джейк в порядке, Салли, – успокаивает женщина. – Они у мамы Ника, а сам Ник ушел в магазин. Вернется с минуты на минуту. Вы можете с нами поговорить? Или сперва принести стакан воды?
Внезапная волна паники подбрасывает меня на постели.
– Кто невиновен? – выдавливаю я.
– Не волнуйтесь, Салли…
– Вы говорили о нем. «Он не с семьей, не дома и не на работе, не у тещи…» Кто это?
Полицейские переглядываются. Потом женщина отвечает:
– Марк Бретерик.
– Он убил его! Или убьет! Он у него, я точно знаю…
Саймон выбегает, прежде чем я успеваю что-то объяснить. Слышу, как он несется по лестнице вниз, ругаясь сквозь зубы.
Сержант Как-там-ее смотрит на меня, на дверь, снова на меня. Она явно хочет последовать за коллегой.
– Зачем Джонатану Хэю убивать Марка Бретерика? – спрашивает она.
– Джонатан Хэй? Кто это?
Она оборачивается и в полный голос кричит:
– Саймон!
Чарли ухватилась за сиденье, когда Саймон обогнал «фокус» и «лендровер», протиснувшись в узкую щель между ними и бордюром, что вызвало хор возмущенных гудков.
– Не понимаю, – сказала Чарли. – Хэй в тюрьме, так допроси его.
– А если он не сознается и вообще будет все отрицать? Я потрачу кучу времени, которого у нас нет, если мы хотим найти Марка Бретерика живым. Хэй запер Салли Торнинг в комнате и оставил ее там умирать. А если он то же самое проделал с Бретериком?
– Почему вы с Салли Торнинг так уверены, что Хэй попытается навредить Бретерику?
– Я ей верю. Она пробыла с ним дольше. Она лучше знает, как он думает.
– Но… это он убил их всех, так? И Джеральдин, и Люси, и Энкарну, и Эми?
– Да. Всех.
– Зачем? Тормози!!!
– Я не знаю.
– Что?
– Ты слышала.
– Если ты не знаешь, зачем он убивал, то откуда такая уверенность, что это сделал именно он?
– В его гардеробе нашли костюм Бретерика, а в ванной – окровавленную рубашку и пару брюк. Одежда, в которой он перерезал вены Джеральдин. И он признался.
Саймон явно играл с ней. А Чарли не желала присоединяться к его игре. Она вздрогнула, когда красному «мерседесу» пришлось резко вильнуть, чтобы избежать столкновения.
– Признался во всех четырех убийствах. Просто не объяснил, зачем это сделал.
– Но как ты узнал? До того, как Селлерс нашел костюм, до того, как появились доказательства?
– Сэм натолкнул меня на эту мысль. В Корн-Милл-хаус, когда мы нашли Энкарну и Эми Оливар. Слова, которые он произнес тогда, засели у меня в мозгу. «Семейное убийство, модель вторая». Забавное выражение, правда? Я бы сказал «убийство номер два», но никак не «модель вторая». Не знаю почему, но это выражение все крутилось и крутилось у меня в голове.
Саймон сбросил скорость до пятидесяти пяти миль в час. Разговор явно успокоил его.
– Да, у меня такое тоже случается. Помню, как в детстве крутился в голове стишок «Жил на свете человек, скрюченные ножки».
– «И гулял он целый век по скрюченной дорожке».
– Никак избавиться от него не могла. Чуть не спятила.
– И еще я не мог выбросить из головы дневник Джеральдин. С самого начала был уверен – что-то с ним не так. Я знал, что Джеральдин его не писала.
– Его написал Хэй?
– Нет, тоже не складывается. Что-то подсказывало мне, что дневник написал не убийца Джеральдин. Слишком он был… настоящий, не выдуманный. Не похож на подделку. Так все подробно, так убедительно. В нем угадывалось что-то очень личное, реальное. Я чувствовал чье-то присутствие за этим текстом. Слишком много невысказанного оставалось. Мог ли убийца создать такую иллюзию? К тому же мы узнали, что файл с дневником создали задолго до смерти Джеральдин и Люси.
– Ну и чей это дневник? – спросила Чарли.
– Энкарны Оливар. – Саймон нахмурился, увидев впереди хвост пробки. Центр Спиллинга днем в субботу – вечно одно и то же.
– Хэй сохранил, убив ее. А убив Джеральдин, набрал дневник Энкарны в ее ноутбуке… Но ты сказал, что файл на ноутбуке Джеральдин создали до ее смерти.
– Да.
– Не понимаю. – Чарли полезла в сумку за сигаретами и зажигалкой. – А предсмертную записку написала Джеральдин?
– Ага. – Саймон нетерпеливо постукивал по рулю.
– Все равно не понимаю. Какая связь всего этого со словами Сэма «Семейное убийство, модель вторая»? Саймон! – Чарли щелкнула пальцами у него перед лицом.
– Помнишь Уильяма Маркса? «Человек по имени Уильям Маркс, возможно, собирается разрушить мою жизнь»? Но мы не смогли найти ни одного Уильяма Маркса в жизни Джеральдин Бретерик…
– Потому что это не дневник Джеральдин, – нетерпеливо перебила Чарли. – Уильяма Маркса знала Энкарна Оливар.
– Нет. Не существует никакого Уильяма Маркса.
– Что?
– Найти и заменить. «Маркс» – это не только имя, но и слово.
– Поможет, если я начну умолять? – Чарли закурила. Вроде пробка рассасывается.
– Вообрази, что у тебя есть дневник Энкарны Оливар на компьютере Джеральдин Бретерик. Ты хочешь, чтобы все поверили, будто это дневник Джеральдин. В нем полно жалоб и недовольства – как раз того, что поможет поверить в версию самоубийства Джеральдин. Но жалоб на Марка и Люси там ведь нет, правильно?
– Конечно. Энкарна жаловалась бы… на Джонатана и Эми. Господи! – Чарли наконец поняла.
– Имена надо было изменить. Легче легкого. Любой идиот сделает это нажатием пары кнопок.
– То есть имя Джонатан заменилось на Марка, Эми – на Люси.
Саймон кивнул и пробурчал сквозь сжатые зубы, едва не втыкаясь в ползущую впереди «ауди»:
– Давай уже…
– Но… Кто такой Уильям Маркс?
– Энкарна Оливар звала мужа Джоном. И всеобщая замена слова в тексте сработала не так, как хотел Хэй. Он дал команду заменить Джона на Марка, но забыл, что в тексте встречается еще и Джонс. Вот так из «Джонс» получилось «Маркс». Для компьютера «с» – пустой звук, значок, который ничего не значит.
– То есть Уильям Маркс на самом деле… Уильям Джонс?
– Именно, – ответил Саймон. – Муж Мишель Джонс, которая раньше была Мишель Гринвуд, няни Эми Оливар. Когда Мишель сообщила Энкарне о своем парне, та запаниковала, что няня выскочит замуж, – и, как оказалось, не ошиблась. Она испугалась, что у Мишель появится своя семья, своя жизнь. Вот что она имела в виду, написав, что человек по имени Уильям Джонс – с которым она даже не встречалась, но о котором слышала от Мишель – собирается разрушить ее жизнь.
– Саймон, ты восьмое чудо света! – Чарли глубоко вдохнула. Это была лучшая сигарета в ее жизни, и спору нет. – Но погоди-ка… То есть ты понял, что некто воспользовался опцией «найти и заменить», но как ты от сквозной замены дошел до утверждения, что «некто» и есть Джонатан Хэй? Как ты узнал, что имя Марк в тексте появилось вместо имени Джон, а не, скажем, Пол или Фред?
– Сперва-то я лопухнулся, – смущенно пробормотал Саймон. – Когда Селлерс сказал, что отца Эми Оливар звали Анхель. И я решил, что Уильям Маркс – это Уильям Анхелес. Хорошо еще не поперся со своим озарением к Снеговику. Наверное, в подкоре я понимал, что ошибаюсь. Так и оказалось. Хэй отправил нас по ложному следу, притворившись человеком, который купил дом Оливаров, Гарри Мартино. Он попросту придумал отца Эми, мифического кардиохирурга Анхеля Оливара из больницы Калвер-Вэлли.
– Той самой, где работает муж Салли Торнинг, – добавила Чарли.
– Именно. И Хэй об этом знал. Наверняка это и подтолкнуло его к идее. Что за херня! – Саймон швырнул машину влево и понесся по тротуару.
– Саймон, нет! Ты…
– Хэй был одержим Джеральдин Бретерик. Он выдал себя за ее мужа, когда встретил Салли Торнинг в Сэддон-Холл, потому что смертельно тому завидовал. Если ты возжелал его жену и дочь…
– «Возжелал»? Ты что, опять штудировал Библию?
– Но в итоге он убил Джеральдин – может, потому, что она не захотела быть с ним. А дальше – Салли Торнинг, точная копия объекта страсти, женщина, с которой он уже встречался год назад. Он похищает ее – но теперь он не станет рисковать, вдруг опять нарвется на отказ. Фиксация смещается с Джеральдин на Салли. И еще ему нужна личность, за которой можно спрятаться. Селлерс и Гиббс стучат в его дверь, и Хэй тут же натягивает на себя маску – теперь он Гарри Мартино, коллега Ника Торнинга.
– Но… если Гарри Мартино не существует, почему имя показалось тебе знакомым? – удивилась Чарли.
– А вот тут уже возникла путаница в моей голове. Имя Гарри засело в мозгу после разговора с Пэм Сениор, она упомянула фильм «Когда Гарри встретил Салли». А Гарри Мартино – это Хэй изобрел в знак к одному из своих кумиров, социологу Харриет Мартино. Ее имя я видел на книжных корешках в квартире Хэя на каждом шагу. Ее книги, книги о ней… Вот почему имя показалось мне знакомым.
Пробка наконец осталась позади. Саймон вырулил на дорогу, но уже через несколько минут ударил по тормозам: впереди опускался шлагбаум железнодорожного переезда.
