Магда направилась на кухню, но вдруг остановилась.
— Как зовут того друга, что составил тебе сегодня компанию?
— Костас.
— И только?
— Костас… — не помню фамилию.
— Не верю, что ты забыл.
— Я не уверен, что, если назову его имя, он останется в живых.
Она побледнела.
— Что?
— Твоего мужа уже нет в живых. Хаазе уже нет в живых. Апергиса тоже нет. Почему, Магда? Почему?
Она с трудом овладела собой.
— Ты не знаешь, что говоришь. Ты пьян. Спи.
Сколько времени я спал? Может быть, несколько мгновений, а может, несколько часов. Я открыл глаза и увидел Магду… Она стояла передо мной. Лицо выражало отчаяние и страх. Я притворно улыбнулся.
— Неужели заснул?
Она не приняла игры. Лицо оставалось серьезным и удрученным.
— Что они тебе сказали?
— Ты о чем?
— Ради Господа, не играй со мной! Что они сказали?
— Магда, я люблю тебя, ты знаешь. Люблю, и хочу помочь. Что все это значит, Магда?
Она не ответила.
— Ты должна сказать! Ведь знаешь, что ты в опасности. Смерть слишком приблизилась к тебе, Магда!
Губы ее дрожали. Казалось, вот-вот расскажет все. Неожиданно поведение изменилось, и она заговорила другим голосом, сухим и враждебным:
— Не пойму, о чем ты. Наверное, сошел с ума.
— Магда, ты знаешь, что это не так. Ведь ты…
— Уходи!
Можно было ей поверить, если бы несколько минут назад я не видел ее взгляда, полного беспокойства и любви.
— Не желаю тебя больше видеть!
Я ничего не ответил.
— Ты должен уйти, я желаю, чтобы ты ушел! — закричала она и умоляюще добавила — Уезжай из Греции! Уезжай как можно быстрее!
Остатки хмеля исчезли, сознание протрезвело.
— Ты действительно хочешь, чтобы я уехал?
— Да.
Ответ был искренним. Но прогоняла меня не потому, что я ее обидел — она боялась за меня!
— Боишься за меня? — спросил я.
— Ты мне противен. Даже твое присутствие в Афинах мне неприятно.
— Все твои предыдущие обманы ты излагала более удачно…
— Ты с ума сошел!
— Ты боишься, что и я попаду в список покойников. Боишься, чтобы и меня не постигла участь Апергиса!
— Ты сумасшедший! Что мне сделать, чтобы ты понял это? Позвать соседей?
— Нет необходимости. Я ухожу.
Такси, которое меня сюда доставило, на улице не было. Странно. Водителю надоело ждать? Так как дом Констасов расположен довольно далеко от стоянки такси и от бульвара, пришлось идти пешком.
Я шел, ничего не замечая, не слыша никаких шагов и все же чувствовал, что вокруг витает опасность.
Так и есть. Меня преследует ночной путник. Нас разделяло двадцать-тридцать метров. Пытаюсь успокоиться. В конце концов, не одна Магда живет в этом районе. И вовсе не обязательно только мне находиться на улице в этот поздний час…
Пошел быстрее, и тот ускорил шаг. Никакого сомнения: человек меня преследовал. Констас, Хаазе, немец, Апергис… Неужели пришла моя очередь в этой непонятной игре смерди?!
Шаги стали слышны отчетливее. Человек приближался. Я резко остановился. И в этот момент за спиной раздался скрежет тормозов, и мой преследователь вдруг оказался ярко освещенным.
Я увидел стройного человека в полосатом костюме с жесткими чертами лица.
— Вы что, не можете отойти в сторонку? — послышался возмущенный голос шофера.
Это было такси.
— Свободен? — спросил я.
Гнев несколько остыл, и водитель открыл дверцу.
— Еще немного и попали бы под машину. Куда едем?
— В Афины.
Человек в полосатом костюме стремительно удалялся от дороги.
— Кажется, вы не совсем поняли, через какую опасность прошли! — воскликнул водитель, обиженный моим равнодушием.
— О, понял значительно больше, чем вы предполагаете!
Я съежился в углу автомобиля. Вспомнилось жесткое лицо и крепкая фигура в полосатом костюме.
Почему люди «Черного Ангела» преследуют меня именно сегодня? Может быть, следили за моими встречами с комиссаром и решили, что пора их прекратить, или слышали мои разговоры с Магдой?
Голос водителя отвлек меня от раздумий.
— Куда едем?
Только тогда я увидел, что мы уже находимся в центре Афин. Назвал адрес гостиницы.
Я был чертовски утомлен, беспокойство расшатывало нервы. Но больше всего угнетало поведение Магды.
Я подошел к окну и вдохнул прохладный ночной воздух. Внизу простиралась Площадь Конституции, безмятежная и пустынная. Газетные киоски сверху казались игрушками, позабытыми убежавшими детьми. И вдруг я вздрогнул. Возле киоска стоял он, человек, преследовавший меня в Психико.
Он стоял без движения, лицо было обращено к входу гостиницы и будто не замечало моего появления у окна. Через четверть часа он ушел.
Физическая усталость наконец одолела. Я закрыл глаза и тут услышал легкие шаги в коридоре. Сон как рукой сняло. Через секунду я уже различал дыхание человека у двери, заметил даже движения дверной ручки. Но слава Богу, дверь заперта. Ручка двигается снова.
— Вы дома? — раздался знакомый голос.
— Кто там?
— Это я, Алекс. Можно войти?
Алекс Аргирис, а время около четырех часов утра!
— Ты один?
— Да, один…
— Что случилось?
— Поговорить нужно.
Впервые его лицо было серьезным и озабоченным.
— Что-то серьезное?
— Не знаю…
Он уселся.
— Спал?
— Да.
— Зачем же ты пришел?
— Вы сегодня были у Магды?
— Был. А что?
— Она звонила чуть раньше. Разговаривала как сумасшедшая. Если бы я ее не знал, подумал бы, что она пьяна.
— Зачем она звонила?
— Хотела узнать…
— Что?
— Вернулись ли вы в гостиницу.
— Что же тут страшного?
— Вопрос не столь важный, может быть даже абсурдный. Но, если бы вы слышали ее голос….
— И что ты ответил?
— Ведь я не знал, вернулись ли вы. Пообещал перезвонить. Затем узнал у дежурного, что вы у себя. Сообщил ей. И…
Он остановился.
— И?
— Ничего не понимаю. Мне показалось, что она плакала.
Магда боялась, что мне не удастся вернуться невредимым в гостиницу. Еще одно доказательство моих предположений…
— Но во имя Господа, что произошло между вами?
— Ничего. Просто-напросто у нас был неприятный разговор.
— О чем?
— О наследстве.
— Вы говорите правду?
— Да.
Конечно, он не поверил, но противоречить не хватило смелости. Он поднялся.
— Простите, что разбудил, но я был так встревожен…
В эти минуты Алекс был достоин сожаления. К тому же после всего, что со мной приключилось, я нуждался в чьем-либо присутствии.
— Ничего страшного, мне не хочется слать. Если не возражаешь, выкурим по сигарете?
Он с радостью уселся.
— Ты сильно любишь кузину?..
— Да. Это единственный человек, который относился ко мне с любовью.
— А родители?
Он пожал плечами.
— Ах! Мои родители! Не раз я себя спрашивал, помнят ли они, что у них есть сын. Отца я не видел уже не помню с каких пор, а у мамы слишком много дел, чтобы она вспоминала о том, что когда-то родила меня.
Юноша рассказывал довольно долго. Он «раскрыл свою душу», а в душе этой собралось много горечи, одиночества и опасений.
— Представляешь, несколько дней назад я полагал, что ты ведешь со мной грязную игру, — сказал я.
— То есть?
— Какой-то олух постоянно звонит мне по телефону, и я думал, что это ты…
— Как же вы могли?..
— Голос похож на твой…
— Неужели еще сомневаетесь?
— Уже нет.
Не помню, на каком этапе беседы я спросил:
— Знал ли ты некого Хаазе?
— Германа Хаазе?
Вопрос я задал без особых надежд. Алекс во времена Оккупации был еще ребенком и, конечно, не мог его помнить. Но его ответ ошеломил.
— Как же? Три-четыре года назад был осчастливлен его компанией.
Хаазе приехал в Грецию после Оккупации впервые только в прошлом году. По крайней мере, так говорил Бекас. Неужели он и раньше приезжал?
— В Греции? — спросил я.
— Нет, в Швейцарии, где я находился с мамой. К тому же он был ее другом. Она нас и познакомила.
Итак, госпожа Аргирис, персона, о которой я до сих пор не задумывался, оказалась старой знакомой покойного Хаазе!
— Что это был за человек?
— Омерзительный. Типичный немец, полный политеса, музыки, Древней Греции и тому подобными фасонами. Но те две дамы, которых я сопровождал, находили его интересным.
— Те две дамы?
— Да, мама и Ирма. Ирма Кондалексис. Вы ее видели. Она жила в этой гостинице.
Ирма Кондалексис? Я встретил ее вместе с Алексом Аргирисом в первый день пребывания в Афинах.
Когда юноша ушел, уже светало…
