class="p1">– Да-да, – ее собеседник вздохнул. – В общем, я поднял в архиве историю болезни Насти. Они хранятся двадцать пять лет, а прошло только двадцать, так что, можно сказать, повезло. Так вот, там разночтения, понимаешь? Она действительно поступила с острым панкреатитом, но это было на сутки позже, чем они всем сказали.
Настя? Господи, это еще кто? Лика хотела задать этот вопрос, но не успела. Женский крик разрезал ночную тишину, и в нем было столько страха и боли, что слова застыли у Лики на устах.
– Помогите!!!!!
Крик доносился с пляжа. Лика заметила, как Ермолаев изменился в лице.
– Вдруг это Аня? – пробормотал он, одним прыжком слетел с крыльца, практически не касаясь ступенек.
Он мчался к воротам, не обращая больше на Лику никакого внимания. Немного подумав, она побежала за ним, не тратя времени на то, чтобы вернуться в дом и разбудить Антона. Потом, все потом.
Сначала трава, а потом песок неприятно холодили пальцы. Как и двадцать лет назад, она босая. Фонарика у нее не было, поэтому ночная августовская тьма, пусть и не такая густая, как на юге, скрывала пространство, в котором лишь угадывались очертания деревьев, элементов детской площадки, скамеек.
Помимо темноты на пляж еще наползал туман. Видно становилось совсем плохо, и Луше отчаянно хотелось вернуться туда, домой, где было тепло, уютно и безопасно, где можно было включить свет, разгоняя живущих в темноте демонов, и где спал совсем не похожий на демона мальчик из ее детства. Антон Таланов.
Яркий свет фонарика, зажженного кем-то другим, находящимся чуть впереди и сбоку, под деревьями, разрезал белесую от тумана темноту, и Лика увидела лежащую на спине женскую фигуру. Ощущение дежавю усиливалось, отчего начинала противно кружиться голова. Правда, платье на лежащей женщине было не белое, как у Регины Батуриной, а какое-то темное. В похожем сегодня принимала их во время обеда Светлана, надев поверх фартук, как носила бабушка.
Лика оцепенела, но заставила себя сделать еще несколько шагов, с трудом передвигая вязнущие в холодном песке ноги. Над телом на коленях стоял человек, одетый в дождевик с капюшоном, надежно скрывающим его лицо. Ермолаев? Или у того был какой-то другой дождевик?
Она не осознавала, что хорошо видна в луче света, вырезающего из тьмы ее фигуру. Человек в дождевике медленно повернулся, и теперь ей было хорошо видно его лицо. Да. Тогда, двадцать лет назад, он тоже повернулся к ней, и она его увидела и узнала, просто проклятая амнезия, возникшая в результате шока, надежно запечатала увиденное в памяти.
Фонарик в чужой руке дрогнул, луч света описал полукруг, из-за чего лежащее на песке тело пропало из виду. Луша пыталась закричать, но не успела, потому что закричал кто-то другой. Голос был знакомый, но сильно искаженный, она не могла с ходу определить, кто именно кричал.
– Прочь! – требовал голос. – Прочь отсюда. Беги! Луша, беги!
Она повернулась и побежала вдоль моря, удаляясь от дома все дальше и дальше. Слева плескались на берег равнодушные воды Финского залива, справа вставали сосны, загораживая выход на тротуар, за спиной оставалось страшное, требующее, чтобы она бежала, уносила ноги, спасалась.
Голос за спиной кричал что-то еще, но его уносил ветер, поэтому слов она разобрать не могла. Потом крик прекратился, точнее, превратился в хрип. Стало еще страшнее. Лика остановилась. Господи, да это же все уже было, было! Она не может убежать второй раз. Тогда ее спас дед. Спас своим криком и умер, потому что сердце его не выдержало ужаса от того, что он стал свидетелем убийства, и страха за внучку.
Сейчас ее спасал другой человек, гнал своим криком прочь, но она не могла оставить его один на один со злом. Если он тоже умрет, как дед, она никогда себя не простит. Она должна вернуться и сделать все, чтобы монстр, убивший несколько человек, был наказан. Она повернулась и пошла обратно, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, снова перейдя на бег.
Когда она вернулась на место преступления, то увидела, как две фигуры в дождевиках, хрипя и рыча, катаются по песку. В руке одного она увидела нож, которым он пытался наносить удары. Второй отбивался голыми руками, стараясь пригвоздить противника к земле и обездвижить. В темноте ей было не очень понятно, кто берет верх, и от этого становилось очень страшно.
Женщина, еще недавно лежавшая на песке, теперь стояла на коленях и тоже хрипела, держась руками за горло. Значит, ее пытались не зарезать, а задушить. Жива, это главное. Лика подбежала к женщине, оказавшейся Светланой, наклонилась, обняла за плечи.
– Помощь нужна?
Та покачала головой.
– Беги, девочка, – хрипло сказа она в перерыве между жуткими полувздохами-полувсхлипами. – Беги за подмогой. Буди всех. Николая, Антона, в полицию звони. Всех буди, всех.
Нет, она ни за что не уйдет, оставив соседей в беде. Вспомнив про телефон, Лика вытащила его из заднего кармана и набрала номер Антона. Он взял трубку после второго гудка. Надо отдать ему должное, понял он все сразу.
– Сейчас буду, – коротко кинул он, и Лика слышала в трубке шаги его босых ног по полу и шорох, свидетельствующий о том, что он натягивает одежду. – Луша, береги себя, никуда не лезь. Поняла?
Она отключилась, потому что не собиралась давать невыполнимых обещаний. Покрутив головой в поисках чего-то подходящего, Лика с удовлетворением обнаружила неподалеку суковатую ветку дерева, видимо сбитую летней грозой. Ух какие в ее детстве в Сестрорецке бушевали грозы! Интересно, сейчас тоже так? Надо будет спросить у Антона или у Светланы, или…
Впрочем, думать сейчас о красотах природы совсем не время. Засунув телефон в карман, она добежала до ветки, примерилась, подняла ее двумя руками, подбежала к по-прежнему сражающимся на земле мужчинам, размахнулась и ударила одного из них по голове. Издав короткий вскрик, он обмяк в руках соперника. Тот, перевернувшись, быстро сел всем весом на ноги поверженного врага, вырвал у него нож, отбросил далеко в сторону, скрутил руки за спиной.
– Вытащи у меня из штанов ремень, – распорядился Ермолаев. – Быстро, ну! Пока он не очухался, лучше его связать. Здоровый же бугай оказался. Света, помоги.
Светлана, уже поднявшаяся на ноги, но все еще зажимающая руками горло, подобралась поближе. Вдвоем с Ликой они расстегнули дождевик, неловкими пальцами вытащили из шлевок ремень, протянули Ермолаеву. Доктор быстро и вполне профессионально связал руки лежавшему человеку. Тот, похоже, приходил в себя, потому что начал стонать.
– Проверь на нем ремень. Еще ноги связать нужно. – Ермолаев дышал сквозь зубы с легким присвистом, словно ему было больно, но он старательно превозмогал
