— Подписи одинаковые, — объявил он через некоторое время.
Неожиданно Шейла рассмеялась.
— Я рада! — сказала она сквозь смех. — Я рада, что это была она. Я рада, что она умерла. Теперь я свободна. Папа свободен. Мы в безопасности. Убийств больше не будет. Убийцы больше нет…
Уткнувшись в плечо Пакстона, девушка тихо заплакала.
Инспектор аккуратно спрятал в карман завещание, письмо и оба конверта.
— Для отчета, — сказал он. — Вот и все, Эллери. Дело об убийстве Поттсов закончено. — Инспектор вздохнул. — Скверное было дело с начала и до конца. И я рад, что наконец-то избавился от него.
— Если только избавился, — раздраженно бросил Эллери.
Инспектор насторожился.
— Если? Ты сказал «если»?
— Да, отец.
— Что ты мелешь?
Эллери неспеша закурил.
— Одна вещь беспокоит меня, отец, — он нахмурился. — Я не думал, что из-за этой штуки будет столько хлопот.
— О чем ты говоришь? — не понял инспектор.
— Об отсутствующем пистолете.
ТРУДНАЯ ЗАДАЧА
Для Поттсов все было ясно, но в городе ходили разноречивые толки. Была ли записка Корнелии Поттс признанием преступника? Не придумано ли оно? И вообще, мертва ли старуха? Газеты увеличили свои тиражи, начав печатать серию рассказов под названием «Правда и вымысел об известных убийствах».
Одна из газет поместила карикатуру: Корнелия Поттс с пистолетом, из ствола которого вьется дымок, у ее ног лежат два убитых сына. Комментарии были разные. Одни приводили пословицу в качестве подписи под карикатурой, другие — цитату из Библии, третьи — цитату из Шелли.
Эллери Квин, глядя на карикатуру, бормотал:
— Жила-была старуха в башмаке,
У нее было так много детей,
Что она не знала, что с ними делать.
Она начала убивать их одного за другим.
Только смерть остановила ее.
Какие-то типы бродили по Риверсайд-Драйв и кидали через забор особняка Поттсов газеты с признанием Корнелии Поттс. Брошенный кем-то камень разбил окно в комнате Тэрлоу Поттса.
Обычно после успешного завершения дела у инспектора появлялся волчий аппетит. Теперь же аппетит у него отсутствовал, хотя официально дело было прекращено.
Эллери вернулся к своему детективному роману, который не успел дописать, так как втянулся в дело Поттсов. Но тень этого дела не давала ему покоя. Он часто возвращался к нему, строя различные умозаключения.
Шли дни за днями. Дом на Риверсайд-Драйв постепенно перестал привлекать к себе внимание.
* * *
Однажды утром три недели спустя после описанных событий инспектор, по обыкновению поворчав на сына за завтраком, неожиданно сказал:
— Да, кстати, Эллери, вчера я получил телеграмму от «Датч Ист Индис».
— Датч Ист Индис? — Эллери поднял голову.
— Да. Из Батавии. Префект или комиссар полиции, не знаю, как их там называют, ответил на мой запрос относительно майора Гоча.
— О! — Эллери отложил ложку.
— В телеграмме сказано, что майор Гоч не зарегистрирован у них.
— Не зарегистрирован? Ты хочешь сказать, что у них нет на него материалов?
— Не только. Там никогда не слышали об этом человеке, — инспектор задумчиво покрутил свои усы. — Это, конечно, не слишком много. Все, что я мог им сообщить — это имя и приметы. А был ли он там под этим именем?
Эллери нахмурился.
Инспектор, поколебавшись, продолжал:
— Дело Поттсов закрыто, но все же я хочу спросить у тебя…
— О чем, отец?
— Когда мы разговаривали о мотивах убийства, ты упомянул майора Гоча. Не то, чтобы теперь это оказалось важным… Но все-таки, что ты тогда имел в виду?
Эллери пожал плечами.
— Вспомни тот день, когда мы пришли к миссис Поттс, намереваясь попросить ее воспользоваться своим авторитетом и предотвратить убийство, и нашли ее мертвой в постели.
— Да?
— Помнишь, поднимаясь по лестнице, я сказал доктору Иннису, что у меня есть только один вопрос к миссис Поттс?
— Помню.
— Так вот, я хотел спросить, видела ли она своего первого мужа после его исчезновения, — сказал Эллери.
Инспектор растерялся.
— Своего первого мужа? Бахуса Поттса?
— Именно его.
— Но он же умер!
— Его только признали умершим, отец. Умереть для закона и умереть фактически — это разные вещи. Мне пришла в голову мысль, что Бахус Поттс может быть жив.
— Гм, — произнес инспектор. — Мне это и в голову не приходило. Но ты не ответил на мой вопрос. Что ты имел в виду, когда говорил о мотиве убийства, который мог быть у майора Гоча?
— Но я ответил на твой вопрос, отец.
— Ты… ты имеешь в виду, что… Бахус… Поттс — майор Гоч…
Инспектор начал смеяться. Он смеялся так долго, что из его глаз потекли слезы.
— Ну и фантазер же ты! — сказал он сквозь слезы.
— Смейся, смейся, — пожал плечами Эллери. — Только я не понимаю, почему это не может оказаться правдой. Почему Гоч не может быть Поттсом?
— Тогда я могу быть Ричардом Вторым.
— Очаровательно, — пробормотал Эллери. — Корнелия Поттс объявила своего мужа умершим через семь лет после его исчезновения. Вскоре она вышла замуж за Стефена Брента, у которого был друг — майор Гоч. Многолетние странствия наложили отпечаток на лицо майора, но все же миссис Поттс догадалась, что майор Гоч — не кто иной, как Бахус Поттс. Не обвинять же ее в двоемужестве? Необыкновенная ситуация.
— Ты бредишь.
— И майор Гоч свил себе неплохое гнездо. Церковь не прощает подобных вещей и общество — тоже. Корнелия Поттс оказалась в ловушке… Эта версия поначалу и мне показалась дикой. Чарли Пакстон, рассказывая мне о жизни старухи, не очень внятно объяснил, почему она терпела в доме майора. Моя версия это объясняет. Иначе к чему ей было терпеть присутствие Гоча? Она — официальная жена Брента, у них дети… ее репутация… ее дело…
— Я как идиот слушаю твою красивую сказку, — раздраженно сказал инспектор. — Зачем же ему в таком случае убивать близнецов?
— Два мужа, неразлучные друзья, целыми днями играют в шашки… О, у Гоча был мотив. Убиты два сына Стефена Брента. Кто следующий? Шейла ответила на этот вопрос: Стефен Брент и его дочь должны умереть.
— Итак?
— Итак, предположим, что Бахус Поттс вернулся домой под именем майора Гоча. Возможно, он возненавидел своего преемника…
— А-а-а, — протянул инспектор.
— Может, он возненавидел детей, которые родились у Стефена и Корнелии. Может он примириться, что миллионы достанутся Роберту, Маку и Шейле? Может он обдумать план уничтожения соперников? Сначала Роберт и Мак, потом Шейла и, наконец, сам Брент. Не забудь, отец, что если Гоч — это Поттс, то он не совсем в своем уме. Трое Поттсов — доказательство этому.
Инспектор покачал головой.
— Но признание старухи разбивает твою теорию.
— Признание старухи… — странным тоном повторил Эллери.
— А чем тебе не нравится ее признание?
— Разве я что-нибудь сказал?
— Но твой тон…
— О, я подумал о своем романе! — Эллери улыбнулся.
Инспектор швырнул в него подушку.
— Я должен вернуть Пакстону завещание и признание старухи, — он встал. — Пойду сделаю фотокопии. Тэрлоу хочет иметь эти бумаги у себя. Обещаю тебе, сын мой, что никому не скажу о твоей теории «Гоч — Поттс».
* * *
После ухода отца Эллери уселся за роман. Однако работа шла с трудом. Он напечатал лишь одно предложение: «На бровях Лека остался след крови», умудрившись сделать пять опечаток, когда раздался звонок в дверь.
Это был Пакстон.
— Хелло! — мрачно сказал он, входя. — У вас найдется что-нибудь выпить?
— Конечно, — улыбнулся Эллери.
Адвокат выглядел несчастным.
— Что-то случилось, Чарли?
Тот вздрогнул.
— Нет, нет.
— Пейте, — Эллери протянул ему стакан. — Мы не виделись со дня чтения завещания.
— Ах, да, — Пакстон взял стакан.
— Как Шейла?
Адвокат ответил не сразу. Потом поднял на Эллери грустные глаза.
— Потому-то я и пришел к вам.
— Надеюсь, с Шейлой ничего не случилось?
— Плохого ничего.
Пакстон прошелся по комнате.
— Значит, что-то произошло между вами?
— В некотором роде…
— А я думал, что вы пришли пригласить меня на свадьбу.
— Свадьба! — с горечью воскликнул Пакстон. — Каждый день я спрашиваю Шейлу об этом. Она отвечает, что мне нельзя жениться на дочери убийцы. Я не могу заставить ее уйти из этого проклятого дома. Она не хочет оставлять отца, а тот говорит, что слишком стар, чтобы начинать все сначала. Что мне делать, Эллери?
— Я не могу понять эту девушку, — задумчиво сказал Эллери.