Фридрих Незнанский - След "черной вдовы"

—  Хорошо, я буду иметь в виду. А вас, Петр Кузь­мич, попрошу заняться им вплотную. Он мне очень ну­жен, и, чем скорее, тем лучше. Федор всем необходи­мым вас обеспечит, я уже дал такую команду. Так что действуйте. — И пожал ему руку.

Медик помог женщине выбраться из кресла, попут­но поднимая с пола именно ее белье и все остальное, увел ее в ванную, где и оставил. А затем занялся уже Масленниковым, которого затем вынесли на носилках из квартиры двое оперативников и увезли по адресу, указанному Виктором Петровичем. Но явно не в Крес­ты и не в другой следственный изолятор. Гоголев ре­шил свести до минимума круг лиц, с которыми мог бы общаться пришедший в себя Вампир.

Между тем обыск, произведенный в квартире, дал совершенно неожиданную находку. Ну там деньги, ог­нестрельное оружие, аккуратно упакованная связка штык-ножей, которыми пользуются в десантных войс­ках, — это все было предсказуемо. Хотя холодное ору­жие косвенно подтверждало непосредственное участие Масленникова в московских убийствах. Но это еще до­казывать. А вот небольшой, аккуратный чемоданчик с набором париков удивил всех. Причем самое любопыт­ное заключалось в том, что каждый парик — от почти мелкого, седоватого ежика до нестриженой прически месячной давности, были в пакетах под номерами. То есть носитель мог менять свои «прически», исходя из сроков отрастания обычных волос. Хитро задумано. Значит, вполне возможно, что он, как говорится, не вчера стал лысым, то есть брился наголо, а уже давно. И что, никто этого не знал? Нет же нигде, кроме той единственной, из Германии, фотографии, где Максим Масленников представал, что называется, в натураль­ном своем виде.

Что-то беспокоило Поремского, пока он рассмат­ривал парики. Практически все были уже ношены, на это, по словам эксперта-криминалиста, обследовавше­го находку, указывали следы клея, которым парики крепились на голове. Какой такой клей? Эксперт и не удивился:

—  Да его во всех театрах применяют.

Вот оно! Театр.

Владимир вышел на лестничную площадку и набрал по телефону номер Дарьи.

— У вас все живы? — был ее первый тревожный воп­рос.

—   Полный порядок. Никто из арестованных тоже не пострадал. Слушай, они тут были под таким кайфом, что ничего так и не поняли.

—  Они? А кто еще?

—  Баба одна, пожилая. Некто Торопкина. А ты что, знаешь ее?

—  Знаю, — помолчав, сухо ответила Дарья.

—  Расскажешь?

Она снова помолчала и ответила:

—  Не знаю. Не хотелось бы.

—  Ладно, это все потом. Ты вот что скажи: Ленка, о которой ты говорила, она у вас, в театре, чем занима­ется?

—   В гримерном цехе. Парики шьет. А что?

—  Ничего. Так, говоришь, Максим ее тоже хорошо знал?

— Я тебе такого никогда не могла говорить. Думаю, что совсем не знал. Ну, может, видел походя. Но я по­чти уверена, что между ними не было ничего общего.

—   Да? Тогда почему посланец от Максима, кото­рый явился сегодня утром убивать тебя, сказал, что пришел с Леной, а сам назвался Игорем? А Игорь — это кто?

—   Ой господи!.. Я ж даже и не подумала!.. Верно, Володенька, он ведь так и сказал, а я еще спросила, где Лена, почему долго поднимается, и дверь им открыла... Ну не я, конечно, но они же свои! А Игорь — Ленкин бойфренд. Он ее на своей машине возит.

—  А как же мог Масленников об этом знать?.. Лад­но, ты подумай, но Ленке своей пока ничего не говори. И еще вопрос: вот если специалисту показать парик, он может сказать, кто его сделал?

—  Ну, конечно! У нас их не так много, и у каждого мастера свой почерк, так сказать.

—  А Ленкины парики ты бы, например, узнала?

—  Вряд ли, я не по этой части. Но уж она-то свою работу знает. А что?

—  Все, спасибо, потом расскажу. При встрече.

—  А когда? — А ведь в голосе-то прозвучали уже капризные нотки.

—  Скоро, пока.

Поремский с улыбкой покрутил головой, вспомнив, как еще недавно, час какой-нибудь назад, и сам едва не поддался всеобщему затмению, прилипнув глазами к выставленной напоказ женской плоти, вызывающей у всей толпы однозначно непристойные мысли, и успо­коился, зацепившись воспоминаниями за прошлое и решив, что сам-то ведь может рвануть к Дашке и уж там окончательно стряхнуть с себя сковавшее его оце­пенение.

Когда он вернулся, Виктор Петрович беседовал с «доктором Торопкиной», как она ему представилась, и с легким укором взглянул на Владимира. В смысле, где был?

—  Я о париках. Кажется, есть след.

Генерал кивнул и показал на соседний стул.

—   Садись, послушаем Марию Леонтьевну вместе. Представляю вам старшего следователя по расследова­нию особо важных дел Генеральной прокуратуры Рос­сии Владимира Николаевича Поремского. Ему пору­чено расследовать это дело. — И повернулся к Влади­миру. — У нас сейчас с доктором Торопкиной не доп­рос, а предварительная беседа. Она объясняет мне, ка­ким образом оказалась в этой квартире, насколько хо­рошо знакома с ее хозяином, ну и все такое прочее. Так что официальный допрос я оставляю для вас, Влади­мир Николаевич. Продолжайте, доктор.

Но она молчала, и лицо ее, дотоле живое и даже как бы увлеченное рассказом, стало сухим и отчужденным.

—     Вас не устраивает такая форма разговора? — уч­тиво осведомился Гоголев. — Но ведь мы же с вами, Мария Леонтьевна...

—   Виктор Петрович, можно начистоту?

-Ну а как же иначе? Мы ведь уже договорились.

—  Да, я обещала все вам рассказать. Искренне. По­тому что вижу только в такой форме беседы, если хоти­те, отчасти и свое собственное спасение.

—  Вам ведь есть чего всерьез опасаться?

—  Ну мы же взрослые люди... Вот поэтому я хотела бы просить вас, Виктор Петрович... может быть, в по­рядке исключения, если это у вас не положено, поде­литься моими мыслями, информацией пока с вами лич­но. Я слышала о вас и готова верить любому вашему слову, которое вы мне скажете. И обещаю не врать, попросту говоря. Но нельзя ли это сделать... наедине? А вот когда станете допрашивать меня официально, под протокол, я так же честно отвечу на ваши вопросы. Но уже без... ну, без эмоций. Вы поймите меня, я все-таки женщина, хотя молодой человек, который вошел одним из первых, увидел такое, что мне не хотелось бы с ним обсуждать. Да мне стыдно, но не только моя в том вина. И когда я расскажу, возможно, вы поймете меня. И не будете судить слишком строго. С высоты вашего воз­раста. О чем я не могу даже и просить этого молодого человека.

Гоголев усмехнулся, пожал плечами и вопроситель­но взглянул на Поремского. А у того снова высвети­лась перед глазами слишком уж эффектная поза «отды­хающей женщины». Он посмотрел на нее, она же на­стороженно поймала его взгляд и опустила глаза. И не покраснела, во характер! -Ну и черт с ней. На допросе уже не отвертится.

И Владимир сказал, что не будет возражать сейчас против ее приватного, так сказать, разговора с Викто­ром Петровичем, что совсем не исключает и последую­щего официального допроса ее в качестве подозревае­мой... Тут Поремский поймал мгновенный остерегаю­щий взгляд Гоголева и замолчал, предоставив женщи­не понимать сказанное им, как она сама того пожелает. Подозревается в соучастии, чего еще? Да вон хоть те же наркотики! Она же сама официальное лицо! Врач- нарколог!

Но ничего этого Владимир не сказал, и Гоголев кив­нул ему с поощрительной улыбкой.

—   Занимайтесь там пока, — кивнул он в сторону комнаты. — А вам, Мария Леонтьевна, с разрешения и Владимира Николаевича, я предлагаю сделать следую­щее. Давайте не будем дальше мешать работать след­ственной бригаде и поедемте в одно тихое местечко, где мы сможем поговорить откровенно. А там и решим, как у нас потечет дальнейшее расследование, не возражае­те? Лично у вас здесь больше нет важных дел?

—  У меня их и прежде-то не было, тем более — сей­час, — вздохнула она.

—   Не возражаешь? — спросил Г оголев у Поремс­кого.

—  Нет, но на всякий случай напоминаю о Новиченко, не забыли такого?

—  Я помню, — улыбнулся ему Гоголев и рукой по­казал Торопкиной на дверь. 

Нет, здесь вовсе не безобидной оргией пахло. Но «доктор Торопкина», обрадованная своей первой «по­бедой» над тупыми милиционерами и еще не представ­ляя себе собственной судьбы, страстно закатывала гла­за и наивно уверяла Виктора Петровича, что под воз­действием даже самой малой дозы кокаина половая страсть, особенно когда человек уже в возрасте, дости­гает невиданной силы. Просто надо уметь этим делом очень грамотно пользоваться и проверять исключитель­но на себе, не втягивая в этот восхитительный омут дру­гих. Возникают такие буйные фантазии, что партнеры, в приступах прямо-таки невероятных сексуальных до­могательств друг к другу, теряют всякую осторожность, переходя любые границы дозволенного природой, а ведь она позволяет решительно все!