— Похоже, что так.
— Они были на вас в тот четверг вечером, когда была убита Карин Риис?
— Я не помню…
— В ваших интересах сказать правду.
— Ну конечно. Да!
Валманн еще раз глубоко вздохнул:
— На этих ботинках были обнаружены следы крови, Эдланд. Крови, принадлежащей Карин Риис. Вы можете объяснить, как ее кровь попала на ваши ботинки?
Эдланд затих на несколько секунд, а затем прошептал:
— Я… я солгал вам… — Он говорил еле слышно. — Я стоял около двери, и заглянул внутрь, и увидел, что она там лежит… И тогда… тогда…
— Что тогда?
— Я вошел, а потом… потом, должно быть, испачкал ботинки в крови.
— Характер нанесенных увечий говорит о том, что ее, скорее всего, забили насмерть ногами.
— Нет!
— Именно так. Скорее всего, будет доказано, что на нанесенных ей ранах отпечаталась форма этих ботинок. Мы уже взяли пробы, которые наверняка покажут остатки волокон и волос…
— Прекратите!
— Вы больше ничего не хотите сказать нам?
Эдланд еще сильнее завернулся в шерстяное одеяло, медленно лег на бок и поджал под себя ноги. Он дрожал так сильно, как будто никогда в жизни уже не согреется.
— Это была она…
— Вы хотите сказать, что ее убила Лив Марит Скард?
— Да… — прошептал он. Затем он внезапно вскочил и закричал: — Нет, это неправда! Это был я… Я не знаю… — И он снова упал на диван.
— Попробуйте рассказать нам, как это случилось.
Еще одна длинная пауза. Эдланд лежал тихо, и было слышно, как он дышит. Потом он вдруг начал рассказывать, сначала неуверенно что-то бормоча, затем громче и отчетливей. Наконец он встал перед полицейскими с искаженным лицом, дрожа всем телом и отчаянно пытаясь объяснить им то, чего сам не мог понять, чего никто никогда не смог бы объяснить должным образом.
— Я увидел их там… — начал он. — Когда я подошел к дому на улице Фритьофа Нансена, он был внутри, Скард. Он наказывал ее своим особым образом. Он насиловал ее там, в передней, спереди, сзади, и потом бил ее. Он заставлял ее делать отвратительные вещи, извращенные. Я узнавал их. Она узнавала, Лив Марит… Это узнавание… Было совершенно невыносимо стоять и смотреть на то, что происходит перед моими глазами! Я захотел помочь ей, я должен был это сделать. Но меня словно парализовало. Я превратился в нее, вы понимаете? Я вернулся, я снова был в ее роли! В роли пассивной, избиваемой женщины, которая могла только лежать, стонать и принимать побои. Я почувствовал, как начинается приступ. Когда голова раскалывается, все возможно. Таблеток у меня с собой не оказалось. У меня не было ни мужества, ни сил двинуться с места. Закончив, он оставил ее лежать на полу, как забитую скотину, и ушел. Выскочил через заднюю дверь из кухни, как крыса. Я притаился за перилами лестницы, и он меня не заметил. Не знаю, как долго я так сидел, а голова болела все сильней… Когда я вновь заглянул в дом, она уже пришла в себя. Она была на ногах и наводила порядок, расставляла мебель, поправляла ковер. Наводила порядок после него! После того, как он ее насиловал! Маленькая прилежная домохозяйка делала то, чего ожидал от нее муж! Моя дражайшая Карин, первая женщина, с которой я испытал радости сексуальной жизни как мужчина, она была полностью в его власти. Она делала все точно так же, как Лив Марит годами, плачущая и истекающая кровью, чтобы ему не к чему было придраться, когда он вернется. Она превратилась в Марит, старший инспектор! Она стала Лив Марит Скард. И эта мысль была невыносима!
Он на секунду замолчал, будто собирался с силами.
— И тогда я вошел и попросил ее остановиться. Попросил ее позвонить в полицию и заявить на него. Я был вне себя, я кричал и ругался. Она испугалась. Просила меня прекратить. Но остановить Лив Марит Скард было невозможно. Тогда Карин начала кричать, оскорблять меня. Вся в крови, избитая и сломленная, такая, какой была я в моей прошлой жизни…
Затем слова его стали отрывистыми и почти бессвязными:
— И тогда я напал на нее… Должно быть, так все и было… Я годами пытался стереть Лив Марит Скард из моей души, а тут она возродилась и вновь стояла передо мной… Вся избитая и в крови, и она защищала его! Головная боль ослепила меня…
Эдланд снова свернулся на диване и зарыдал. Прошло время, прежде чем он вновь обрел дар речи.
— Я пришел в себя уже на Гревелёкка. Я точно не помню, что сделал. Я, конечно, что-то предполагал, поэтому долго стоял в душе, помыл полы, мною овладела прямо-таки мания все убрать и вымыть. А потом я отключился, приняв несколько сильных таблеток. Но я не думал, что все так серьезно, прежде чем… полиция не появилась у меня на пороге на следующий день.
Даг Эдланд замолчал. Он, казалось, успокоился и протянул дрожащую руку за чашкой остывшего кофе.
— Так оно и было, старший инспектор. Так умерла Карин Риис. Убитая нами троими — Агнаром И. Скардом, Лив Марит Скард и мной. — Он положил голову на спинку дивана и уставился в потолок. Слезы катились по его лицу и попадали в складки около рта. — И что теперь со мной будет, старший инспектор, как вы думаете?
Ответил ему Рюстен:
— На этот вопрос ответ будут искать судмедэксперты, Эдланд. На вашем месте я бы не задумывался сейчас над этим. Сообщите нам, когда вы будете готовы идти с нами в полицию. Попробуем найти вам уютную камеру.
— Только чтобы не попасть в одну камеру с ней, — пробормотал он. Затем он взял себя в руки. — Мне надо, во всяком случае, взять с собой приличную одежду, — сказал он. — И туалетные принадлежности. Вы, надеюсь, дадите мне время немножко разукраситься? — Он задиристо улыбнулся Валманну. — Вот старшему инспектору есть чему поучиться, чтобы выглядеть на все сто. Ведь он в принципе красавец парень, разве нет?
— Ну конечно, — ответил Рюстен, усмехаясь. — Но я не очень-то уверен, что он сам это понимает.
— Трое убийц? — задумчиво произнесла Анита. Они сидели на диване, держа в руках по стакану красного вина, а между ними стояла ваза с попкорном. — Один человек с раздвоением личности, которого можно считать за двоих, и психопат-извращенец. Ну а четвертый кто?
— Четвертый?
— Как далеко вы, собственно говоря, продвинулись в поисках человека, убившего Лилиан Петтерсен? Эдланд и в этом собирается признаться? Или это сделал Скард? Или же мистический незнакомец, ну, к примеру, свихнувшийся клиент?
— Это сделал Скард.
— У тебя есть доказательства?
— Скажем так, я кое-что нашел в его квартире, что окончательно убедило меня в моей правоте. — Он достал пластиковую карточку, обнаруженную им на письменном столе Скарда, и протянул ей. Это был значок с булавкой для крепления к отвороту пиджака. — «Конференция союза учителей, преподающих предмет „Мировоззрение“». Он наверняка был членом этого союза и без труда обзавелся доступом на конференцию. С этой карточкой он мог свободно бродить по гостинице «Виктория».
— Да, но это не доказывает, что он ее убил.
— Доказательство мы получили сегодня от Кронберга. Он занялся мобильником Лилиан, вернее, тем, что от него осталось, и знаешь, что он там обнаружил? Отчетливое изображение проповедника Скарда в этом гостиничном номере со спущенными штанами и лицом, искаженным похотью.
— Она его сняла на мобильник?
— Очевидно. Может быть, просто шутки ради. А может, чтобы иметь материал для шантажа — ведь она уже была наслышана о его эскападах.
— Но ему это не понравилось.
— Видимо, поэтому он и раздавил мобильник. А поскольку он не очень-то разбирался в электронике, то не догадался уничтожить СИМ-карту. Кронбергу всего полчаса понадобилось, чтобы увеличить изображение и получить снимок нагого миссионера, готовящегося занять свою излюбленную позу…
— Фу, какая гадость.
— Во всяком случае, эта гадость сейчас является украшением на стене нашей лаборатории.
— А потом он ее задушил?
— Я полагаю, что это доставило ему не меньшее удовольствие, чем половой акт. Такой он был человек.
— Ты чего молчишь? — произнес он через некоторое время.
— Читаю.
— Что это?
— Туристическое приложение к «Афтенпостен».
— Ну и?
— Ну, я подумала, что это дело, весь этот ужас, окончательно уничтожили рождественское настроение. Во всяком случае, для меня.
— А я никогда не любил Рождество.
— Вот я как раз и смотрю, куда уехать.
— Неплохая идея! Ты подумала про Испанию?
— Лучше на Сейшельские острова.
— О Боже! Тебе что, зарплату повысили?
— Ну… — Она помедлила с ответом и интригующе улыбнулась. — Можно сказать, что повысили.
— Говори же, не томи… — Он схватил ее за ногу и потянул к себе.
Она пропищала:
— Я скажу, скажу! Меня повысили в должности.
