Войдя в камеру, Батон увидел своего старого знакомого.
— Бобёр, ты смотрящий? — спросил он.
Смотрящий еле заметно кивнул головой. Батон подошёл к нарам старшего и хотел было скинуть с соседней шконки матрац.
— Не здесь, — послышался голос смотрящего. — У параши.
— Ты же меня знаешь, Бобёр!
— По какой статье чалишься? — спросил старый знакомый.
— До статьи ещё далеко. Нету у них против меня ничего.
— Я спрашиваю взяли на чём?
— Бобёр, мы с тобой не первый год знакомы.
— Помню. Раньше ты гоп-стопом промышлял.
— К чему тогда эти расспросы?
— Всё меняется со временем. Может быть, ты окрас сменил?
— Поздно мне окрас менять.
— Батон, неужели тебе проституток мало?
— Неужели ты с ментами снюхался?
— Это ты зря сказал, Батон. Моя информация по почте пришла.
— Не было у меня ничего с этой девкой.
— И поэтому тебе сломали челюсть, а Сёму на перо поставили?
— Ну, менты, ну, суки!
— Ты законы знаешь, — сказал смотрящий.
Батон хотел что-то ответить, но не смог, чьи-то руки сзади обхватили горло и перекрыли дыхание. Бандит потерял сознание.
***
Николай сдал оружие и предъявил пропуск на КПП. Пройдя по коридорам следственного изолятора, милиционер зашёл в оперчасть.
— Ты пришёл Батона допрашивать? — спросил высокий офицер Николая.
— Как договаривались. Я же вчера пропуск заказывал. У него с челюстью всё в порядке? Говорить сможет?
Офицер как-то замялся и отвёл глаза.
— С челюстью у него всё в порядке.
— Вот и отлично, а то из-за его челюсти я уйму времени потерял.
— Его нет, — вдруг резко ответил офицер.
— Что значит нет? Я же вчера подавал заявку. Ни о каком этапирование даже речи не шло.
— Ты не так меня понял — он умер.
Николай от удивления на мгновение потерял дар речи.
— То есть как умер? Он же здоровый, как бык!
— Заражение крови.
— Какое заражение? У него же просто срасталась челюсть.
— Заражение произошло в результате разрыва прямой кишки.
— Прямой кишки?
— Так точно. Кишка прорвана в пяти местах.
— И кто это сделал?
Офицер пожал плечами.
— Их в камере пятнадцать человек было.
— Но…
— Кишка прорвана жёстким предметом, — продолжал офицер, — рукояткой ложки или вилки. Обыскали всю камеру — ничего не нашли.
— Выходит я опоздал.
— Его свои приговорили. Я по собственному опыту знаю, что если человека обвиняют в изнасилование несовершеннолетних, он до суда редко доживает.
— Это только предположение. Ещё ничего не известно. Было это изнасилование, или попытка, а может быть, вообще ничего не было.
— Это нам с тобой неизвестно, а у них всё делается быстро: следствие, суд, приговор и исполнение — всё за один час.
***
Таня так и не доехала до своей мамы. Кошмар, который произошёл с ней, спутал все планы. Вместо уютной отдельной квартиры в одном из спальных районов Петербурга, она оказалась в коммуналке с незнакомыми людьми и в совершенно неприглядном виде, но зато в самом центре города. Впрочем, ни вид, ни незнакомые люди её сейчас не беспокоили. Если бы недавно она только представила, что совершенно посторонним людям будет показывать своё тело, включая и интимные его части, она бы просто провалилась со стыда, а сегодня Таня с готовностью выполняла любые распоряжения этих людей.
— Саня, держи её, чтобы не дёрнулась, здесь стянуть надо, а то шрам может остаться.
— Спасибо, я так благодарна вам! — звенел девичий голосок.
— Спасибо потом скажешь, — ворчала Маша, — а сейчас слушай что говорят. Нам с тобой шрама никак допустить нельзя, ты ещё молодая, у тебя всё впереди.
Маша сильно сдавила рану тугой повязкой. Таня вскрикнула от боли и вцепилась в руки Александра, однако Сашина хватка была "мёртвой", и дёргание девушки не помешали закончить перевязку.
— Руки отпустите, — как можно мягче сказал Саша.
— Что? — не поняла Таня.
Александр взглядом показал на свою руку и на ногти девушки, которые в неё впились.
— Руки отпустите, — ещё раз повторил Александр.
Таня разжала пальцы и увидела как белая рубашка, испачканная бурым цветом крови, стала окрашиваться в алый цвет. В глазах всё закружилось, начало подташнивать, а в ушах послышался какой-то свист.
— Держи её, она сейчас упадёт! — крикнула Маша.
Крепкие мужские руки схватили девушку, а Маша быстро стала нашатырем натирать ей вески. Свист в ушах прекратился и тошнота прошла.
— Она к тому же ещё и крови боится, — засмеялась Маша.
— Мама во время войны была медсестрой, — объяснял своей новой знакомой Александр.
— Ты зубы то не заговаривай, скидывай рубаху! — скомандовала Маша.
Александр снял рубаху и повернулся к матери раненой рукой. Таня посмотрела на рану и снова побледнела.
— Ты вот что, красавица, нечего на голых мужиков засматриваться — отвернись.
Девушка отвернулась и её щёки стали розоветь.
— Ничего страшного, — говорила Маша, — рана не глубокая, но тоненький шрам всё равно останется. Сейчас обработаем всё и перевяжем.
После того, как разрезанная рубашка, испачканная кровью, была выброшена, а рана перевязана, Тане разрешили повернуться.
— А помнишь, как я под стол залез? — вдруг вспомнил Саша. — Я потом не знал куда глаза деть — мне так стыдно было! Ты, наверное такое обо мне подумала!..
— Ничего я не подумала. — Таня повернулась к Маше и говорила уже ей, — Я уже ручку для клиентов к столу приклеила, так они, как сговорились, стали все доставать свои и ронять их, чтобы под стол залезать.
— Этим мужикам только этого и надо. Я во время войны в госпитале служила, так там мужики, завидев меня, не ручки, а костыли на пол бросали.
— И что потом? — не поняла Таня.
— А потом всё, как положено. Вон видишь какого красавца родила?
Все рассмеялись и не заметили, как с дежурства вернулся отец. Одного взгляда разведчика хватило, чтобы понять, что произошло. Сын с перевязанной рукой и содранной коже на правой кисти и незнакомка с распухшим и лиловым лицом в халате жены всё прекрасно объясняли.
— Всё обошлось? — спросил отец.
— Слава Богу! — ответила Маша.
— И для девушки?
Таня кивнула головой.
— В таком случае знакомь нас, — обратился Николай к сыну.
— Это Таня из Москвы. Помнишь, я про неё тебе рассказывал?
— Вот значит что? В таком случае ты к нам Танечка надолго. Бог так просто судьбы не сводит.
Маша улыбнулась на слова мужа и кивнула головой.
— Да, просто так в жизни ничего не бывает.
Таня, приехала в Петербург инкогнито. Она хотела сделать маме сюрприз. Однако, представив, как этот сюрприз будет теперь выглядеть, решила изменить свои планы.
— Ну, как я в таком виде ей на глаза покажусь? Её же сразу инфаркт хватит! — объясняла она. — Вся в синяках, ссадинах и в чужом халате. Нет, надо ехать в Москву. В следующий раз приеду.
— А ты думаешь, что в банке обрадуются твоему виду? — спросил Александр.
— Ой, туда даже носу нельзя совать, — испугалась Таня. — Я же с клиентами работаю.
— Короче, оставайся у нас, — заключила Маша. — Погостишь недельки две — я за это время твоё личико в порядок приведу.
— Две недельки? — обрадовалась Таня, — тогда я, может быть, и маму успею увидеть?
— Конечно, успеешь. А за халат не беспокойся, — вступил в разговор отец, — мы не Рокфеллеры, конечно, но на женское платье и босоножки раскошелиться можем.
— Я отдам, я сразу отдам, как только получу получку, — стала оправдываться девушка.
Таня вдруг сморщилась, и из глаз потекли слёзы.
— Да если бы я была даже Рокфеллером, разве могла бы я рассчитаться с вами за то, что вы для меня сделали?
— Да кто ж знает наверняка, дочка, для кого мы это делали: для тебя или для себя? Это один Бог знает. Мы же просто поступили, как должен поступить любой человек, оказавшейся в такой ситуации, если он человек, конечно, — успокоила её Маша.
Нет, ничего этот Энштейн изменить не может. Правильно его сумасшедшим считали. Как ни старайся, как ни растягивай время, а оно всё равно проходит. Хоть бы на часик, хоть бы на минутку, хоть бы на секунду задержалось. Нет, идёт себе, как положено, будто кроме него во вселенной больше и нет ничего и никого.
— Отпуск к концу подходит, — печально говорит Александру Таня, — скоро в Москву надо ехать.
— К маме пойдём?
— Я хочу сначала одна. Надо подготовить её.
— Нас дядя Кузьма в гости пригласил.
Таня прижалась к груди Саши и улыбнулась.
— Конечно, пойдём. Я теперь за тобой как ниточка за иголочкой: куда ты, туда и я.
— К сожалению, ниточка скоро поедет в Москву, а иголочка останется в Петербурге.
