Я серьезно, – улыбнулась Аглая, чтобы разрядить легкое напряжение, возникшее между ними. – Самовар готов, позовешь всех к столу?
– Да, конечно, – немного растерянно ответила Алена.
«Не понимаю, к чему был весь этот разговор? Она ждала моего благословения? А если бы я сказала, что Глеб на мне обещал жениться, а она влезла в наши отношения, что тогда? Смирилась бы и уехала? Нет, скорее стала бы доказывать, что мы с ним счастливы не будем. Вежливо и нудно», – со смешком констатировала Аглая, когда Алена зашла в дом.
Аглая уже накрыла стол к чаю, поставила в центр самовар, из буфета достала вазочки с абрикосовым вареньем, джемом из алычи и медом. Подумала и открыла несколько пачек вафель и печенья.
А из дома на веранду так никто и не вышел.
– Самовар остынет, – только и успела произнести она, когда поняла, что на нее никто не обратил внимания. Картина в гостиной была странной – Берта и Глеб, перебивая друг друга, о чем-то рассказывали Нику и Алене, а те ошеломленно-синхронно переводили взгляд с одного рассказчика на другого. Эмоции у обоих говоривших зашкаливали, Аглая с изумлением смотрела на дочь, как та то и дело хватала Глеба за руку, чтобы тот замолчал и дал сказать слово ей.
– А потом мы с Аглаей стали подозревать тебя, Ник! – с торжеством провозгласил Глеб, повернувшись к Аглае. «Надо же, заметил, что я здесь!» – мысленно возмутилась она, опускаясь на пустующее кресло.
– Почему?! – изумился тот.
– Потому что все сложилось – ты знал Ксюшу, приехал к ней, так?
– Да, я хотел с ней встретиться. Но она так и не вышла на связь со мной, просто проигнорировала. Адреса я не знал. Да еще, оказывается, она была замужем и назвалась чужим именем… Треш.
– Оксаной звали ее мать.
– Терпеть не могу, когда врут!
– Я думала, Никуша, у тебя к ней нежные чувства.
– Ну какие могут возникнуть чувства по интернету, мам! Не смог с ней связаться в первые дни, потом как-то забыл. Чувства… не было ничего. И это все обвинения?
– Ты взял в прокате байк, а мы с Аглаей в лесу нашли следы, где его прятал, видимо, преступник, который ударил Федора. Ну, прости, что подозревали…
– Ничего, даже интересно, – усмехнулся сын Алены.
«Действительно, с Димой сходства мало. Разве что обаяние, харизма притягивают, чем обладал и отец. Плечи широкие, рост… впрочем, я почти не помню свою мимолетную «любовь». Так, остался лишь смутный образ», – подумала Аглая.
Ей уже порядком надоела эта тема об убийствах, подозрениях, уликах и преступниках.
– Давайте все же выпьем чаю! – громко подвела она итог этого оживленного разговора еще вчера не знакомых друг с другом людей.
– Доброе утро. Долго спишь, сын.
– Бывает… мама где? – Никита обнял отца.
– В саду с Маняшей. Завтрак тебе оставили, пирожки, мама пекла. Не забыл еще вкус? Садись, кофе сварю.
– Спасибо. Пап, я вчера много думал… это все неправильно – бегать. Я не убийца. И должен пойти в полицию.
– Хорошо подумал?
– А что, ждать, когда сами придут? И пойти сообщником с этими двумя отморозками – Куренным и его прихвостнем? Меня видели в кафе с Ксенией, похоже, незадолго до ее аварии. Мы поговорили, я уехал сразу в поселок, пора было начинать работать. Больше мы не встречались. Я был уверен, что с ней все в порядке, даже мыслей никаких не возникло… нет, впрочем, мелькнуло тогда, в кафе – была она слегка поддатой или с бодуна, а машина на парковке перед кафе стояла. Подумал – совсем без мозгов баба.
– А ты где байк оставлял?
– Под горой у остановки транспорта. А что?
– Значит, никто не видел, на чем ты приехал.
– Не факт. Там под навесом народ был.
– Плохо. А когда ты узнал, что Ксения погибла?
– Да по дороге сюда, когда уже ехал от Куренного. Неспокойно как-то было, остановился прямо на трассе, позвонил ей на мобильный, а ответил мужской голос. Мужик ясно выразился – не справилась с управлением. А я понял, что тут что-то нечисто. Почему-то подумал, что, скорее всего, трубу взял следователь, смерть Ксении криминальная. Понимаешь теперь, что связать ее гибель и то, что я был в этом месте в это время, легко. И если Куренной назовет мое имя, я попадаю под подозрение, за мной придут. Лучше я сам.
– Не нравится мне эта идея. Забыл, что полицейского ударил? Ты даже не знаешь, в каком он состоянии. Поехали к нам, Никита.
– Нет.
Никита не стал говорить отцу, что на самом деле не спал эту ночь. Он все о себе рассказал Алине, долго ее успокаивал, сто раз пожалел, что не сдержался. Он понимал, что она может уйти. Навсегда, забрав дочь. И будет права, потому что он вор. Сколько лет даже не задумывался, каково это для ребенка и любимой женщины – знать, что папа и муж – преступник. И только сегодня понял. В тот самый момент, когда ему сказали, что родной отец – юрист, майор, следователь. Никита вдруг испытал чувство гордости за то, что он сын этого Мутерпереля, одна кровь! Недолгой была та гордость, поторопился заглушить ее оправданиями, что, мол, воспитал-то его, Никиту, отчим – вор Борис Гурский. Что уж тут. И мать, которая все знала. А Алина как же? Она уверена, что муж – честный бизнесмен. Почему же он не может ей рассказать правду, ведь муж и жена – одно целое? Из-за дочери и не может – зачем ребенку клеймо дочери вора? Круг замкнулся, Никите стало страшно за них, таких любимых. И он решился – рассказал Алине о себе, да и об отце с матерью тоже. Он всегда страдал физически, когда жена плакала, а сегодня ночью ее тихий плач просто рвал ему душу. Он то ругал себя, то впадал в отчаяние – что делать? Как исправить? Как не потерять? Выход подсказала сама Алина. «Я люблю тебя, Ник. И никогда не брошу в беде, если она случится. Но эту беду сотворил ты сам. Тебе и решать, оставаться для нас с Маняшей самым дорогим мужчиной или идти дальше своей дорогой. Признаться, отсидеть срок и вернуться к нам или попрощаться сразу, сегодня же. Тогда мы уедем к маме в Сочи. Навсегда», – успокоившись, сказала ему жена. «Мама приняла отца таким, каким был», – попробовал оттянуть приговор Никита. «Это ее выбор. Быть сообщницей вора не для меня», – резко поставила точку в ночном разговоре Алина.
Никита
