Александр открыл ноутбук. Он сидел в просторном кабинете, в самом центре которого стоял огромный стол, по форме напоминающий неполный круг радиусом метра два. Если посмотреть на стол сверху, он напоминал замочную скважину, в центре которой располагалось удивительно удобное кресло, спинка его принимала практически любое положение, а сиденье поднималось или опускалось на желаемую высоту.
Александр почему-то откровенно разнервничался, даже руки начали слегка трястись. Все-таки месяц он был в огромном напряжении: все эти похищения, погони, покушения, взрывы не прошли даром. Так, надо успокоиться и снова погрузиться в работу.
Компьютер-то загрузился. На рабочем столе ноутбука в самом центре размещался знакомый значок «1 Folio». Эту книгу Александр не без оснований считал главным документальным свидетельством. Благодаря ей можно было узнать много интересного как о корпусе произведений, так и об их авторе. Если где настоящий автор и оставил свое имя, то только здесь. Кое-какие доказательства у Александра, конечно, имелись, и не просто кое-какие, а достаточно серьезные, иначе этого кошмара в последний месяц с ним бы не произошло. Но все эти доказательства были, как ни странно, связаны с математикой, причем в нетривиальных ее проявлениях. Я этим, конечно, займ усь, хотя работы здесь много, решил Александр, но не сейчас! Сейчас ему хотелось снова попробовать начать все с чистого листа. Они толкают меня к рутине, к рабскому труду, к подсчетам и логике, а я попробую назло им всем об этом забы ть. Ничего я не знаю, ничего не решил, ничего не собираюсь доказывать. Просто посмотрю. Отвлекусь от всего. Так, от нечего делать гляну.
И Александр начал листать Первое Фолио. Виртуально, конечно. Пока виртуально. Он быстро просмотрел титульный лист, пробежал взглядом разнообразные посвящения. Всё это очень интересно, углубиться бы – и многое откроется. Хотя как раз в это-то многие и углублялись – и ничего. Предположений тоже много, доказательств никаких!
Ладно, пусть бы не было доказательств, так ведь нет никаких и очевидных выводов. Тогда смотрим дальше. Вот, что это за страница? Начинается как еще один титульный лист.
Труды (произведения) Уильяма Шекспира,содержащие все его Комедии, Исторические хроникии Трагедии, честно (точно) воспроизведенные (набранные)в соответствии с их первымОРИГИНАЛОМИмена Главных Актеров (исполнителей, действующих лиц) во всех этих пьесах
Ниже следует разбитый на две колонки список из двадцати шести имен. Возглавляют этот список Уильям Шекспир и Ричард Бербедж.
Вроде всё нормально. Вроде бы подчеркнута роль Шекспира не только как автора, но и как ведущего актера. Хотя нет никаких данных о том, что он был ведущим актером или даже вообще что-либо играл. Был в компании какой-то Шекспир (или Шакспер) – это известно. Что этим хотели сказать издатели? Что этот же Шакспер и писал пьесы, то есть был Шекспиром? А зачем это подчеркивать, если это и так было ясно и никто в этом не сомневался? Или, наоборот, хотели подчеркнуть, что это разные люди: тот – автор всех комедий, хроник и трагедий, и этот – актер и пайщик театра «Глобус»?
В общем, немного странно, но не более того. Сомнений больше не стало, но они и не рассеялись. Ладно, двинулись дальше, на следующую страницу. Очевидно, это лист содержания.
КАТАЛОГ (ПЕРЕЧЕНЬ)тех различных (определенных) Комедий, Исторических хроник и Трагедий, которые заключены в этом томе
И ниже перечислены с указанием страниц в томе все драматические произведения Шекспира.
В скобках Александр писал варианты перевода. В целом старался переводить максимально точно, даже если в итоге по-русски получалось коряво. Так, причастный оборот передал придаточным предложением, чтобы сохранить смысл определенного артикля перед словом several (некоторых, различных, нескольких, определенных). Собственно, это слово и привлекало внимание. Не только потому, что оно прямо противоречило слову all (всех) на предыдущей странице, но и потому, что было чисто коммерчески неуместно.
Первое Фолио – книга большущего формата, объемом под тысячу страниц, очень дорогая. После издания в 1623 году она продавалась за один фунт стерлингов. Весь тираж стоил тысячу фунтов. И издатели, производя такой дорогой товар (себестоимость одной книжки, конечно, не меньше половины фунта), на странице оглавления пишут: перечень некоторых пьес Шекспира, которые опубликованы в этой книге. На странице, где собрана главная коммерческая информация для читателя-покупателя, подчеркнуть, что данный том не полное собрание пьес Шекспира, а только некоторая часть их, – это просто антиреклама, и сделан этот ход мог быть только по каким-то архиважным причинам.
Возможно, в этом неуместном, если хоть немного задуматься, слове содержится какая-то существенная информация. «Скорее всего, информация об авторе, о чем же еще?» – думал Александр. Он разглядывал это слово недолго: математические способности применять не пришлось, оказалось достаточно простейших филологических навыков. Фамилия автора была зашифрована невероятно просто!..
Конечно, это не доказательство. Это пока только утверждение. Доказательство потребует математики. Но одно поддерживает другое, уже неплохо. Подпись в конце, которую Александр месяц назад частично обнародовал, и подпись в начале, которую нашел только что!
Итак, пока все сходилось. «Концы и начала, прошлое и будущее, он и я», – не столько подумал, сколько нутром почувствовал Александр. Прошлое и будущее теперь у него и подлинного Шекспира станет общим. Или их не будет вообще…
Прошлое и будущее у него и у этого таинственного автора трагедий и комедий, которые ему приходится выдавать за свои, станет общим. Или будущего не будет вообще… Это Шакспер теперь понимал отчетливо. Хоть и без подробностей. А они-то как раз сейчас и были нужны. Особенно с прошлым он хотел разобраться. И не только из природной подозрительности. Раз у него с кем-то общее будущее, то нужно, по крайней мере, знать с кем. Вдруг этот кто-то, например, уже одной ногой в могиле, а они с ним связаны чуть ли не одной пуповиной. Хоть он и невидимка, но его смерть вполне может предполагать и смерть Шакспера. И Уилл нужен, пока пишет тот человек. А потом? Одно дело, если он изрядно написал в запас, так что еще на несколько десятилетий вперед хватит. А если все пьесы в театре идут, что называется, с колес и нет никаких заделов, тогда что?
Да, хоть деньгами Уилла и обеспечили, и жизнь его вроде бы сплошной сахар, но всё это на самом деле чертовски опасно. Маска зависит от своего хозяина не меньше, чем хозяин от маски. Маску, которую некому носить, в лучшем случае бросают пылиться в чулане (в его варианте в Стратфорде), а в худшем? Сжигают как карнавальную куклу? Неизвестно. Но проверять не хочется. То есть хочется, но не практическим путем. Сидеть и ждать, прикидывать: нужен ты им или уже не нужен, полезен или уже вреден? Нет, нет и нет! Разбираться и разбираться. Только очень аккуратно. Не так, как у меня получилось с Марло. Это мне еще повезло… Меня раскрыли, а я даже не понял как. Теперь нужно аккуратнее. Второго раза мне могут не простить. Знание опасно, впрочем, как и неизвестность. Сила в знании, о котором никто не знает.
Шакспер был доволен своими размышлениями. Как он сформулировал! «Может, мне и самому трагедии начать писать?» – запальчиво сказал он сам себе… И сам себя испугался. Нет, вот этого не надо, вот этого как раз никто не потерпит: пальцы отрубят для верности – и всё тут!
И тут в дверь его дома постучали. Шакспер аж вздрогнул от неожиданности, словно его поймали за каким-то недостойным делом. Ой, не к добру это!
– Сейчас иду! – крикнул Уилл.
– Да, господин, спасибо. Не торопитесь, я подожду.
– Кто там пришел?
– Я, сэр, от хозяина.
– Кто ты такой? Я тебя не знаю. А раз не знаю, открывать не буду. Я чужих не пускаю.
– Сэр, можете не открывать. Хозяин просил передать, что всё получилось, как он и предполагал.
– О чем ты?
– О контракте. Хозяин просил сказать, что контракт разрывается. По причинам, о которых он вам говорил.
Шакспер помолчал. Хотел было открыть дверь, но передумал.
– Как мы сможем закончить наше дело?
– Хозяин будет ждать вас на том же месте, что в прошлый раз.
– Завтра ровно в полдень.
– Хорошо, я передам.
– Иди с Богом. – Шакспер помялся, приоткрыл дверь, бросил за порог полпенни и быстро дверь захлопнул.
– Спаси вас Бог, господин мой.
Так, теперь кое-что прояснилось. Прояснилось, что дело гораздо более темное, чем он мог надеяться. Правда, он не очень надеялся. Он же с пятнадцати лет знал, что имеет дело с каким-то графом. И никто не знал, что он знает. Но граф, разумеется, графу рознь. Не за всяким графом откажутся следить профессионалы, а только за таким, у которого есть своя собственная служба… «Контрслежка», – придумал Уилл новое слово. Значит, этот граф был тот, что надо граф, а не абы какой. Все усложняется.
