Понадобилось глотнуть, чтобы суметь произнести хоть звук.
– Ларс, спасибо, что принял участие в освобождении.
Он нахмурился:
– Не то.
А я вспомнила еще одно:
– Анна-Паула умерла у меня на руках, ее ранили, истекла кровью, а врача никто не вызвал.
– Знаю, ее труп нашли.
– Я не могла ей помочь, Ларс.
– Я не об этом.
– Да, а Инга вовсе не слепа, ей восстановили зрение в обмен на молчание…
– Линн, я о тебе.
– Прости, устала… очень…
Я взяла Лукаса под руку:
– Пойдем отсюда.
Я уходила с Лукасом, даже не оглянувшись на Ларса.
Конечно, можно бы помыться в замке, отдохнуть, набраться сил, но мне не хотелось сейчас принимать помощь от Ларса. Как сказала Маргит? «Ларс ничей, был, есть и будет»? Пусть будет.
Я тихонько прикоснулась к животу, впервые за последнее время разрешив себе вспомнить, что внутри меня. Ничего, малыш, мы с тобой пережили такой кошмар, какой и не снился никому другому, мы сильные, со всем справимся, даже с необходимостью жить без Ларса. Мне не нужна его жалость, если нет любви.
Я доказала все, что хотела доказать, нашла Маргит и даже с помощью подруг связала ее, отомстила Белому Медведю, убедилась, что Анны-Паулы больше не существует…
Вранье, ничего этого я доказывать не хотела, просто так получилось. Доказала я только одно и самой себе: что я могу многое и многого стою. Я не героиня, но и голыми руками меня тоже не возьмешь, одни навыки крав-мага чего стоят!
Обязательно нужно продолжить тренировки. Вот рожу, и снова займусь.
Габи и Тина, конечно, попали в больницу. Тине сделали операцию, собрав челюсть, а Габи предстояло лечить отбитую почку, поврежденный желудок и множество ран на теле.
Бергман разрешил Вангеру и Фриде меня пока не опрашивать, дать время прийти в себя. Все и без того было ясно, а до суда еще далеко.
Я рассказала Вангеру и Фриде все, что услышала от Маргит. Вот пример того, что молчать нужно до последнего, Маргит никак не могло прийти в голову, что та, которой оставалось жить считаные часы, выберется из этого кошмара и поведает обо всем. В общем-то, они уже все понимали и так, но точки над «и» поставить никогда не лишне.
По поводу Хозяина Вангер обнадежил:
– Ничего, эти расскажут все, когда прижмем. И не таких раскалывали.
Вангер ошибся, потому что у Хозяина были свои люди и в полиции тоже, урода, оставшегося после штурма дома живым, через неделю нашли в камере мертвым. Никто ничего не видел и не слышал, умер от воздушной эмболии, потому что в его сонную артерию каким-то образом попал воздух. Только профессионал смог бы ввести воздух точно в сонную артерию и достаточно быстро. Несколько кубиков просто в вену могут не стать смертельными, а вот в сонную артерию… Тот, кто уколол, хорошо знал, что сделать и как.
Улоф лежал в реанимации, но это не результат моего броска ногой, когда Белого Медведя пытались развязать и надеть наручники, очухавшийся бандит показал свою силу и в результате перебрал головой ступеньки лестницы. Помимо свернутой челюсти и сломанного носа, у него теперь имелось сильное сотрясение мозга и несколько швов на голове. Он ничего не мог поведать о своих подвигах.
Но это не все, больше не было и Маргит. В тюрьме она молчала, категорически не желая произносить ни слова. А потом ее нашли в камере без признаков жизни – сильный яд, смертельная доза. Откуда, ведь она сидела в одиночке и была под наблюдением двадцать четыре часа в сутки?
Хозяин сумел замести за собой следы.
Но это произошло позже, а до того случилась трагедия у меня самой…
Я не желала общаться ни с каким психотерапевтом! Не желала вспоминать вообще ничего из того, что было. С трудом сдерживаясь, чтобы не заорать: «Да оставьте меня в покое!» – вежливо улыбалась, демонстрируя неимоверно фальшивый оптимизм.
Но врач все поняла сама:
– Вы беременны, а потому не желаете думать ни о чем, кроме своего малыша?
– Вот теперь вы меня поняли правильно! Не хочу…
В голосе такая мольба, что она рассмеялась:
– Хорошо, я напишу заключение, что вам требуется только отдых. Езжайте куда-нибудь: море, теплый песок, пальмы, солнце…
От этих слов у меня все перевернулось. Знала бы, что советует! Море, солнце и песок Дубая у меня уже были, хватит. Я в Швеции жить хочу, со снегом, ранними сумерками и пасмурной погодой, но только безо всяких Анн, Паул, Маргит и всех остальных, вместе взятых. А без Ларса просто придется.
– Ничего подобного, доктор! Лекции, семинары, сидение за компьютером допоздна. Только так можно излечиться от ужасов пережитого. Я отстала и жажду наверстать упущенное. Можно?
Врач вздохнула:
– Ну, если вам так легче…
– Конечно, легче. Я не хочу ничего обсуждать или вспоминать. Хочу одного: вернуться в нормальную жизнь, осознать, что она вообще возможна. Разве я прошу столь многого? Вымыться, выспаться в человеческой постели, а не на куче тряпья, не чувствовать тошнотворного запаха крови и не бояться, что сейчас потащат на дыбу. Хочу поверить, что люди вокруг не убийцы и не насильники, что в подвале нет пыточной, что, закрыв глаза, я не открою их снова в том кошмаре. Это трудней всего, не мешайте мне. Все, что могла, уже сказала.
Но теперь за меня взялась Бритт. Она еще не пришла в себя после сильнейшего гриппа, ходила в маске, глаза слезились, а щеки горели. Ей бы отлежаться, но подруга и без того пропустила столько событий!.. Подозреваю, что она не могла себе простить отсутствия на острове во время штурма дома, такие страсти и без Бритт?!
– Чего ты хочешь, чтобы я на коленях благодарила Ларса за спасение? Хорошо, когда буду в состоянии, обязательно поблагодарю перед всеми на площади.
– Господи, как подумаю, что ты пережила! Как ты вообще выдержала?
– Человек может вынести многое, Бритт, особенно, если он не один. Но не нужно об этом напоминать, я так хочу скорей забыть этот кошмар. Иначе малыш вырастет нервным.
– Кто?!
Я засомневалась, не придется ли Бритт ложиться на соседнюю с Тиной кровать, так отвалилась ее челюсть.
– А в чем дело, не ты ли предупреждала меня об опасности отказа от противозачаточных?
– Ларс будет в восторге!
Теперь челюсть пришлось придерживать мне, но из-за возмущения.
– Что?! Не вздумай проболтаться! Убью, у меня теперь большая практика по части крутых приемов.
Шутка не помогла, подруга закрутила головой:
– Ты должна была сказать ему!
– Нет.
– Ларс имеет право знать. – В голосе Бритт почти обида, она переживает за Ларса. За меня бы переживала хоть чуть!
– Я очень жалею, что открыла секрет тебе, и если ты хоть слово скажешь Ларсу, то перестанешь быть моей подругой, слышишь?
– Но если бы он узнал, ваши отношения снова изменились бы.
– Вот именно, сейчас они таковы, какими должны быть, и я вовсе не желаю привязывать Ларса к себе известием о беременности. Если его не устраиваю я сама, то добиваться этого рождением ребенка было бы совсем гадко. Я справлюсь и без Ларса.
– Хочешь заменить Ларса Лукасом? Он, конечно, хорош, но не то. Не прогадай, подруга.
– Бритт, это худшее, что ты могла сказать. И повторяю: не вздумай даже намекнуть Ларсу ни о чем, иначе я вычеркну тебя из своей жизни!
Я шла от Бритт по набережной, и мокрый снег, последний в этом году, а потому особенно противный, закрывавший все серой пеленой, в такую же укутывал и мою собственную жизнь. Впереди не было почти ничего видно.
Бритт обязательно расскажет Ларсу о моей беременности, но я действительно вовсе не хотела, чтобы Ларс вернулся ко мне из-за этого. Нет, того, что разбилось, не склеить, даже не стоит пытаться. К тому же после пережитого мне хотелось спрятаться в скорлупку и никого не видеть…
Никого?
Я вдруг осознала, что и впрямь могу остаться совсем одна. Маме я не нужна, папа далеко… Бритт, бабушка, Свен, Курт… все за Ларса. Это нечестно, потому что моей вины в нашем разрыве нет, это он посчитал, что я недостойна. А теперь почему-то все вокруг делают вид, что ничего не случилось и я по первому зову просто обязана прибежать к его ноге. Но я не щенок, и хотя Ларса не разлюбила и не забыла, стоять на задних лапах, поскуливая от ожидания, не буду.
Я усмехнулась: рядом оставался только Лукас. Словно услышав мои мысли, он позвонил сам:
– Линн, ты где? Идешь завтра на литературу?
– Да, конечно.
– Ты как, может, встретимся? – Лукас старался не выдавать тревоги, но это плохо получалось.
– Давай.
– Тогда говори где.
– На Эстермальмском рынке, пойдет? – мне вдруг захотелось вспомнить детство и посидеть в кафе, лакомясь вкусненьким.