Живоглот вдруг вспомнил, как им хорошо стало без нее, как он, пятнадцатилетний Коляка, ухаживал за восьмилетним Игорьком, готовил ему, стирал, гладил чугунным утюгом трусы и рубашки... Прекратился отборный мамашин мат, вечные окрики, затрещины, щедро раздаваемые ей малышу... Стало тихо и спокойно. Только тогда Николай почувствовал, что он кому-то в жизни нужен, что, если что-нибудь с ним случится, его младшему братику станет плохо... А потом вернулась мать, и все встало на свои места. Утро она начинала с крепкого слова на букву "б", которым величала обоих сыновей, а кончала день, уже хорошенько поддатая, каким-нибудь заковыристым ругательством... Теперь она жила в особняке Живоглота по Боровскому шоссе, командовала прислугой, материла всех почем зря. Она распорядилась построить сарай и завела там свиней. Это были единственные существа, к которым она испытывала какую-то теплоту. Откормленные свиньи ходили по посаженным специалистами газонам, гадили на покрытые красным гравием дорожки, смачно хрюкали, жрали, рожали... А Николай перестал ездить в свой особняк, гадко ему там было, несмотря на бесчисленное количество комнат. И мать к нему никогда не приезжала... А Игорек? Его младший братишка... Его держит под прицелом остервенелый от злобы и желания мстить капитан Кондратьев. И если он его убьет, то зачем Живоглоту жизнь вообще? Ему тридцать шесть лет, он испытал все - и нищету, и зону, и побои, и богатство, и власть... Ни одной женщины он не любил, их тупость и жадность раздражали его. И похотливый Гнедой со своими изощренными развлечениями был ему противен и непонятен. Живоглота тянуло к нормальной жизни - он хотел жениться, иметь много детей, жить в своем доме и заниматься хозяйством... Но никого на пути ему не встретилось, одни шлюхи, одни размалеванные бляди, которые, несмотря на их умение, не могли удовлетворить его. Обычно после соития он избивал их и выгонял вон - только не из сладострастного садизма, как Гнедой, а просто от раздражения их тупостью и продажностью. А все тепло в его очерствелой душе он отдавал одному человеку - своему младшенькому братишке Игорьку.
От воспоминаний его отвлек свет дальних фар машины, едущей навстречу. Он каким-то шестым чувством ощутил, что это о н и.
И действительно, машина остановилась метрах в двадцати от них на противоположной стороне дороги. Оттуда вышла высокая мужская фигура и направилась твердым шагом к их машине. Живоглот понял, что это Кондратьев. Он тоже вышел из машины, сказав телохранителям, чтобы были наготове, и пошел навстречу своему врагу.
- Здорово, - произнес он, подходя к Кондратьеву. Им никогда не доводилось лично встречаться, и Живоглот помимо всего прочего испытывал некий интерес к тому, против кого они затеяли семь с лишним лет назад опасную игру, которая никак не может закончиться.
- Ладно, целоваться в следующий раз будем, - грубо оборвал его Алексей. - Шуруй к моей тачке и убедись, что твой брательник жив и здоров... А я пойду к твоей... Но предупреждаю еще раз... Пусть только кто-нибудь дернется...
- Да все путем, - ответил Живоглот. - Только учти вот что, я тебя тогда еще предупредил... До твоего звонка с ней поработали... Избили... Но не трогали, клянусь братом... Она в шоке после всего этого. Сам понимаешь, женщина... Если бы ты раньше позвонил... Сам понимаешь...
- Разберемся, не болтай много, - сказал Алексей и пошел к "Ауди", оглядываясь по сторонам.
Живоглот подошел к "девяносто девятке" и увидел там, на заднем сиденье, живого и здорового, хоть и какого-то одуревшего Игорька. Рядом с ним сидели здоровенный кудрявый мужик лет сорока и еще один, тоже крепкого сложения. Мрачно глядели на него.
- Здорово, братуха, - произнес Живоглот.
- Здорово, - тихо, виноватым голосом ответил Игорь. - Видишь вот, лоханулся я... Тепленьким взяли...
- Ничего, не переживай... Главное, что жив и здоров. Остальное приложится.
Он повернулся и пошел обратно к своей машине. Алексей тем временем приоткрыл заднюю дверцу "Ауди" и увидел, что между двух мордоворотов сидит Инна с сильно напудренным лицом в каком-то странном состоянии.
- Инна, - произнес Алексей. - Это ты?
Но та была в шоке. Она не произносила ни слова. А потом взглянула на него и истерически зарыдала. Какие-то странные звуки исторгались из ее рта. Алексею стало не по себе.
- Что вы с ней сделали? - буквально прорычал он подходящему сзади Живоглоту.
- Я тебе говорил, сам посуди... Убили Гнедого, убили еще троих братков... Узнали, что это сделал ты... Взяли твою бабу в заложницы и, сам понимаешь, отвели на ней душу... Ты думаешь, это все я? Я сам между двух огней, но жизнь братишки для меня дороже их мнения... Думаешь, мне легко было уговорить соглашаться на этот обмен? Я сделал, что мог... Отдавай Игорька и забирай свою Инну...
У Алексея вдруг снова стало тяжело и тревожно на душе. Он почувствовал некую опасность, исходящую от этой глухой ночи, от этих трех молчаливых качков и почему-то даже от сидящей между ними Инны... Инны?!
- Ладно, отпускаю твоего брательника, - произнес Алексей и пошел к своей машине. - Выпускай женщину...
Он подошел к машине и сказал своим спутникам:
- Выпустите его...
Он видел, как из машины Живоглота выпустили женщину, и она пошла по направлению к их машине. Игорь Глотов, не оглядываясь, быстро зашагал к машине брата.
"Но почему она такая странная? - неотвязная мысль буравила мозг Алексея. - Вроде бы она, одежда ее, даже запах духов ее, но какая же странная... Молчит из-за шока, напудрена для того, чтобы скрыть побои?..."
Женщина, закрыв лицо руками, шла к Алексею. Он, как и договаривались с Живоглотом, находился в машине.
Чувство тревоги нарастало и сделалось совсем угрожающим. "Если я сейчас вскочу, они будут стрелять по ней, как и договаривались... А если это все же Инна?"
Но когда она приблизилась, сомнения в том, что это она, стали совсем уже сильными. И тут произошло неожиданное. Вдруг послышался вой автомобильных сирен, и как из-под земли на трассе появилась милицейская машина.
- Быстрее! - крикнул Игорю Живоглот.
- Быстрее! Сюда! В машину! - крикнул женщине и Алексей. Входить в объяснение с милицией в его планы не входило. Как-никак, только вчера он лишил жизни четырех человек, как это ни странно, но четырех полноправных граждан России, что предусматривается статьей сто пятой Уголовного кодекса, причем при отягчающих обстоятельствах, наказуемых пожизненным заключением.
Женщина побежала быстрее и нырнула в машину. Уже по запаху Алексей окончательно понял, что это не Инна. Духи ее, а запах не ее... Но было уже поздно. Две милицейские машины с мигалками и сиренами на огромной скорости летели со стороны Москвы. "Ауди" рванул с места, и то же самое сделал и Алексей. Одна милицейская машина стала догонять "Ауди", другая с визгом развернулась и помчалась за машиной Алексея в сторону Москвы... Что бы все это ни значило, но надо было нажимать на газ, ничего другого не оставалось. И Алексей, до которого дошло, что его обвели вокруг пальца, как школьника, в отчаянии с остервенением давил эту педаль. Машина набрала скорость километров сто сорок и мчалась по левой полосе. Милицейская машина давала сигналы, требуя, чтобы "девяносто девятка" немедленно остановилась. Но останавливаться было нельзя...
- Ты кто такая? - наконец сумел произнести Алексей, бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида и увидев напудренное лицо женщины. Она и впрямь была очень похожа на Инну.
- Кто ты такая? - повторил вопрос Никифоров, но ответа не последовало.
Тут вдруг милицейская машина стала ехать медленнее и наконец совсем отстала. И тогда-то до Алексея дошло, что произошел самый настоящий кидняк, что он отдал Живоглоту его любимого брата, а Инна по-прежнему находится в опасности.
Он остановил машину у обочины и вышел из нее. Подошел к задней дверце, Олег из машины вылез, а Алексей сел рядом с этой женщиной.
Она сидела, пряча лицо, и теперь отворачивалась от него. Он оторвал от ее лица руки, которыми она его прикрывала, и повернул ее голову к себе.
- Кто ты такая?! - громко крикнул он.
Но он с ужасом увидел ее мутные глаза, дрожащие губы, мертвенно-бледный цвет лица и брезгливо оттолкнул ее.
- Она же накачана наркотиками, - прошептал он. - Вот это да... Провели, как младенца... И все же, поглядите, как она похожа на Инну...
Она не столь была похожа на Инну, сколь являлась как бы грубой пародией на Инну. То же сложение, те же волосы, тот же овал лица, да и черты лица очень похожи... Откуда они откопали эту странную личность?!
- Помнишь фильм "Крестоносцы?" - спросил у Алексея Олег.
- Помню, - вздохнул он. - Понимаю, что ты имеешь в виду... Только он не признал в той юродивой свою дочь Данусю, а я фраернулся так, что... схватился за голову он. - А про фильм ты вспомнил не зря... Теперь я пойду за Инной сам... Другого выхода у меня нет... Пусть будет что будет... Жизнь мне не дорога. Ради чего жить? Что я, ради того, что не успел отомстить Лычкину, поставлю на карту жизнь любимой женщины? Какой вздор... Нет, буду ждать их звонка... Пока вот молчат, сволочи...
