Алексей молчал.
- Что молчишь? Дар речи потерял? Слаб ты с нами тягаться, капитан...
- Чего ты хочешь? - спросил наконец Алексей.
- А ничего. Ну поверь, совсем ничего не хочу. Просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Жалко мне тебя, вот жалко, и все тут... Я от природы очень жалостлив, понимаешь, какая у меня беда? Собачек бездомных жалею, даже мух, попавших в паутину, и то жалко... А уж такого мудака, как ты, жалко втройне... Так что спокойной тебе ночи, супермен... Через несколько часов тебя менты повяжут за убийство гражданина Шервуда и остальных. Получишь, рецидивист гребаный, по сто пятой статье за убийство четверых человек свое пожизненное, и отправят тебя на остров Огненный доживать свой век... Так что бывай... покемарь пока пару-тройку часиков, отдохни как следует, потом уж не придется, там, в СИЗО, будешь отвечать за убийство Гнедого перед братками. Но убивать тебя уже не станут, на легкий конец не рассчитывай, ты еще поскрипишь на этом белом, а для тебя навсегда черном свете...
- Ладно, - глухо пробасил Алексей. - Тогда бывай... Я ждать не стану... Пойду и сдамся ментам. Пусть будет, что будет... Устал я, не могу больше... И про себя все расскажу, но и про ваши делишки не умолчу... Пусть хоть Инну спасут...
Теперь настала очередь Живоглота помолчать. Затем он произнес:
- Да, жалостлив я... И из жалости приглашаю тебя к себе. Все будет по-честному, по-благородному. Как только явишься, Инну твою оттрахают при тебе и отпустят восвояси. А тебя будет судить братва. Так будет правильно, капитан...
- А гарантии какие, что вы ее отпустите? - спросил Алексей.
- А никаких, - усмехнулся Живоглот. - Только одна гарантия - если не приедешь, мы ее тут заживо сожжем или живой в землю закопаем - опыт есть и того, и другого, и третьего разного, на все вкусы... Так что лучше приезжай... Она нам совершенно не нужна, никакого резона нет лишнюю кровь на себя брать. Никаких гарантий... Хочешь, приезжай, хочешь, нет... Не приедешь, и она страшной смертью умрет...
- Где и когда? - коротко спросил Алексей.
- Где и когда? Ну давай так... Сегодня в семь утра явишься на двенадцатый километр Волоколамского шоссе. Один, пешком... Ну, подъедешь, понятно, на чем угодно, хоть на вертолете, но тебя будут ждать наши люди пешего... Только так... Коли подъедет машина с твоими людьми, так просто никто и не догадается, кто, собственно, тебя ждет. А даже если и догадаются, то как только их повяжут, если, разумеется, сумеют, именно в эту минуту твою Инну в нужном месте сожгут заживо... Бензин и спички у нас имеются, не беспокойся... Связь у нас хорошо налажена. Один только сигнал от наших людей, и все... Канистра с бензином стоит рядом с ней. А она привязана крепко-накрепко... Если тебе угодно, кстати, можешь в этом удостовериться...
Он пошел в соседнюю комнату и поднес аппарат ко рту Инны.
- Поговори, красавица, со своим хахалем, просто расскажи, как тебе тут живется-можется. Больше ничего не надо.
На сей раз он рассчитал правильно. Инна не выдержала напряжения и разрыдалась.
- Я здесь, Лешенька, - всхлипывала она. - Они привязали меня к кровати. Они держат наготове канистру с бензином... Это какой-то дом в лесу, не знаю, по какой дороге, не очень далеко от Москвы... И Лычкин здесь, он тоже здесь, эта гадина... Я слышала его голос из-за двери... Спаси меня, спаси меня, мне очень страшно!!!
- Умница моя, - прошептал Живоглот, пошел в соседнюю комнату, принес соленых орешков и сунул ей в рот. - На тебе за это. Подкрепись немного. Мишель, принеси-ка ей пивка... А то у нее в горле пересохло... Будь гуманистом...
На сей раз Лычкина уговаривать не пришлось. Он давно и сам хотел предстать перед ней собственной персоной.
- Здравствуй, Инна, - улыбался он. - Давно не виделись... Ты неплохо выглядишь, по-моему, даже лучше, чем семь лет назад. Молодеешь с каждым годом... Даже жаль, что у нас с тобой ничего не получилось. Мы бы были с тобой чудесной парой. Только ты предпочла мужлана Кондратьева, этого простофилю, который тебя даже выручить не может...
- Не так уж давно мы виделись, - с ненавистью глядя на него, тихо выговорила Инна. - Позавчера, например, ты видел меня. Сидя в красной машине около моего дома на улице Новаторов. И вчера утром за мной ехали...
- Заметила все же, - с досадой проговорил Михаил. - Ну ничего, зато вот скромную "четверочку" ты не приметила... Ни ты, ни Алешенька твой тупоголовый... Около твоей конторы на Сивцевом Вражке... Глупые вы с ним оба, - вздохнул он. - Шустрите что-то, а ведь оба обречены... Сегодня его сюда доставят тепленького, а там... Большая будет потеха, Инночка...
- А тебе-то какой интерес от всего этого? - спросила она.
- А никакого. Чисто спортивный. Ненавижу вас обоих, и все тут... Таких чистеньких, добреньких, правильных... Ты бросила меня, интеллигента, аристократа, и предпочла его, грубого неотесанного недоумка... Ты просто дура, набитая пошлая дура... А он... держал меня то грузчиком, то подручным, меня, который в детстве ложками жрал черную икру и понятия не имел о давке в городском транспорте, когда этот безмозглый осел тащил свою лямку то в Афганистане, то в Таджикистане, то еще в какой-нибудь дыре, в которой приличные люди и не бывали, да и не слыхали про такие места... Кто его туда посылал, чем он так кичится? Это я его туда посылал? На хер мне все это нужно? Такие, как вы, должны в ногах у меня валяться, он должен быть моим слугой, шофером, дворником, а ты... Я выбрал тебя, а ты предпочла его... Ну и получите оба по заслугам... Сегодня мой день... Все, что до того, были цветочки, ягодки будут уже через несколько часов... Вас будут резать на куски на глазах друг у друга... А этот мудак и впрямь поверил, что, как только он явится сюда, вернее, его сюда привезут, так тебя сразу и выпустят... Нет уж, вы оба через несколько часов будете обезображенными трупами, и как еще обезображенными... А я буду хохотать, жаль, что не разрешат сюда еще Ларису привезти, она бы посмотрела на свою чистюлю и отличницу сестру... Но ничего, я сумею ей все рассказать в живописных подробностях... И она порадуется за тебя от души.
- А кто знает, - вошел в комнату с бутылкой пива Живоглот. - А может быть, мы их и выпустим... Изуродуем, как положено, отрежем языки и выпустим. Пусть радуются друг на друга. Да что ты стоишь, как истукан? Дал бы женщине пива... Что же, ей нельзя порадоваться напоследок?.. Никакой галантности, - на сей раз спародировал и он покойного Гнедого.
- Это можно, - согласился Михаил и попытался влить Инне в рот пиво. Но та отдернула голову, и пиво полилось ей на волосы, разметавшиеся по грязному покрывалу.
- Ладно, не хочешь, как хочешь, нам больше достанется, - криво ухмыльнулся Михаил. - Пошли туда, не желаю больше разговаривать с этой набитой дурой... Помечтай о свидании с суженым. Недолго уже осталось...
Они вышли в соседнюю комнату, а Инна металась по железной кровати. Острые веревки резали ей запястья и лодыжки. Страшные мысли жгли голову.
"Бедный доверчивый Алешка... Зачем он летит спасать меня, как мотылек на огонь? И я... зачем я так расслабилась в тот момент... Надо было сказать, что у меня все в порядке, чтобы он не думал кидаться мне на помощь... Но я... Я же тоже не железная... И мне страшно, мне очень, очень страшно. Потому что знаю - эти нелюди способны на все".
Прошло уже около суток с тех пор, как ее привезли сюда. Привезли и втолкнули в этот холодный, непротопленный с зимы дом. Потом этот мерзкий качок с водянистыми глазами, ежиком светлых волос на круглой как мяч голове и пудовыми кулачищами посадил ее на колченогий стул и начал методично избивать, при этом то смачно ругаясь, то по-лошадиному хохоча. Он бил ее кулаками в лицо, подбил ей правый глаз, потом сбил со стула и начал молотить ногами в живот. Наверное, он мог бы бить еще сильнее, но он не хотел убивать ее, он берег ее тело для новых, гораздо более страшных испытаний. Затем он поднял ее, он и его товарищи, как две капли воды похожие на него, привязали ее крепкими веревками к железной кровати с вонючим матрацем и грязным покрывалом... А потом робкий лучик надежды, звонок Алексея, робость в водянистых глазах истязателя... Потом они уехали, а вернулись радостные и довольные, мерзко хохочущие... Лучик надежды исчез... И этот звонок бандитов Алексею, и его растерянность, и ее ужас... А теперь ей было ужасно стыдно за то, что она показала перед этими гадами свой страх... А Михаил... Ведь она жила с ним, она когда-то любила этого человека, если его вообще можно назвать человеком... Да, она разлюбила его, ей не захотелось с ним больше общаться, но разве она могла подумать, что он будет так страшно мстить. И ей, и человеку, которого она полюбила, который, кстати, доверял ему, когда они вместе работали, который ценил его... Но им мало того, что они упрятали его за решетку на семь лет, теперь им надо добить и его и ее до конца... А каким страшным чудовищем оказалась ее сестра по матери Лариса... Разве она могла подумать, что та так ненавидит ее. Но за что? Только за то, что Инна не такая развратная, как она? И вообще, как ужасна жизнь, как ужасны люди...
