Я часто задаю этот вопрос на суде и редко получаю ответ. Однако сегодня присяжный номер семнадцать хочет что-то сказать. Бобби Моррис, тридцать шесть лет, белый, каменщик. Он поднимает руку, и я ему киваю.
— Будь я в жюри присяжных, то считал бы, что он должен давать показания. Я хотел бы выслушать подсудимого.
— Благодарю вас, мистер Моррис, — тепло отзываюсь я. — Есть еще мнения?
Теперь, когда лед наконец сломан, тянется еще несколько рук, и я продолжаю задавать наводящие вопросы. Как я и надеялся, наше общение все больше начинает походить на простое обсуждение, и все больше людей начинают раскрепощаться. Со мной легко разговаривать, я нормальный парень без выкрутасов и к тому же с чувством юмора.
Когда я заканчиваю, ее честь извещает, что мы должны отобрать состав жюри до конца сегодняшнего слушания, и дает нам пятнадцать минут, чтобы просмотреть свои записи.
13
В электронном письме Джудит говорится: «Старчер все еще переживает. Отец из тебя никакой. Увидимся в суде».
Мне хочется сразу ответить в таком же духе, но какой смысл? Мы с Напарником едем из суда. Уже темно, восьмой час, и день выдался тяжелый. Мы останавливаемся у бара, чтобы выпить пива и перекусить.
Девять белых, один черный, один латиноамериканец, одна вьетнамка. Их лица стоят у меня перед глазами, и мне надо обязательно о них поговорить. Напарник, как всегда, терпеливо все выслушивает и изредка вставляет комментарии. Последние два дня он почти полностью провел в суде, и жюри ему нравится.
После второго бокала пива я останавливаюсь, хотя мне хочется выпить еще. В девять часов Напарник высаживает меня возле «З» — закусочной, специализирующейся на мясных блюдах, — и я четверть часа жду Нейта, лениво потягивая безалкогольный напиток. Наконец он появляется, заказывает порцию жареных луковых колец и извиняется за опоздание.
— Как судебный процесс? — интересуется он.
— В конце дня отобрали присяжных в жюри. Утром вступительные речи, а потом Мансини вызывает своих свидетелей. Все будет проходить быстро. Так у нас есть сделка?
Нейт отправляет в рот большой хрустящий кругляш лука и энергично жует, оглядываясь по сторонам. Кроме нас, тут никого нет. Проглотив, он отвечает:
— Да. Два часа назад Вуди встречался с Мансини и пригрозил уволить его. Заменить на чудика, готового сразу с утра подать ходатайство о нарушении закона в ходе судебного разбирательства. Мансини дал задний ход и согласился сделать все, что от него требуется. Он хочет встретиться с тобой и судьей в половине девятого завтра утром.
— А судья?
— С ней тоже улажено. Похоже, у нее с Вуди есть какие-то общие дела, друзья, не важно, и Вуди настоял, чтобы ее во все посвятили. Она подыграет. Примет признание вины, одобрит сделку, приговорит твоего парня к пяти годам с отбыванием на тюремной ферме, порекомендует УДО. Все, как ты хотел, Радд.
— Отлично! А что насчет бандитов Линка?
— Расследование зашло в тупик, так что забудь об этом. — Он делает глоток и берет новое кольцо лука. — А теперь, Радд, давай поговорим о самом интересном.
— О нашей последней встрече со Свэнгером мы договаривались по сотовому телефону, который он оставил мне в аптеке. Телефон по-прежнему у меня. Он в фургоне. С тех пор я им не пользовался и не знаю, работает ли он. Если мне удастся связаться по нему со Свэнгером, я постараюсь договориться о встрече. Но мне придется дать ему денег.
— Сколько?
— Пятьдесят штук, непомеченными купюрами. Он не дурак.
— Пятьдесят штук?
— Это около трети объявленной награды. Думаю, он на это клюнет, потому что совсем обнищал. На меньшее вряд ли согласится. В прошлом году ваши ребята конфисковали порядка четырех миллионов долларов, и благодаря чудесному закону, который принял наш штат, все деньги остались в департаменте полиции. Деньги там есть, Нейт, а Рой Кемп пойдет на любые траты, лишь бы снова увидеть дочь.
— Ладно, ладно, я передам. Это все, что я могу сделать.
Я оставляю его доедать жареный лук, а сам спешу в фургон. Пока Напарник везет меня домой, я достаю дешевый мобильник и набираю номер. Тишина. Через час я пробую дозвониться снова. А потом еще раз. Ответа нет.
14
Благодаря усталости, паре пива и двум порциям виски с лимонным соком я засыпаю с включенным телевизором. Просыпаюсь я в кресле, по-прежнему в костюме, но без галстука, в носках, но без обуви. Звонит мой мобильник — сигнал идет с неизвестного номера. Время без двадцати два ночи. Я решаю ответить.
— Искал меня? — спрашивает Свэнгер.
— В общем, да, — отвечаю я, вскакивая и опрокидывая табурет для ног. Голова после сна плохо соображает, и ей нужен прилив крови. — Ты где?
— Дурацкий вопрос. Еще одна глупость, и я даю отбой.
— Послушай, Арч, не исключено, что сделка может состояться. Понятно, только если ты не врешь, в чем все сильно сомневаются.
— Я позвонил не затем, чтобы выслушивать оскорбления.
— Конечно нет. Ты позвонил, потому что тебе нужны деньги. Думаю, я смогу устроить сделку, действуя как посредник, причем бесплатно. Я не твой адвокат, так что счет за услуги выставлять не буду.
— Очень смешно. Ты не мой адвокат, потому что тебе нельзя доверять, Радд.
— Ладно, когда в следующий раз умыкнешь девушку, найми кого-нибудь другого. Так тебе нужны деньги или нет, Арч? Мне как-то без разницы.
Повисает короткая пауза, пока он размышляет, насколько сильно ему нужны деньги. Наконец он спрашивает:
— Сколько?
— Двадцать пять тысяч за информацию, где девушка. Если ее там найдут, то еще двадцать пять тысяч.
— Но это лишь треть от объявленной награды. Остальное забираешь себе?
— Ни цента. Как уже сказал, я не получаю ничего и именно по этой причине спрашиваю себя, зачем во все это влезаю.
Еще одна пауза, пока он раздумывает над встречным предложением.
— Мне не нравится такой расклад, Радд. Я не увижу второй части денег.
А мы — девушки, думаю я, но говорю другое:
— Послушай, Арч, ты получаешь двадцать пять штук от людей, которые готовы тебя убить, как только увидят. Это намного больше, чем ты заработал за весь прошлый год честным трудом.
— Я не верю в честный труд. И ты тоже. Потому и пошел в адвокаты.
— Ха-ха. Умно́́. Так тебе нужна сделка, Арч? Если нет, я умываю руки. Мне есть чем заняться в ближайшие дни.
— Пятьдесят штук, Радд. Налом. Пятьдесят штук, и я говорю тебе, причем тебе одному, где сейчас девчонка. Если это подстава или я почую где-то рядом копов, я тут же смотаюсь, сделаю один звонок, и девчонку уберут. Это понятно?
— Понятно. Насчет денег я не уверен, но передам условие через свой контакт.
— И не тяни, Радд, мое терпение на исходе.
— Ну, если будут деньги, то время у тебя найдется. Кого ты хочешь провести, Свэнгер?
В трубке короткие гудки. О сне можно забыть.
15
Через три часа я останавливаюсь возле круглосуточного магазина и покупаю бутылку воды. У дверей ко мне подходит полицейский в штатском и недовольно спрашивает:
— Радд, это ты?
Поскольку это я, он протягивает мне коричневый бумажный пакет для бакалейных товаров, в котором лежит коробка из-под сигар.
— Пятьдесят штук. Сотенными купюрами.
— Годится, — отвечаю я. А что мне остается? Сказать «спасибо»?
Я выезжаю из Города в одиночестве. Во время нашего последнего разговора со Свэнгером примерно час назад он велел мне не брать своего «головореза» и сесть за руль самому. И еще сказал ехать не на моем новеньком крутом фургоне, а на чем-нибудь другом. Я объяснил, что другого транспорта мне сейчас не найти, а все прокаты машин еще закрыты. Так что, кроме как на фургоне, ехать мне не на чем.
Я стараюсь не думать о том, что он за мной следит. Он знал, что мы с Напарником взяли напрокат фургон. Теперь ему известно, что у меня новые колеса. Просто удивительно: он проводит в Городе достаточно времени, чтобы все это знать, а полиция его никак не обнаружит. Думаю, получив деньги, он исчезнет окончательно, что само по себе совсем неплохо.
