«Что ж, — подумала моя дочь, — раз мальчик осознал, что победа присвоена ему и брату несправедливо, можно его и поощрить за этот рыцарский поступок». Она решила сделать царственный жест.
— Спасибо, но лучше оставьте шашки себе, вы… тоже их заслужили. Знаешь, мы как-то не очень любим играть в шашки. Вот если бы в шахматы… — Аня многозначительно замолчала, давая понять, что в шахматы играет не хуже Каспарова.
— А вы где живете? Может, поиграем вместе, рядом с нашим домиком есть стол для пинг-понга, есть и ракетки, — предложил мальчик. — Меня зовут Антон, а моего брата — Денис.
— Я Аня, а это мой друг Саша.
Сашка кивнул головой и деловито пожал руки мальчишкам. Инцидент был исчерпан. Дети, все так же не замечая нас, пошли в сторону коттеджей.
— Аня! — окликнула я дочь.
Наконец она обратила на меня внимание.
— О! Вы уже приехали? Так быстро?
— Приехали. А куда вы направляетесь?
— Мам, можно мы поиграем с мальчиками в пинг-понг? Они живут в одном из коттеджей.
— Можно, но с территории ни ногой. И прежде чем вы с Санькой и новыми друзьями убежите играть, отведи нас с Алиной к Мишиной Зинаиде Михайловне.
— К тете Зине, что вчера с нами ночевала?
— Да, именно к ней.
— Вчера она в холле на посту сидела, а сегодня не ее смена.
— Где же нам ее найти? — спросила я.
— Думаю, она живет в домиках для обслуживающего персонала, — предположила Аня, переминаясь с ноги на ногу, ей не терпелось поскорее удрать с новыми друзьями. — Это там, за столовой.
— Хорошо, беги, но с территории — никуда. Стой! А где наш пес? — бросила я вдогонку Ане. Не помню, чтобы я его утром видела в номере.
Моя дочь неопределенно махнула рукой в сторону и побежала за мальчишками.
— Понимай как знаешь, — пробурчала я и повернулась лицом к Алине. — Ну что, Алина Николаевна? Пойдем, поищем Мишину?
Алина кивнула и устремилась вперед, в сторону столовой.
Мы обогнули здание пищеблока и очутились на задворках дома отдыха. Действительно, чуть поодаль виднелись постройки, напоминающие собой сцепленные в один ряд сарайчики. К ним мы и направились. Наш путь лежал мимо мусорных контейнеров. Вокруг одного из них толпилась свора собак, дворняг разного размера и окраса. Все псы, задравши головы, с вожделением смотрели на контейнер, из которого время от времени вылетали объедки: то недоеденный бутерброд, то шкурка от сосиски, а то и половинка котлеты. Когда через край стального короба летело «лакомство», собаки делали стойку и — кому повезет — хватали угощение на лету.
— А еще говорят, что собаки не умеют думать и вместо мыслей у них одни инстинкты, — сказала Алина, зачарованно наблюдая за фонтанирующими объедками.
— Чушь говорят, — поддержала я подругу. — Глядя на Бобби, я всегда говорила — собаки думать умеют, и даже очень. Посмотри, ведь сообразили они послать кого-то одного, самого проворного и ловкого, в контейнер? Ай да пес! Прирожденный снабженец! А какую силу воли надо иметь, чтобы самому не съесть такую вкуснотищу, а отдать ее товарищам по стае.
— Подругам, — поправила меня глазастая Алина. — Вокруг контейнера одни самки сидят.
— А в контейнере? Кобель? Надо же, какой дамский угодник!
— Дон Жуан.
— Казанова.
Несмотря на неприятный запах, витающий над мусорником, мы подошли практически вплотную к стае. Нам очень хотелось посмотреть на героя собачьего романа.
Из контейнера торчал до боли знакомый обрубок хвоста коричневого цвета.
— Что-то этот хвост на хвост твоего Бобби смахивает, — осторожно отметила Алина, боясь затронуть мои чувства привязанности к домашнему любимцу.
— Ну что ты! Бобби — и в мусорном контейнере? Пес, перебирающий домашней едой, и вдруг — в объедках? — как-то вяло возразила я, потому что хвост, вне всякого сомнения, принадлежал нашему фокстерьеру. Но признаться в том, что мой пес шарит по мусорникам, даже ради симпатичной самки, я не могла. — Алина, прекрати дискредитировать мою собаку. Пошли искать Мишину, — я потянула ее за рукав, чтобы увести подальше от отбросов и от… Бобби.
В это самое время над мусорным контейнером появилась Бобкина голова. В пасти наш чистюля-фокстерьер держал не совсем тщательно обглоданную куриную ножку. Пес гордо оглядел толпящуюся внизу публику и, выбрав достойную самку, точным броском послал ей от себя подарок.
— Широкой души у тебя пес, — ехидно заметила Алина. — Или до сих пор его не узнаешь? Марина, разуй глаза, это твой Бобби.
— Не слепая, вижу, — отпираться не было никакого смысла. — Бобби, ко мне, похотливый кабель! — заверещала я.
Пес повернул на мой крик морду и, как мне показалось, вздрогнул. Он мигом сообразил, что сейчас ему не поздоровится, поэтому быстренько выпрыгнул из контейнера, подбежал к нам с Алиной, сел на задние лапы и, заискивая, посмотрел мне в глаза.
— Марш в номер, — брезгливо принюхиваясь к псу, приказала я. — Вечером будем купаться. Бобби, как ты мог? Неужели тебя не кормят? С какой такой жизни ты стал по мусорникам лазить? — разочарованно спросила я и посмотрела на любимца, словно он мог мне ответить.
Он и не ответил, а, понуро опустив голову, потрусил к корпусу.
— Марина, он же не для себя старался, — вступилась за Бобби Алина. — Смотри, сколько у него подружек. — И она обвела взглядом многочисленную свору.
— Как похотливого самца ни корми, а он все равно на сторону смотрит. Кобель и есть кобель, — резюмировала я, — хоть маленький, хоть большой.
— Ты права, — поддакнула Алина, глядя вслед удаляющемуся Бобби, и хотела уже перевести стрелки на всех мужчин вообще, но я вовремя определила ход ее мыслей и остановила дальнейшее развитие дискуссии:
— Алина, сейчас не время.
Надо заметить, у нас с подругой давно уже наладилась стойкая телепатическая связь. Мы столько лет знаем друг друга, что с полуслова понимаем, о чем хочет сказать одна из нас. Иной раз даже не имеет смысла открывать рот: и так все ясно.
— Как хочешь, — не стала спорить Алина. — Мы пришли.
За зданием столовой в самом деле находились домики обслуживающего персонала, маленькие хибарки без удобств, выстроенные в один ряд. Комнатки в домиках были узкими, буквально на две койки, составленные почти вплотную друг к другу. Чтобы отвоевать необходимое жизненное пространство, люди выносили часть мебели на воздух. Перед входом в домики стояли казенные столы, стулья, а также всевозможная утварь: тазы, бочки, кастрюли, детские ванночки и даже один огромный самовар, не электрический, а самый настоящий, который топится щепками и углем. Несколько женщин, свободных в этот день от дежурства, занимались своими делами: кто стирал, а кто и ноги в тазу парил.
— Надо было кого-то из детей взять, чтобы нам Зинаиду Михайловну показали, — поздно спохватилась я.
— Тоже мне проблема, не думаю, что здесь много Зин, — фыркнула Алина и во все горло заорала: — Зина!
Женщина, чьи ноги мокли в тазике и которая собиралась учинить им педикюр с пристрастием, встрепенулась и повернула голову в нашу сторону.
— Что я говорила! Зину вычислить — раз плюнуть. Ай да я, молодец, — похвалила себя за сообразительность Алина и легонько подтолкнула меня к Зине. — Пошли.
— Вы Зина? — спросила я.
Женщина смотрела на нас и то поднимала из воды ступни, то вновь их опускала, наперед не зная, удастся ей продолжить педикюр или придется его закончить, так и не начав.
— А вы… — Зина потянулась к полотенцу, решив все же, что сегодня не ее день для гигиенических процедур.
— Я Марина Клюквина. Вы мне вчера звонили, — представилась я. — Спасибо, что вы не оставили наших детей одних. Вот, возьмите. — Я полезла в кошелек и достала купюру — обещала ведь отблагодарить, а обещания надо выполнять.
— Ну что вы, не надо, — для порядка стала отнекиваться Зинаида.
— Как же не надо, если ваш муж вашу работу выполнил. Этого не мало? — усомнилась я в том, достаточно ли даю денег.
— Это даже больше, чем мне обычно за смену начисляют, — призналась Зинаида и спрятала деньги в карман.
— Так ведь и обстоятельства дежурства были не совсем обычные.
— Да уж. Такого у нас не было. Вы знаете, мне как-то не верится, что ваша родственница могла убить девушку.
Я благодарно улыбнулась Зине.
— Хотя… — продолжила она и замолчала.
Я внутренне напряглась.
— Что хотя? — мрачно спросила я, все же в надежде, что не услышу ничего ужасного.
— Странная уж больно она, — выдохнула Зинаида. — Вы уж не обижайтесь, но странная.
— Хорошо, — у меня отлегло от сердца. Странность — это не такой уж страшный порок. — Зинаида Михайловна, вы можете нам рассказать, что насторожило вас в поведении Степаниды Степановны?
— По большому счету, и рассказывать нечего. Я заметила, что с ней что-то не так, давно, а если быть точной, с вечера среды. У нас прошлая среда вообще сумасшедшей была.
