— Я же сказал: взял у ротозея в «Пассаже».
— Ясно. Когда?
— А с месяц назад… Сразу как в Питер вернулся.
— Точнее не можете?
— Я в численнике свои скромные дости жения не отмечаю. Может, больше месяца на денек-другой.
— Вы не забыли, что откровенность и искренность смягчают наказание?
Могу напомнить.
— Не стоит. Эту азбуку мы хорошо затвердили.
— Тогда объясните следующее. — Таболов подвинул к нему листок бумаги. — Вот справка о том, что эти шкурки поступили на склад десять дней тому назад. Так что месяц тому их в городе быть не могло… Это — раз. А два: вы давно знакомы с Маркиным, Тимофеем Ильичом?
— Не знаю такого, — мрачно отвернулся Черенков.
— Странно. А ведь в свое время отбывали с ним срок в одной колонии и даже в одном бараке. Вот его фотография, узнаете?
— Не имею чести, — даже не взглянув на фото, покачал головой Леша-Нахал.
— Несолидно, Черенков. Было это давно, но жили вы бок о бок, что подтвердить не составит труда… — Таболов встал, прошелся по кабинету и остановился за спиной сидящего. — А со Шмелем вы знакомы?
— Это еще кто? У меня в знакомцах насекомых не бывало.
— Это Шмелев Олег Борисович, убитый вами в ночь с семнадцатого на восемнадцатое в складе «Союзпушнины», — тихо сказал Таболов. — Могу предъявить фотографии.
Черенков вскочил, и некоторое время его губы шевелились беззвучно.
— Не-ет… Не убивал. Христом-богом клянусь… Не было такого, гражданин начальник! Темно было, правда, столкнулись мы… Потом я рванул оттуда. За что мокруху шьете? Я этим от века не марался, поверьте!
— Сядьте, Черенков. Сядьте и расскажите по порядку. Я буду верить вам, пока не соврете.
Тяжело опустившись на место, очень изменившись лицом, Леша-Нахал начал хрипло:
— Я с этим… с Дедом, про какого говорите, случайно встретился. Он, видно, слыхал про меня, но не виделись, а тут зашел в пивбар и встретил…
— В какой?
— В «Прилив»… Сижу, пиво пью, а он и подходит…
Старик, пытавшийся купить чай в продуктовой палатке, приволакивая ногу, подошел к столику и заговорил с Черенковым.
За соседними столами громоздили одна к другой кружки, ломали воблу… Кто-то разбавлял пиво водкой из четвертинки.
Разговор у двоих шел напряженно, по-видимому, Маркин в чем-то убеждал собеседника.
— Он дело предложил, этот мех взять, — слышится голос Черенкова. — Сулил чистую работу, а долю себе ерундовую просил. Сказал, будто все подготовит, склад сам откроет и без никого. Я порыпался, порыпался и согласился. Договорились, что он после к моей Зинке на квартиру придет. И телефон-чик один мне оставил.
Искуситель поднялся из-за стола и ушел, прихрамывая…
Оставшись один, Черенков задумчиво тянул пиво из кружки.
— Как было дальше? — спросил Таболов, делая очередную пометку в блокноте. Затем показал собеседнику квадратик бумаги. — А телефон — этот? Изъято у вас.
— Этот, — всмотрелся Черенков. — А как было? Он сказал, чтоб я туда в три ночи заявился… Я, правда, малость задержался, но дверь была отперта, как обещано, кругом никого… Только в подсобке всего двадцать три шкурки оказалось. Гляжу, еще рядом дверь, и там шкурки, но тоже мало. Я и эти собрал. Уже рвануть намылился, к выходу тяну, — Черенков облизал губы, — из-за угла кто-то и вывернулся… Ну, я вгорячах его за грудь и в сторону кинул! А сам — ходу. Верьте, гражданин начальник, при мне, кроме фонарика, ничегошеньки не было, ну чем я мог заделать кого? Чистодел я, убеждения у меня такие.
— Вы говорите, что кинули его в сторону… Сильно кинули?
— Я же вгорячах был, и темновато еще, — лицо Черенкова задрожало. — А вы думаете…
— Я пока ничего не думаю, а суммирую факты, Черенков… Убитый Шмелев — ваш… коллега, можно сказать. И умер он в результате удара затылком о стенку складского помещения. Допускаю неумышленное убийство, и чистосердечный рассказ вам на пользу. Но сейчас и нам и вам главное — встретиться с Маркиным… Он не появлялся у вашей сожительницы?
— Нет… И звука об себе не подал. Я ему по этому телефону звонил, а там и нету такого, — Черенков с отчаянием посмотрел на Таболова. — Что же мне теперь будет, а?
— Вы успокойтесь, Черенков. Вспомните еще свою встречу с Маркиным, разговор, сейчас все имеет значение. Если вспомните существенное — просите встречи со мной. — Таболов нажал кнопку. — Уведите задержанного.
Завтрак у Барковых всегда происходил совместно. Прибежав из кухни с фырчащим двухсекционным кофейником, Зоя Георгиевна пододвинула чашки, осторожно разлила кофе.
— Тебе молока сколько? Володя… Да Владимир же! Оставь ты свои газеты, у вас политчас по понедельникам!
— Извини, мамочка, я чтоб отвлечься. — Владимир Семенович отбросил пачку газет на диван. — Хватит, не лей больше… Понимаешь, не идет эта куница из головы. И дернуло шефа торжественно заявить, что она обязательно будет! Четыре дня осталось, и то неполных.
— Значит, у него имелись данные, — авторитетно рассудила жена. — Евгений Николаевич ничего спроста не бухнет, не возьмет ответственности!
— Это все так. — Барков поднял чашку от блюдца, но, глядя поверх нее, забыл отхлебнуть. — Однако, если что — позору не оберемся… Русанова тоже говорит, что ей не по себе, словно случится что-то.
— А ты с ней все разговоры говоришь, да? Хотя, — Зоя Георгиевна утерлась салфеткой, — когда ехали с дачи, она мне понравилась… У нее, говорят, с мужем какая-то романтическая история вышла?
— Хорошая романтика! Ухлопали человека браконьеры, картечью из двух стволов… На Дальнем Востоке, они там вместе после пушного института работали.
— О-ой, бедная! — Баркова взглянула на часы и, на ходу перекалывая волосы, вышла в соседнюю комнату. — А с Васиным у нее что было? — донеслось оттуда.
— Ничего и не было… Что ты, Лешку не знаешь? Он юбки не пропустит, как собачка, у каждого столбика ногу поднять готов! Да тут и обжегся… Ты мне рубашку голубую выстирала?
— А ты вчера стиральный порошок купил?
— Я? Да купил же, конечно! — хлопнул себя по лбу Владимир Семенович. — В багажнике оставил, сейчас принесу.
Переодеваясь, она слышала, как хлопнула входная дверь, мурлыча мотивчик, занялась лицом… Успела привести в порядок, полюбоваться, подправить и опять полюбоваться. Войдя в комнату, снова взглянула па часы и села, нога на ногу, покачав головой осуждающе.
Замок в двери тихо щелкнул, но муж не выходил из передней.
— Господи, где ты там? — Зоя Георгиевна решительно вышла к нему. Барков стоял, прижимая к груди объемистый пакет. — Это столько купил? — изумилась, всплеснула руками, а его лицо было белым, и сразу встревожилась: — Да что с тобой…
— Посмотри, Зоечка.
Нетвердо ступая, вошел в комнату, распустил руки, и паркет мягко устлали искрившиеся шкурки. Мех играл под солнечными лучами, и оба не могли отвести глаз от него.
— Что это, Володя… Где ты взял? Когда?
— Се… Сейчас. Открыл багажник, а они тут, — пролепетал Владимир Семенович.
— Где тут? Откуда… Ты думаешь, я тебе поверю?! — в бешенстве закричала жена. — Ты угробить нас хочешь, да? Юрику жизнь испортить? Ну нет!
Но когда он закрыл лицо руками и осел на стул, бросилась рядом на колени, затормошила, приговаривая:
— Прости, Володя, я не подумав, от испуга… Я же знаю тебя, я же знаю, что ты никогда… Откуда только? Кто мог? Знаешь что: мы это выбросим куда-нибудь!
— Как выбросим? — отведя руки от лина он смотрел строго и печально. — Они же есть, кто-то их подбросил, а значит, имел цель… И про это должны знать, кому положено. Я сейчас поеду… И если ты хоть одной душе скажешь — смотри, Зоя!
— Я не скажу… Я и на работу не пойду, я буду ждать тебя. — Зоя Георгиевна заплакала. — Только ты сразу домой, если отпустят, или позвонить попросись хотя бы…
Разнообразная музыка наслаивалась одна на другую, потому что покупатели опробовали аппаратуру в отделе кассетных и в отделе пленочных устройств.
Шувалов выбрался из толкучки, образовавшейся вокруг новенького магнитофона «Акай», а от стены отделился щуплый юнец в больших квадратных очках со стеклами фиолетового цвета, быстро шепнул:
— Канадский «хамелеон» нужен? Всего полтинник.
— Этот, что на тебе? — приостановился Шувалов. — Нет, сынок, это формы вчерашнего дня… Носи сам на здоровье.
И пошел дальше, но снова приостановился, потому что лохматый Сева, в неизменной джинсовой униформе подсунулся близко, сказал в никуда:
— Стерео-хром «Агфа», блоком в упаковке, интересует?
— Пожалуй, — согласился Шувалов. — Только пойдем отсюда на воздух… Там и поговорим.
Они порознь прошли толкучку возле магазина, завернув за угол, Шувалов присел на скамеечке в сквере, и вскоре подошел и сел рядом Сева.
