- Тебе известно больше, чем мне, а?
- Возможно.
- Мне надо что-нибудь делать?
- Нет, пока не получишь от меня паспорт. Он будет иракский.
- Ты такая красивая, знаешь...
- Не знаю и знать не хочу. Для тебя я - товарищ Расмия.
- А жаль...
В этот момент снизу позвали: - Расмия, на минуту... - Это был голос профессора. Девушка поднялась и вышла за дверь, на лестничную площадку. Эссат метнулся к сейфу, пытаясь рассмотреть его поближе и прислушиваясь к голосам на лестнице. На дверце сейфа он увидел медную пластинку с выгравированной надписью, разобрал ее с трудом: Coffre-fort Dejazet, под этим Societe Anonyme Modele Azure No. A773810.
Поспешно вернувшись на прежнее место, Эссат изо всех сил старался запечатлеть в памяти прочитанные слова и особенно номер. Вошла Расмия и снова села за стол.
- Так вот значит, как, - произнес он смущенно, как бы продолжая прерванную беседу. - А я-то думал...
- А ты не думай.
Она склонилась над своими бумагами, прямые густые волосы, упав, почти скрыли ее профиль.
- До свиданья, - бросил он, будто обидевшись. - Завтра приду.
- Не приходи. Я тебя сама вызову, когда надо будет.
Эссат спустился по лестнице - за дверью кабинета профессора все еще разговаривали. Он не зашел попрощаться. На улице сел на свой мопед и поехал к центру. По дороге он несколько раз оглянулся и даже сделал в одном месте небольшую петлю, чтобы убедиться, что никто за ним не следит, а после этого уверенно двинулся к Большой мечети Омейядов. Оставив возле нее свой мопед, он пешком прошел через просторный двор, где голуби лениво вспархивали у него из-под ног и тут же опускались за его спиной. У входа он сбросил туфли и шагнул туда, где царили прохлада и мрак. В мечети, как всегда, было людно. Вышагивали взад-вперед студенты медресе, зубря свои тексты. Наставники выстраивали малышей в нескладные шеренги. В центре - беспорядочная толпа верующих. А возле высоких колонн отдыхают те, кто забрел в мечеть в поисках убежища от жары, не помышляя о молитвах. Многочисленные старики и дети пребывали тут в полном безделье - одни дремали сидя, прислонясь к стене, другие, собравшись по двое, по трое, лениво болтали. Время от времени смотритель мечети теребил спящих, призывая уважать священное место. Когда вдруг где-то голоса повышались, он шикал на спорщиков и норовил выпроводить их прочь. Эссат долго наблюдал за смотрителем-стариком в вылинявшем балахоне, босым, суетливым - пока тот, наконец, не остановился почти рядом возле кучки ребятишек, чей смех явно действовал ему на нервы.
- Ну никакого уважения, - вслух посочувствовал ему Эссат.
- Да, да, - отозвался старик, взгляд его при этом был устремлен куда-то в сторону.
- Не пропусти сегодня радио, - внятно произнес Эссат. - Послушай внимательно. Передашь, что я тебе сейчас скажу. - Этот толстый, Саад Хайек, возвращается в Париж, чтобы установить контакт. Теперь я скажу имя: он должен найти майора Савари из Главного управления внешней безопасности и через него установить связь с человеком по имени Таверне. Профессор хочет встретиться с этим Таверне.
Он повторил имена. Старик, казалось, и не слушал его вовсе.
- Так ты расслышал - Савари, Таверне?
- Расслышал.
- Профессор говорил о решающей акции, которая изменит картину Палестины. Так он сказал. Эти слова надо передать буквально, ты понял?
- Решающая акция, которая изменит карту Палестины.
- А еще - я уезжаю в Рим вместе с девушкой. Там готовится какая-то акция, но мне ничего о ней неизвестно.
Старик глаз не сводил с кучки мальчишек, которые затеяли потасовку. Эссат достал из кармана бумажный листок, на нем была воспроизведена надпись на сейфе, включая и номер.
- Я уроню это, а ты подберешь. Там несколько названий и цифры - передай их. Они разберутся.
Смятый листок упал из его руки на пол.
- Это все?
- Не все. Есть еще кое-что, очень важное. Меня подозревают. Я подслушал разговор профессора с Саадом Хайеком. Хайек убежден, что я не тот, за кого себя выдаю. Передай - мое положение опасно. Надо что-то сделать. Жду инструкций.
Старик коротко кивнул.
- Теперь все. Буду приходить каждый день. Это самое безопасное место у меня репутация набожного человека. Если я не пришел два дня подряд, сообщай в центр.
- Ладно.
Старик заковылял вслед за уходящим, подобрал, тряся головой и проклиная неаккуратность молящихся, клочок бумаги и повернулся к шумной толпе подростков. Эссат медленно подошел к верующим, прислушиваясь к голосу муэдзина, - и сделал вид будто весь отдался молитве, призывая милость Аллаха: нет Бога кроме Бога, и Магомет - пророк Его.
Глава 5
Комитет безопасности и иностранных дел - высший орган в израильском правительстве, по рангу следующий за кабинетом министров. В комитете есть постоянные члены, главные из которых - премьер-министр, министры обороны и иностранных дел, руководители "Моссада", "Шин бет" и военной разведки, а также секретарь кабинета министров. Других приглашают по мере надобности. Собирается комитет на свои заседания по решению премьер-министра. Обсуждает самые острые вопросы, касающиеся войны, мира и государственной безопасности. Некоторые - далеко не все - решения, принимаемые на этих заседаниях, представляются на утверждение правительству.
"Шин бет" - израильский эквивалент американского ФБР или британского отдела М-5. Его забота - безопасность внутри страны. "Моссад" отвечает за внешнюю разведку и поддерживает контакты с правительствами дружественных стран. Это - открытая часть его деятельности. Вооруженная борьба против соседних стран, враждебных Израилю, и разного рода террористическими группами остается как бы за кадром. Время от времени "Моссад" проводит некие операции - с участием регулярных войсковых частей или без оного. Чаще ведет войну другими методами: с помощью традиционного шпионажа, подкупа разного ранга должностных лиц, внедрения агентов в арабские организации, сбора информации через службы дружественных стран, в отдельных случаях - через дружески настроенные службы стран враждебных.
"Моссад" состоит из четырех отделов, известных всем, и энного числа подотделов, никогда и нигде не упоминаемых. Эти четыре легальных называются так: отдел оценки, отдел спецопераций, отдел сотрудничества с иностранными службами и арабский отдел.
По просьбе шефа "Моссада" Мемуне в середине дня состоялось чрезвычайное заседание комитета безопасности и иностранных дел. Обычно такие заседания проходят у премьер-министра или в министерстве обороны, но на сей раз по ряду причин его решено было провести в одной из комнат на первом этаже кнессета - израильского парламента. Основной причиной послужило то обстоятельство, что на половину второго было назначено заседание кабинета министров, а до этого тут же, только на втором этаже, угощали кофе, обхаживали, улещивали и водили за нос делегацию сената Соединенных Штатов. Нелегко было убедить премьер-министра, человека крайне раздражительного и не терпящего нарушений заранее составленного распорядка дня, в необходимости этого чрезвычайного заседания, да еще в непривычном месте - он полагал, что для столь неслыханных действий просто не может быть достаточно серьезного повода. Секретарю кабинета пришлось изрядно попотеть, пока он добился согласия премьера.
- Я договорился, что ты тоже будешь, - сообщил Мемуне Шайе Бен Тову. Старик на все, что бы мы ни сказали, будет твердить, что это, мол, чепуха. Ну так лучше тебе услышать это из первых рук.
- Это вовсе не чепуха - то, что мы доложим!
- Я разве говорю, что чепуха?
Когда премьер-министр появился в комнате, всем своим видом выражая неудовольствие и нетерпение, остальные уже собрались вокруг длинного полированного стола. Все почтительно стояли, пока он шествовал через всю комнату к своему месту, и сели только тогда, когда он опустился на стул. Обведя суровым взглядом присутствовавших, - американцы сегодня доставили ему немало хлопот - он повернулся к секретарю:
- Так в чем дело, Ури?
- Мемуне сам все расскажет, господин премьер-министр.
- Про эту парижскую историю?
- В некотором смысле - да.
- Что это значит - в некотором смысле? О Париже пойдет речь или не о Париже?
- Не о Париже, но о том, что с ним связано.
- Это дело вообще должен рассматривать кабинет министров, поскольку оно касается торговли, - недовольно заявил премьер. - С какой стати я должен выслушивать его дважды?
- Это не совсем одно и то же, господин премьер-министр.
- Так что там Мемуне собирается рассказать?
Предшественник Мемуне отличался пылкостью и напором, сохранившимися со времен командования танковыми частями. В его манере руководить разведкой сказывались природный темперамент и все, чему его выучили в танковом училище. Этот боевой стиль хотя и годился для некоторых операций "Моссада", но в целом приносил немало неудобств. Разведка теряла агентов больше, чем имело смысл их терять, а при вооруженных стычках просто по ошибке или вследствие неумелой пальбы погибало множество ни в чем не повинных людей, и правительству постоянно приходилось оправдываться. В конце концов кипучего деятеля перевели в генштаб, а сменил его на посту в высшей степени осторожный администратор из армейского отдела, занимающегося планированием. Только этот новый воцарился в своем кабинете - а был он именно кабинетный работник, - как тут же стал исповедовать принцип, который стал вскоре известен как Идея с большой буквы. Доведенная до идеальной чистоты Идея являла собой элегантнейший образчик редактирования, потому что в окончательном виде была сведена к трем словам - "уклонение под благовидным предлогом" (так представлялось дело его коллегам, на самом деле выражение было просто-напросто позаимствовано в ЦРУ). Но звучало это приятно, и вскоре "уклонение под благовидным предлогом" превратилось в способ существования. От всего, что могло быть вытащено на суд общества и не выдержало бы его, "Моссад" под благовидным предлогом уклонялся. Идея, собственно, неплохая, но грозившая безнадежным застоем в ведомстве, которое и создано-то было ради рискованных действий. Так что Идея была непопулярна, и Бен Тов критиковал ее громче всех.
