Аркадий Петрович протяжно вздохнул, но ответил:
— Мне не нравится твой проект. И не нравится, что ты за моей спиной собрала представителей моих компаний. Не нравится!
— Почему же за спиной? Председателем собрания будешь ты.
— Не понимаю, зачем тебе вообще понадобилось это собрание. Я не изменю своего решения даже перед лицом смерти, потому что объединение всех моих компаний под одной крышей означает создание холдинга и уменьшит наши доходы ровно вдвое! Как бизнесмен я не могу пойти на такой шаг в трезвом уме и твердой памяти. Нужно спятить, чтобы такое совершить, понятно?!
— Но зато ты легализуешь свой бизнес, — тихо заметила дочь.
— Да. А зачем? Чтобы меня сжевали в конце концов. Пока мои предприятия работают по отдельности, все идет отлаженно и спокойно. А стоит объединиться, как я столкну лбами чуть ли не половину всех конкурентов, которые существуют в нашей стране, да еще и из-за границы прихвачу.
— Но ты станешь чуть ли не самой мощной экономической силой. Тебе будет многое подвластно.
— Мне и так почти все подвластно, — Аркадий Петрович кашлянул, — власти у меня предостаточно. А стоять на пьедестале мне не хочется. Слишком заметен, могут скинуть.
— И что будет на собрании?
— Выпьем пива и разойдемся.
— Но папа!
— Хватит об этом, — рявкнул Мамонов. — Ты берешься за то, о чем не знаешь.
* * *
Кухарка Галя поставила поднос с кофейным сервизом на стол и тихо замерла в проеме дверей. Она осталась полюбоваться Викторией. Та села за рояль, тонкие пальцы пробежали по клавишам длинным арпеджио. Потом она закинула голову назад и закрыла глаза, задумавшись.
— Мне нравится этот дом, — тихо произнесла она.
Остальные разместились на диванах и креслах вокруг столика. Только Борис облокотился на крышку рояля, приняв причудливую позу, правда, при его пухлой комплекции это выглядело не совсем эстетично. Владелец обширных ягодиц сохранял на своей физиономии налет романтического ожидания, какое свойственно лишь юнцам.
— Как ты находишь тетушку? — Серега сделал акцент на последнем слове, словно слово «тетушка» по отношению к Виктории было не просто неуместным, а прямо-таки неприличным.
— Не слишком изменившейся, — пожала плечами Сашка.
— Знаешь, а ведь вы похожи, — он взял ее руку, поднес близко к лицу и принялся с интересом вглядываться в ее ладонь, словно надеялся там прочесть причины этой поразительной внешней схожести.
— Да? — усмехнулась Сашка и выдернула руку. — Ты весь вечер так пялился на мою тетю, что мне показалось, ты больше ничего заметить не в состоянии. И вот усмотрел…
— Нет, в самом деле, — настаивал он и положил свою ладонь на ее локоть. — Тот же разрез глаз, линия губ, овал лица и цвет волос… — Серега уперся в нее немигающим взглядом, от чего Сашка почувствовала себя как-то неуверенно.
Ей захотелось пересесть на другой диван, хотя бы поближе к Андрею Фокину и Скупому, которые в течение ужина не проронили ни слова (Скупой, потому что постоянно что-то жевал, а Фокин по обычной причине — он вообще редко говорил, если первым словом не должно было звучать «я»). Но, во всяком случае, эти молчаливые ребята не вводили ее в странное замешательство и не мешали наслаждаться вечером. А Серега своими разговорами мешал. Сашка даже дернулась, чтобы встать, но он удержал ее рядом с собой и продолжил, не сводя с нее глаз:
— Вот если бы волосы твои не вились мелкими колечками, а были бы прямыми, и если бы…
— И если бы мне было уже за сорок! — не выдержала она.
— Когда-нибудь эта угловатая девочка с порывистыми жестами и детской припухлостью на скулах вырастет и пройдет по холлу нью-йоркского отеля «Паллас» поступью королевы. И все присутствующие, от эмира, снимающего пентхауз, до мальчика-коридорного, застынут в этом холле соляными столбами, — с неожиданной патетикой в голосе заключила Виктория и, открыв глаза, уставилась почему-то на Бориса. — Поверьте мне. Я наблюдала эти чудесные превращения не один раз.
— Твоими бы устами да мед пить, — буркнула Сашка, которой было решительно плевать на подобные перспективы.
— Ах, Виктория, — Вовка Паршин в один прыжок оказался у рояля, — в вас гибнет великая романистка.
— Да что вы! — притворно удивилась та.
— Правда, — со знанием дела кивнул литературный агент, — вы просто обязаны поговорить с Пророком!
— Пророком? А кто это?
— О! — Вовка закатил глаза. — Это человек высшего порядка. Он предсказатель. Я уверен, он посоветует вам писать. Лида как раз сегодня к нему поехала.
— Чтобы узнать, что ей нужно писать?
— Мне почему-то кажется, что даже он не сможет дать ей гарантии… — проворчал Серега.
— Молчите вы! — отмахнулся от него Паршин. — Вам-то вообще не понять, что такое талант.
— Еще бы!
— А Лиде необходимо подтверждение своего писательского дара из уст именно Пророка? — усмехнулась Виктория. — Пятнадцать собственных романов для нее не достаточно убедительный аргумент?
— Ну… — Вован замялся, но ненадолго, тут же продолжил с энтузиазмом: — Когда у нее случается кризис, вы меня понимаете…
— Критические дни, что ли? — снова огрызнулся из своего угла Серега.
Сашка смерила его уничижительным взглядом.
— Вот! — разъярился Паршин. — Вот что я имею в виду, говоря о потере духовности! — он красноречиво ткнул пальцем в сторону Сереги. Потом снова повернулся к Виктории: — От каждого писателя иногда уходит муза…
— Это такая тетка с крыльями и арфой, которая летает над головой у Лидки, когда она кропает свою очередную пошлятину, — пояснил Серега.
На сей раз Сашка отвесила ему подзатыльник.
— Неужели именно эта дама пройдет по холлу «Паллас»-отеля так, что все попадают? — усомнился он, но затих.
— Кстати, я вот хотел выяснить между делом, — Борис скромно скосил глаза в сторону, словно заранее понимал неприличность вопроса. — Почему ты перестала заниматься Дали?
— Боже мой! — тут же возмутился Паршин. — Заниматься Дали! Это не люди, это же неучи! Как можно заниматься Дали! Не вопрос, а безвкусица какая-то!
— Да мы вообще полные ничтожества, — хохотнул Серега.
— Я бы попросила не обобщать, — тихо заметила Сашка.
Борис к тому моменту уже побледнел и готов был сквозь землю провалиться. Выставляться недалеким человеком в присутствии людей, а потом страдать от насмешек было его призванием.
— Ну как бы там ни было, мне тоже интересно, — продолжил Серега. — Неужели в этой убогой Америке никому не интересен Дали? Почему ты его бросила, Виктория? Ты же многого достигла. А твоя книга «Скачки гения» — это просто чудо. Я, правда, не смог прочесть ее на русском, но на французском она прекрасна.
— Я и писала ее на французском. В России ее так и не издали, — загадочно улыбнулась та. — Это была первая и последняя книга, которую я написала. На последних страницах рукописи я поняла, что занимаюсь мертвечиной. Видишь ли, описывать чье-то творчество, по сути, нелепо. Дали сказал миру все, что хотел. И никакие статьи о нем с этой точки зрения не имеют смысла. Поэтому я занялась тем, что имеет смысл здесь и сейчас.
— В твоих интерьерных разработках много сюрреализма, — заметил Серега, выказывая тем самым свою причастность к искусству, а значит, и свой расширенный по сравнению с остальными кругозор. Он любил это демонстрировать. То, что он владеет тремя языками, хорошо осведомлен во всех областях жизни и умеет управлять самолетом, аудитория обычно узнавала раньше, чем фамилию этого потрясающего парня.
Сашка поморщилась.
— Разговор наш стал очень тяжеловесным. Давайте я вам лучше сыграю. Дивная штучка…
С этими словами Виктория, вздохнув, положила руки на клавиши. А потом заиграла Сен-Санса.
Сашка откинулась на спинку дивана и думала, что вряд ли Серега прав насчет ее схожести с теткой. Даже если некоторыми чертами лица она отдаленно напоминает свою красивую родственницу, то ей никогда не только не перенять, но и не понять чарующую загадку ее манер. Как она умудряется быть милой для всех без исключения, каким непостижимым образом заставляет мир со всеми его колючками и углами плавно вертеться вокруг себя, не задевая и не раня свою повелительницу, которая произведение Сен-Санса легкомысленно называет «дивной штучкой», но при этом играет его так, словно у нее под пальцами не клавиши рояля, а собственная душа.
Лидка ворвалась в столовую в тот момент, когда Сашка и Виктория уже допивали утренний кофе, и тут же обрушила на них шквал своего негодования.
— Ну почему, скажите мне, почему я обо всем узнаю последней?! — взвизгнула она со слезами на глазах и плюхнулась на свободный стул.
Благо свободных стульев в это время имелось предостаточно. Отец, Виола и Борис давно должны были уехать по делам, Сашкины друзья обычно подтягивались в их дом только к полудню, так что в столовой, кроме двух дам, больше никого и не было.
