для акрофобии. Она действительно работала над собой.
— Второй этаж! — воскликнула она, указывая на дверной проем. — Приемные! Интенсивная терапия! Профилакторий! Кафетерий!
— Наверное, тебе было трудно одной? Ты как-то сказала мне, что не можешь выносить одиночества. Однако здесь ты совсем…
— Ну, я не одна. Мне составляют компанию чокнутые призраки. Не волнуйся. Они тебя не потревожат, если не станешь делать мне больно.
Она уселась на диванчик и поманила его. Он сел на стул напротив.
— Ты знаешь, почему твой отец поместил тебя сюда до того, как его перевели в Афины?
— Всякий раз, как у меня случался, как он это называл, шизофренический эпизод, он обращался со мной как с любым из своих глючных пациентов.
— Что ж, а можешь рассказать мне, что с тобой происходило, когда ты была заложницей 17N и МЕК?
Она округлила глаза.
— Это было не по-настоящему. Просто киношные сцены.
«Тихо. Не возражай. Войди в мир ее сценических наваждений».
— Тебе понравилась твоя роль?
— Д-даже не знаю.
— Ты помнишь главные сцены?
Она обхватила лицо ладонями и стала говорить сквозь пальцы.
— Их было так много. И все не в фокусе. В первой части меня долго держали в шкафу. Потом я помогла ограбить банк. Меня чуть не убили взрывом бомбы в пирейском аэропорту. Потом, во второй части, я ехала поездом в такое место, где женщины носят военную форму.
Он должен перевести ее от наваждений к действительным воспоминаниям.
— Как почти все выдающиеся актеры, ты, наверное, черпала опыт из реальной жизни? Это называется вживание в роль.
— Да, верно.
Медленно вывести ее в реальность.
— Насколько ты опиралась в этой сцене на свой реальный опыт нахождения в шкафу, в полной темноте?
Глядя в пустоту, она начала описывать тот мучительный период первых дней после похищения.
— Сперва меня чуть не изнасиловал отец Алексия. Потом Алексий назвал меня отрыжкой американских угнетателей, жадных до нефти. Он сказал, ему хотелось разрезать меня на куски и побросать их волкам.
— Они, наверное, преследовали какую-то цель, если промывали тебе мозги и держали в живых. У тебя есть какие-то догадки, зачем им это было нужно?
— Что-то вроде проясняется, но потом исчезает. Я слышу пугающие вещи, и мне не верится, что я смогу их забыть. Когда я просыпаюсь, они как будто затухают.
Кайл попытался оценить уровень стресса по ее голосу. Раздвоение личности? Деперсонализация? Дереализация? Что бы там ни было, он не мог не давить на нее.
— Члены 17N, которых в итоге поймали, рассказали греческой группе по борьбе с терроризмом, что ты стала одной из них. Ты вела мотоцикл при ограблении банка и фургон при взрыве пирейского терминала.
— Я же сказала: это были киношные сцены, в которых меня держали заключенной.
— Согласно тем, кого арестовали и допрашивали, у тебя были шансы бежать.
— Помоги мне вспомнить, Марти.
— Давай попробуем. Закрой глаза. Представь себя в той сцене, снова в темном шкафу.
— Нет!
— Теперь ты можешь контролировать страх огня и высоты, мысленно погружаясь в такие образы. Если хочешь справиться с этим, тебе придется работать со мной.
Ее глаза закрылись, мельтеша под веками.
— Темный шкаф, — сказал он. — Ты слышишь разговор через закрытую дверцу.
Напряженная тишина.
— Кто-то говорит: операция «Зубы дракона».
— Дальше.
— Посеем зубы как семена. Семена смерти.
— Что еще?
— Спящие воины.
— А про цели они говорили?
Она открыла глаза.
— Это все, что я слышу.
— Ты уверена?
— …черт возьми! конечно!..
Он отпрянул, услышав пронзительный голос Никки. Рискованно давить на нее в таком состоянии, но на кону слишком много человеческих жизней.
— Тебе больше не нужно волноваться о том, чтобы скрывать послание Тедеску. Большинство членов 17N были пойманы после взрыва в Пирее. 17N и МЕК побеждены.
Она уставилась в пустоту. И произнесла тихим, каркающим голосом:
— Вы сказали: 17N и МЕК побеждены?
— Это что-то значит для тебя?
Она сжала кулаки.
— Я могу говорить только с теми, кто скажет: 17N и МЕК побеждены. Я не понимаю.
— Твой отец, директор клиники и режиссер твоего фильма, должно быть, спрятал для тебя за твоими фобиями постгипнотические команды. Они не давали тебе рассказать пророчества Тедеску. Но ты должна рассказать их ФБР.
— Как я могу рассказать то, чего не знаю?
— Может, ты знаешь больше, чем думаешь. Ты помнишь строки, которые говорила Тедеску перед тем, как он умер?
— Нет. Стойте! Да. По сценарию он должен был задушить меня. Но внезапно упал занавес.
— Это, несомненно, была вдохновенная игра. Ты еще кому-нибудь показывала эту сцену?
— Я пыталась рассказать отцу, но он сказал, ему небезопасно это знать. О господи! Он застрелился.
— Он загипнотизировал тебя, чтобы защитить, но теперь, когда ты преодолела фобии, ты можешь вспомнить катрены.
Она закрыла глаза.
— Я помню строки.
— Продолжай. Занавес поднимается. Ты на сцене.
— В башне на семи ветрах безликая богиня устремила в будущее взор. И, зверея царственно, она терзает всех и каждого, точно мясник.
— Богиня без лица что-то значит для тебя?
Она замялась. Губы плотно сжаты. Глаза скользнули вверх. Что-то на верхнем этаже? Что-то на парапете? Лучше пока не давить слишком сильно.
— Отложим пока это, Рэйвен. Следующие строки?
— Под утопленной стеной сбежавший быкочеловек к земле приник. Пятилистником взрывается смертный приговор.
— Отлично, Рэйвен. Агенты разгадали, что третья строка означает нью-йоркскую фондовую биржу, а четвертая — Пентагон. Они знают, что первый город — это Чикаго, но они не смогли вычислить цель. Башню на семи ветрах.
Она потерла глаза.
— Подождите! Теперь, когда вы сказали об этом… Один раз — когда мистер Тедеску раздавал роли — он говорил о том, как построили сорокапятиэтажное здание. Он сказал, оно самое высокое в Чикаго.
— А он упоминал безликую богиню?
— Вообще-то он говорил о богине без лица. Он хвастался, что открыл ее.
— Почему без лица? Почему царственно зверея?
— Ему нравилось играть словами. Царственно… царствовать. Ну-ка… Вспоминаю. Царица Церера.
— Римская богиня плодородия. На башне? Ну, конечно: охраняет будущее, потому что именно с этим связаны надежды людей на будущее: зерно, кукуруза и свиньи с коровами, которых забьет мясник. Цель теракта — это средоточие капиталистической торговли. Чикагская торговая палата.
Она обняла его.
— Мы дуэт. Мы вместе это решили.
— Но почему Церера — безликая и на башне на семи ветрах?
— Тедеску сказал, это здание было самым высоким в Чикаго на то время. Скульптор, которого наняли почти задаром, решил, что никто все равно не увидит лица статуи Цереры на верхушке. Так что он оставил его гладким.
— Осталось объяснить последнюю сцену. Как спящие агенты должны применить оружие к этим целям.
