- О господи! - в третий раз произнес Ремизов. Он был совершенно деморализован. - Что же теперь делать?
- Снять штаны и бегать, - презрительно ответил Аверкин. Он вынул из кобуры пистолет, достал из кармана куртки глушитель и стал неторопливо навинчивать его на ствол. Ремизов наблюдал за этой нехитрой процедурой расширенными от ужаса глазами. - В каждой игре свои правила, Витек, продолжал Аверкин, привычным жестом оттягивая затвор, - и, когда вступаешь в игру, эти правила надо бы знать, чтобы потом не пришлось удивляться и плакаться соседу по нарам: мол, я же не знал!.. А ты, толстый боров, не послушал меня, влез в чужую весовую категорию, а теперь меня же и спрашиваешь, что делать. Что ж, если хочешь, я отвечу, но учти, это будет последний бесплатный совет, который я тебе дам. Так вот. Ты можешь выбирать из двух вариантов: либо сразу застрелиться, не дожидаясь, пока тебе помогут, либо обратиться за помощью к квалифицированному специалисту - то есть ко мне. Но тогда тебе, дружок, придется платить не торгуясь и делать все, как я скажу. А если ты думаешь, что сумеешь выкрутиться, просто вернув икону и сдав меня ментам, я должен сразу тебя предупредить: даже и не мечтай. Пристрелю как собаку. Ну, так как? Если у тебя кишка тонка пустить себе пулю в висок, я с удовольствием помогу. Решай, только поскорее.
С этими словами он поднял пистолет и направил удлиненное глушителем дуло Ремизову в лоб. Лицо его было, как всегда, спокойно и бесстрастно, и одного взгляда на это лицо было достаточно, чтобы понять: бывший майор спецназа не думает шутить.
Ремизов достаточно хорошо знал своего старинного приятеля, чтобы разобраться во всех этих тонкостях. Он испуганно шарахнулся в сторону, прикрывая голову скрещенными руками, и придушенно пискнул, как крыса, угодившая в зубы терьеру.
- Я так понимаю, что умирать ты не хочешь, - с хорошо разыгранным удивлением констатировал Аверкин и, согнув руку в локте, направил пистолет в потолок. - Странно... А чего ж ты тогда хочешь-то, родной?
Ремизов молча моргал на него панически выпученным глазом, видневшимся сквозь прижатые к лицу растопыренные пальцы.
- Чем это здесь так воняет? - брезгливо морща нос, осведомился Саныч. Ты обгадился, что ли? Ну-ну, не надо так драматизировать. Все далеко не так страшно, как тебе, может быть, представляется. Ситуацию еще можно выправить. Хочешь, чтобы я этим занялся?
Ремизов часто-часто закивал, продолжая прижимать к лицу ладони с растопыренными пальцами.
" - Это будет стоить денег, - сказал Аверкин. - Живых, осязаемых, зеленых американских рублей, и притом в изрядном количестве.
- Сколько? - невнятно послышалось из-за прижатых к лицу жирных волосатых ладоней.
- Триста, - сказал Аверкин и, не глядя, наступил на хребет журналисту, который опять пытался подняться на карачки, - наступил и прижал, снова распластав этого умника по давно нуждавшемуся в циклевке паркету.
- Сколько?! - Ремизов отнял ладони от лица и посмотрел на Саныча уже без страха, но с удивлением - с презрительным, черт бы его побрал, удивлением. - Ты сказал триста?..
- Триста тысяч, - спокойно уточнил Аверкин.
Ремизов фыркнул и театральным жестом воздел к потолку короткие жирные руки.
- Бред! - визгливо выкрикнул он. - Ты в своем уме? Где это видано просить такие деньги за какого-то журналюгу?! И потом, где я возьму такую сумму?
- В оффшорном банке, - подсказал Саныч. - Сказать тебе номер счета?
- Сука, - процедил Ремизов. - Ах ты сука!
- Был бы сука, давно бы вымел с твоего счета все до последнего цента, невозмутимо ответил Аверкин. - Все шестьсот тысяч, как одну копейку. А я, как видишь, предлагаю честный раздел имущества. Кстати, ты зря пузыришься. Конечно, журналист таких денег не стоит.
Ну а ты? Ты сам? Я ведь могу просто повернуться и уйти, а ты поступай как знаешь. Только помни, на том свете деньги тебе ни к чему. Ну, ей-богу, нельзя же быть таким жадным! Сколько ты намерен состричь со своего лондонского партнера за икону - миллион, два? Или, может быть, больше? Наверняка больше. А я прошу несчастные триста тысяч. Это же обыкновенная инвестиция! Не вложишь этих денег в дело - ничего не получишь, вложишь поимеешь свои миллионы... Ты же деловой человек! Да лежи ты спокойно, мать твою! - прикрикнул он на копошившегося внизу журналиста.
- Все равно подохнешь, урод, - пробормотал снизу Светлов. - Фантомас хренов...
- Все там будем, - философски ответил Аверкин, нагнулся и аккуратно ударил его по затылку рукояткой пистолета. - Хороший парень, - объяснил он Ремизову, который таращил на него белые от ужаса глаза. - Незачем ему мучиться, бояться незачем. Сейчас он вроде как уснул, а проснется уже на том свете... Милое дело! Ну, что ты решил?
Ремизов немного похлопал глазами на лежавшего без сознания журналиста, с усилием проглотил слюну и сказал:
- Черт с тобой, я согласен. Что ты предлагаешь?
Аверкин одобрительно кивнул, подошел к двери и запер ее на ключ.
- Ничего особенного, - сказал он, вынимая из кармана сигареты и закуривая. - Твое дело телячье. Дай отбой своему аукционисту, припрячь икону, а сам вали куда подальше, пока какой-нибудь дошлый эфэсбэшник не вычислил тебя так же, как этот пацан. Потом, когда пыль уляжется, вернешься и вывезешь свою доску - тихо, спокойно, без шума и пыли. Нужно просто потерпеть, не пороть горячку и, главное, сегодня же перевести на мой счет триста штук. Это все, что от тебя требуется.
Остальное я сделаю сам.
- Угу, - промычал Ремизов. Он немного успокоился, и в его голосе опять появились привычные иронические нотки, столь ненавидимые Аверкиным. - Я переведу бабло, а ты просто слиняешь. Куда как хорошо!
- Жирный дурак, - сказал ему Саныч. - Ну, давай, предложи другой вариант! Чего молчишь? Нет вариантов? Вот и не выступай. А чтобы ты не боялся, я приступлю к работе прямо сейчас, при тебе.
С этим словами он направил пистолет в голову Светлову, который по-прежнему лежал на полу, не подавая признаков жизни.
- Стой! - свистящим шепотом выкрикнул Ремизов. - Не здесь! Ты что, с ума сошел? Под монастырь меня хочешь подвести, маньяк чертов?!
- Да, действительно, - сказал Аверкин, с большой неохотой ставя пистолет на предохранитель. - Твоя правда. Где-нибудь в лесу, по крайней мере пол отмывать не придется. Тогда берем его и ведем в мою машину. Она у запасного выхода, во дворе.
Ремизов поморщился, но спорить не стал. Он набросил на плечи свое роскошное бежевое пальто, нахлобучил шляпу и, подойдя к сейфу, вынул оттуда какой-то прямоугольный предмет в черном полиэтиленовом пакете.
- Это что, она? - удивился Аверкин.
- Она.
- Ну ты кретин! А если обыск?
- А где прикажешь ее держать - на вокзале, в камере хранения?
Аверкин безнадежно махнул рукой: поступай как знаешь. Ремизов сунул пакет с иконой за пазуху, затянул на объемистом животе пальто, подошел к Светлову и, наклонившись, взял его под левую руку. Вдвоем с Аверкиным они поставили безжизненно обмякшее тело журналиста на ноги. Аверкин отпер дверь и выглянул в коридор.
- Чисто, - сказал он. - Пошли.
Они выволокли Светлова в коридор, и Ремизов ногой захлопнул за собой дверь кабинета.
- Только учти, - сказал он Аверкину, - спиной к тебе поворачиваться я все равно не стану.
- Понятное дело, - ответил тот, одной рукой поддерживая норовящего соскользнуть Светлова, а другой нашаривая в кармане ключ от машины. - Только и ты учти, приятель: в случае надобности я тебя и с фасада протараню в лучшем виде. А теперь давай, шевели своей задницей! Время не ждет! Не забывай, что где-то поблизости бродит его приятель.
Они протащили журналиста по коридору. Аверкин распахнул наружную дверь и осмотрелся, щурясь от яркого солнечного света.
- Пошли, - повторил он. - Да не дрейфь, толстяк!
Ну, перебрал человек, а друзья его в беде не бросили, решили доставить домой... Аида!
Они спустились с крыльца и подошли к сиротливо стоявшему посреди двора ярко-желтому "жигуленку".
Аверкин вынул из кармана ключ и замер, увидев, что стекло левой передней двери россыпью мелких осколков поблескивает на асфальте и на водительском сиденье.
Дверь была слегка приоткрыта, а в передней панели на месте магнитолы зияла прямоугольная дыра, из которой неопрятно свисала разноцветная лапша проводов.
- Скотобаза, - сквозь зубы процедил Аверкин. - На пять минут машину оставить нельзя... Вот ведь твари!
- Подростки, - прокомментировал Ремизов, пыхтя под тяжестью безжизненно обмякшего тела журналиста. - Нормальный вор не стал бы стекло бить.
- Нормальный вор... - проворчал Аверкин, просовывая руку в салон и вытягивая шпенек запора задней дверцы. - Нормальный вор на старую совковую магнитолу не польстился бы. Это так, любители острых ощущений, отморозки малолетние... Было бы время - нашел бы и ноги повыдергивал. А вообще-то, не нравится мне это происшествие.
- А я думал, ты обрадуешься, - ядовито отозвался Ремизов.
