- Никакой кражи, - возразил Юрий. - Не веришь - загляни в багажник.
- Успеется. Эй, толстяк! - не оборачиваясь, позвал Аверкин. - Возьми в багажнике аккумулятор и поставь его на место. А ты, наверное, думал, что я буду один? - добавил он, адресуясь к Юрию. - Не сработал твой фокус, браток, ты уж не обижайся. Сейчас мы уедем, а ты останешься. Если не будешь дергаться, твой приятель, может быть, и уцелеет.
- Безнадежно, - сказал Юрий, - Ты ведь знаешь, что вдвоем нам на этом шарике тесно. Не надо было тебе Бондаря трогать.
- А это, брат, не тебе судить, что мне надо, а что не надо, - с кривой усмешкой возразил Аверкин. - А насчет Бондаря ты ничего не докажешь.
- А я и не собираюсь, - сказал Юрий.
Из-за машины показался толстяк, с натугой тащивший аккумулятор. Он держал тяжелую пластмассовую коробку на отлете, чтобы не запачкать свое светлое пальто. Спереди пальто подозрительно топорщилось, как будто под ним была спрятана большая книга или...
"Неужто икона?" - подумал Юрий, и в это время Аверкин выстрелил.
Юрий ждал этого, но все равно проморгал тот момент, когда Саныч выхватил из наплечной кобуры громоздкий "стечкин" с длинным глушителем. Пистолет издал звук, похожий на плевок, толстяк присел от неожиданности и выронил злосчастный аккумулятор;
Юрию на голову посыпалась известковая пыль, и несколько острых кирпичных крошек иголками впились в левую щеку.
Он выстрелил в ответ прямо через карман. "Вальтер" приглушенно ахнул, карман повис тлеющими лохмотьями, издающими отвратительный запах паленой ткани, смешанный с кислой вонью жженого пороха. Аверкин упал на одно колено, постоял немного, словно в раздумье, все больше кренясь на бок, упал, но тут же стал вставать, цепляясь за гладкий борт своей машины.
- Это тебе за Бондаря, урод! - сказал ему Юрий и вынул пистолет из дымящегося кармана.
- Слабо стреляешь, десантура, - с усилием вытолкнул из себя Аверкин. Он ухватился за кронштейн бокового зеркала, скрипнул зубами и выпрямился. Правая штанина его джинсов быстро меняла цвет, становясь из блекло-голубой грязно-бурой.
- Да уж не слабее тебя, - сказал Юрий. - И потом, мне спешить некуда. Счет у меня длинный - дай бог, чтобы патронов хватило.
В ответ опять раздался звук, похожий на плевок.
Юрий слегка отклонил голову, пуля просвистела у него над ухом, нырнула в черный оконный проем и ударилась в перегородку где-то в глубине дома.
Аверкин грязно выругался, выстрелил еще раз, и снова мимо - пуля ударила в асфальт возле ног Филатова и с тошнотворным визгом ушла куда-то в сторону.
- Будешь знать, как иконы красть, - сказал ему Юрий. - Святотатство, майор, это такая штука, за которую можно схлопотать еще при жизни, не дожидаясь Страшного суда. Целься лучше, я подожду.
- Прекратите безобразие! - неожиданно для всех и даже, наверное, для себя самого, завизжал толстяк, о котором все забыли. Он сидел на корточках за машиной, и Юрию было видно только его насмерть перепуганное лицо, торчавшее над капотом, как капустный кочан на грядке. - Я милицию вызову!
- Во, сказанул, - сквозь зубы проскрипел Аверкин.
Он встал ровнее, тяжело привалившись боком к машине, и вытянул перед собой руку с пистолетом. Рука дрогнула пару раз и замерла в каменной неподвижности - майор целился.
"Какого черта? - подумал Юрий, глядя на то, как пистолетное дуло медленно, но верно нацеливается прямо ему в переносицу. - Я же неверующий! Я же пятерки на политзанятиях получал, так на что я надеюсь? Его мочить надо, пока он мне последние мозги не вышиб, а я стою тут как истукан..."
В момент выстрела Аверкина неожиданно качнуло.
Точнее, качнуло не его, а машину, на которую он опирался всем своим весом, но пуля, шевельнув волосы на голове Юрия, опять ушла за молоком.
"А икона-то и впрямь чудотворная, - подумал Филатов, уверенно беря на мушку лишенную растительности, блестящую от выступившего на ней пота голову. - Ба, да это же господин главный редактор изволили проснуться!"
Из машины, покачиваясь, выбрался Светлов. Он не соображал, где находится и что с ним стряслось; зато Аверкин соображал быстро, и в следующий миг господин главный редактор уже оказался в незавидной роли живого щита, за которым прятался бывший спецназовец.
- Надо было стрелять, десантура, - прокаркал из своего укрытия Аверкин и приставил пистолет к виску Светлова. - Чудеса чудесами, а испытывать Божье терпение тоже ни к чему. Значит, так: сейчас мы уйдем, а ты...
Его прервал раздавшийся где-то совсем рядом вой милицейской сирены. Это было так неожиданно, что даже сидевший на корточках толстяк вскочил и испуганно завертел головой.
- Ты что, скотина жирная, и вправду ментов вызвал?! - прошипел Аверкин.
Толстяк отрицательно замотал щеками и рефлекторно схватился за грудь в том месте, где под пальто угадывались очертания какого-то прямоугольного предмета.
- Что же делать? - закричал он, дико вращая глазами. - Мне нельзя в милицию! Думай скорее, Саня! За что я тебе деньги плачу?!
- Не ори, я уже все придумал, - процедил Аверкин. - В милицию тебе действительно нельзя, убежать ты не сможешь, поэтому...
Юрий все понял за мгновение до того, как прозвучал выстрел. Как только дуло пистолета оторвалось от виска Светлова, он крикнул:
- Ложись!
Аверкин выстрелил в толстяка, и тот опрокинулся на спину, нелепо взмахнув короткими жирными руками.
Светлов рванулся вперед и вниз; лечь он, конечно, не мог, Аверкин держал его слишком крепко, но с линии огня он удалился, и, как только это произошло, Юрий спустил курок.
Пуля отбросила Аверкина назад, и он упал навзничь, увлекая за собой Светлова. Тяжелый "стечкин" отлетел под машину; Юрий увидел кровавую дыру на месте правого глаза бывшего крапового берета и бросил на землю "вальтер".
- А это тебе за Шайтана, - сказал он и нырнул в темный оконный проем за секунду до того, как подворотня наполнилась топотом бегущих ног и грозными окриками: "Стоять! Не двигаться! ОМОН!"
* * *
- Гули-гули-гули! - невыносимо фальшивым голосом пропел Юрий Филатов, склонившись над детской прогулочной коляской, и замолчал, не зная, что еще сказать.
- Ыыыы! - радостно ответили ему из коляски и одарили его широкой беззубой улыбкой. Резиновая пустышка выпала из этой улыбки и повисла на розовой ленточке.
Юрий протянул к пустышке руку, но взять ее и тем более вставить на место как-то не решился.
- Гули-гули, - нерешительно повторил он и выпрямился, почему-то испытывая сильнейшую неловкость.
Лида Светлова улыбнулась ему ласково и с явным сочувствием, а ее супруг скалился с откровенной насмешкой.
- Что, - спросил он, - словарный запас иссяк?
- Гули-гули, - сказал ему Юрий, и все трое рассмеялись.
Из коляски донеслось недовольное покряхтывание, грозившее вот-вот перейти в плач. Юрий испуганно покосился в ту сторону, гадая, что он сделал не так, но Лида уже наклонилась, подхватила выпавшую пустышку и ловко водворила ее на место. Кряхтение смолкло, сменившись аппетитным причмокиванием.
- Ладно, - сказал Юрий, - не буду мешать семейному счастью.
- Что вы такое говорите, Юрий Алексеевич! - робко возмутилась Лида. Она почему-то до сих пор робела в присутствии Юрия и разговаривала с ним, глядя куда угодно, только не на него. - Вы не мешаете, наоборот...
Я... Спасибо вам за все!
- За это, что ли? - небрежно спросил Юрий, ткнув большим пальцем в сторону Дмитрия. - Хорош подарочек! Ты с ним еще намучаешься и меня десять раз проклянешь. Да и мне порой кажется, что я напрасно вмешался.
- Это ты зря, - сказал Светлов, осторожно трогая затылок. - Я тебе еще пригожусь.
- Как прострел в пояснице, - сказал Юрий. - Все, ребята, дышите воздухом, а мне пора. Дела!
Это прозвучало фальшивее, чем "гули-гули", но они сделали вид, что ничего не заметили, и Юрий был им за это благодарен. Общаться с ними сейчас ему было трудно: должно было пройти какое-то время, чтобы Юрий смог разговаривать с четой Светловых, не опасаясь наткнуться на слезы благодарности в глазах Лидочки или на агрессивно-виноватое выражение в нахальных гляделках ее ненаглядного супруга.
Спешить ему было некуда, но он двинулся к своей машине уверенной и твердой походкой чрезвычайно занятого человека, чувствуя спиной их взгляды, В машине кто-то сидел, нагло развалившись на переднем сиденье, и курил, равнодушно глядя прямо перед собой. "Нормально", - подумал Юрий. Плечо и затылок у него заныли одновременно, как по команде. Он немного помедлил, а потом распахнул дверцу и сел за руль.
Человек на соседнем сиденье повернул наконец голову и посмотрел на него. Это был сравнительно молодой, лет, наверное, сорока, и довольно крепкий с виду индивидуум, одетый в строгий темно-серый костюм и в темных же очках, скрывавших выражение его глаз.
- Иван Иваныч Иванов с утра ходит без штанов, - невыразительно процитировал этот тип, бесцеремонно разглядывая Юрия своими темными окулярами.
