Длинные тени - Дэвид Балдаччи

– Можете предупредить его, что мы с ним свяжемся?

– Да. Но не могу поверить, что это имеет хоть какое-то отношение к прошлому отца.

– Потому-то мы и проверяем. Чтобы либо исключить это, либо нет.

– У вашего отца были враги? – спросила Уайт.

Роу уставилась на нее в упор.

– В этой жизни враги есть у каждого.

Они переночевали в Майами, а утром позвонили Артуру Дайксу, давно ушедшему в отставку и жившему в Пунта-Горда к северу от Форт-Майерса. Договорившись с ним о встрече, покинули Майами и поехали прямиком на встречу с агентом-отставником.

Жил Дайкс («Где ж еще?» – подумал Декер) в общине гольфистов. Поднявшись на лифте в его кондо, они встретили сердечный прием.

Хотя Дайксу было уже под восемьдесят, он при своем среднем росте поддерживал подтянутую, спортивную фигуру и щеголял копной седых волос. В доме его не было ни безделушек, ни беспорядка, порой присущих жилищам пожилых. Приглашая их войти, Дайкс сообщил, что он вдовец, а четверо его детей разлетелись по всей стране.

Когда они расселись в лоджии за чаем со льдом, Дайкс поведал о годах, проведенных с Канаком Роу в Секретной службе.

– Канак был мотивирован, собран, хотел сделать карьеру, – сообщил он.

– Но не сделал, – отметил Декер. – Ушел за девять лет до полной выслуги. Вам известно, что заставило его передумать?

Дайкс смутился:

– Можно отслужить двадцать лет и подать в отставку в возрасте пятидесяти лет, но Канак был далеко не так стар. Ему и сорока не стукнуло, когда он ушел со службы. Понять его было трудновато. То бишь он был мне прекрасным другом много лет подряд, но социальное происхождение у нас совершенно разное. Канак покинул родину, когда был еще ребенком, но успел навидаться такого дерьма, что чокнуться можно, позвольте вам сказать. И я знаю, что это на нем сказалось. Несмотря на всю нашу с ним дружбу, в личности Канака была сторона, которую не видел никто, и я в том числе.

– Было в его карьере в Секретной службе что-нибудь необычное? – поинтересовался Декер.

– Мы поступили на службу одновременно. Обучение прошли вместе. Отбывали дежурства, разрабатывали меры обеспечения безопасности нескольких президентов, включая Рейгана. Все шло гладко. А потом – бац! – и он отвалил.

– Значит, он ни разу не говорил с вами о своей внезапной смене работы? – спросила Уайт.

– Не в таких выражениях, но Канак стал… другим.

– Когда и как? – вдруг напружинился Декер. – Пожалуйста, как можно точнее.

– Я немало об этом думал, особенно после того как узнал, что вы ищете со мной встречи. И, действительно, могу указать вполне конкретный момент.

– Давайте же, – поторопил Декер.

– Мы тогда охраняли Рейгана. Это было месяцев через восемь после покушения на него Хинкли. Разумеется, Служба сменила свои протоколы, чтобы такое ни в коем случае не повторилось. Так или иначе, мы корпели именно над этим планом защиты месяца три. И не верьте тому, что показывают в кино и по телевидению, ничего гламурного в этом нет. Это просто изнурительный труд. Адски изматывающий девяносто девять процентов времени. А оставшийся процент… Ты окажешься в жопе, если оплошаешь хоть капельку.

– Не сомневаюсь, – откликнулась Уайт.

– Мы были в Майами ради выступления Рейгана с речью. Ничего особенного, просто очередной сбор средств. Когда она закончилась, мы сменились с дежурства, когда президент вернулся в свой отель и лег в постель. Некоторые из нас пошли съесть поздний ужин и выпить. А Канак – нет. Остался в отеле. На следующее утро он… он стал другим.

– В чем? – уточнил Декер.

– Обычно он первым спускался на брифинг, но тут мне пришлось подняться за ним. Он был по-прежнему в той же одежде, что и вечером, будто и не ложился. Поначалу я подумал, что у него похмелье, потому что он казался малость не того, но Канак заверил меня, что не брал в рот ни капли. Я не увидел никаких бутылок, да и никакого запаха спиртного ни в его дыхании, ни от одежды. А он был практически непьющим, так что я ему поверил. Спросил, что не так, но он не обмолвился ни словом. Он… он просто выглядел ошарашенным, пожалуй.

– Продолжайте, – подбодрила его Уайт.

– В тот день он взял себя в руки и выполнил свою работу. Но дальше все пошло вкривь и вкось.

– Как это? – не понял Декер.

– Ему звонили в контору, но он об этих звонках не сказал ни слова. Ни кто звонил, ни зачем. Уходил пораньше, чтобы с кем-то встретиться, но не говорил с кем. Это сказалось на работе, и пару раз Канак попал на карандаш. Я бы подумал, что у него интрижка, но он тогда еще был холост.

– Быть может, он встречался с лицом, состоявшим в браке, – предположила Уайт.

– Может, но Канак прям, как стрела, так что я такого и вообразить не мог. Несколько раз приглашал его на ужин в компании со мной и моей женой, знаете, чтобы как-то его разговорить. Но он так и не открылся.

– Канак сказал хоть что-нибудь, чтобы как-то объяснить случившееся? – спросил Декер.

Дайкс задумался.

– Однажды мы с ним сидели у меня в квартире, просто трепались. Вдруг он поглядел на меня и сказал: «Арти, я жалею об одном. Я чертовски жалею, что в тот вечер в Майами не пошел с вами».

Декер и Уайт переглянулись.

– Вы спросили почему? – спросил Амос.

– Конечно, спросил, но он закрылся, как устрица. Я не смог вытянуть из него больше ни слова на эту тему. А уж я пытался, можете мне поверить. Говорил с другими агентами, находившимися в ту ночь в отеле, но они не могли сообщить мне ничего полезного. Они просто завалились на боковую и проснулись на следующее утро. Что бы там ни стряслось, похоже, стряслось это только с Канаком.

– Вы кому-нибудь об этом рассказывали? – поинтересовалась Уайт.

– Только жене.

– Пусть лучше пока так и остается, – произнесла она. – Пока мы не разберемся.

Дайкс бросил на нее встревоженный взгляд.

– Ага, ладно.

– Можете рассказать нам еще что-нибудь?

– Только то, что месяцев шесть спустя он уволился из Секретной службы и перебрался во Флориду, чтобы начать свое дело. Потом женился, а позже у него родилась дочь. Он прислал мне сообщение.

– Смена профессии, женитьба, ребенок… Многовато всего на короткий период, – заметил Декер.

– Ага, немало.

– Вас это