Она погладила его по щеке:
— Ладно, я останусь. Не тревожься.
— Всего день-другой. Вряд ли дольше. Думаю, к тому времени этот кошмар все же закончится. А потом я стану привыкать к мысли, что убил человека.
Валландер повернулся и, прежде чем она успела возразить, зашагал прочь. Уже сидя в машине, он увидел, что она вышла на дорогу и смотрит ему вслед.
Сведберг прибыл минута в минуту.
Без десяти три его машина свернула во двор.
Валландер надел куртку и вышел навстречу.
Взглянув на него, Сведберг только покачал головой.
— Что ты задумал? — спросил он.
— Я знаю, что делаю, — ответил Валландер. — Но спасибо, что ты приехал.
Они вышли на мост, который вел через старинный ров вокруг крепостных развалин. Сведберг остановился, оперся на перила и задумчиво посмотрел на зеленую тину внизу.
— Все это просто в голове не укладывается, — сказал он.
— А я пришел к выводу, что мы почти всегда живем вопреки здравому смыслу, — отозвался Валландер. — Думаем, будто можно затормозить то или иное развитие, если упорно его не замечать.
— Но почему Швеция? Почему они выбрали нашу страну?
— У Виктора Мабаши было разумное объяснение.
— У кого?
Валландер сообразил, что Сведберг не знает, как звали убитого африканца, и повторил его имя. Потом продолжил:
— Во-первых, разумеется, потому, что именно здесь находился Коноваленко. А во-вторых, чтобы напустить туману. Людям, стоящим за кулисами этого покушения, очень важно запутать следы. А в Швеции спрятаться легко. Можно без труда незамеченным пересечь наши границы, без труда исчезнуть. Виктор Мабаша подыскал на сей счет удачное сравнение. Он говорил, что ЮАР — кукушка, которая частенько подкладывает свои яйца в чужие гнезда.
Они двинулись дальше, к разрушенной крепости. Сведберг огляделся по сторонам.
— Никогда здесь не бывал, — сказал он. — Интересно, каково было полицейским в те времена, когда эта крепость стояла.
Они молча прошлись вокруг, глядя на руины некогда высоких стен.
— Ты должен понять, мы с Мартинссоном просто остолбенели, — сказал Сведберг. — Ты был весь в крови, волосы дыбом, в одной руке пистолет, в другой — ружье.
— Я понимаю, — ответил Валландер.
— Но мы совершенно напрасно сказали Бьёрку, что ты был не в себе.
— Иногда мне кажется, так оно и есть.
— Что ты намерен делать?
— Думаю выманить Коноваленко, пусть поохотится за мной. По-моему, сейчас это единственная возможность выманить его из укрытия.
Сведберг серьезно смотрел на него:
— Это очень опасно.
— Когда предвидишь опасность, риск уменьшается, — отозвался Валландер, одновременно размышляя о том, что, собственно, хотел этим сказать.
— Тебе нужно прикрытие с тыла, — продолжал Сведберг.
— Тогда он не придет, — решительно ответил Валландер. — Недостаточно, чтобы он думал, будто я один. Он непременно проверит. И только когда убедится, нанесет удар.
— Удар?
Валландер пожал плечами:
— Он попытается убить меня. А я уж постараюсь, чтобы ему это не удалось.
— Каким образом?
— Пока не знаю.
Сведберг удивленно посмотрел на него. Но промолчал.
Они пошли обратно и еще раз задержались на мосту.
— Хочу попросить тебя еще об одном, — сказал Валландер. — Я тревожусь за Линду. Коноваленко действует непредсказуемо. Поэтому я хочу, чтобы вы дали ей охрану.
— Бьёрк потребует объяснений.
— Знаю. Потому и прошу именно тебя. Можешь поговорить с Мартинссоном. Бьёрку вовсе не обязательно знать об этом.
— Ладно, попробую, — сказал Сведберг. — Понятно, что ты тревожишься.
Они перешли мост и зашагали вверх по склону.
— Кстати, вчера к Мартинссону заходил кто-то из знакомых твоей дочери, — сказал Сведберг, словно желая потолковать о чем-то менее мрачном.
Валландер удивленно воззрился на него:
— Домой?
— Нет, на работу. Дама заявила о краже из машины. Сказала, что она учительница твоей дочери. Я в подробности не вникал.
Валландер замер как вкопанный.
— Еще раз, — сказал он. — Повтори, что ты сказал.
Сведберг повторил.
— Как ее звали?
— Не знаю.
— Как она выглядела?
— Надо у Мартинссона спросить.
— Попробуй точно вспомнить все, что он говорил!
Сведберг задумался:
— Мы пили кофе. И Мартинссон пожаловался, что ему все время мешают работать. Дела знай только накапливаются, так и язву недолго заработать. «Вот опять подсунули кражу из машины. Заявитель женщина, между прочим. Кто-то позарился на ее машину. Она спрашивала про дочку Валландера. Живет ли та по-прежнему в Стокгольме». Примерно так он сказал.
— А что Мартинссон ей ответил? Сказал, что моя дочь здесь?
— Не знаю.
— Нужно срочно позвонить Мартинссону, — сказал Валландер. И поспешил к дому. Побежал, опережая Сведберга.
— Звони Мартинссону, — сказал Валландер, едва они вошли в дом. — Спроси, сказал ли он, где сейчас находится моя дочь. Выясни, как звали ту женщину. Если он спросит, зачем тебе это, скажи, потом объяснишь.
Сведберг кивнул:
— По-твоему, никакой кражи не было?
— Не знаю. Но я не вправе рисковать.
Сведберг дозвонился до Мартинссона почти сразу же. По ходу разговора кое-что записал на листке бумаги. Валландер слышал, что Мартинссон в полном недоумении.
Сведберг положил трубку, вид у него был встревоженный:
— Говорит, что сказал.
— Что сказал?
— Что Линда у твоего отца в Эстерлене.
— Почему он это сделал?
— Она спросила.
Валландер глянул на кухонные часы:
— Позвони туда. Подойдет, возможно, отец. Он в это время обычно обедает. Попросишь к телефону мою дочь. И передашь трубку мне.
Валландер назвал номер. К телефону долго никто не подходил, но в конце концов ответил отец Валландера. Сведберг спросил Линду. Выслушал ответ и быстро положил трубку.
— Она поехала на велосипеде к морю, — сказал он.
Внутри у Валландера все оборвалось:
— Я же велел ей сидеть в доме.
— Полчаса назад, — сказал Сведберг.
На машине Сведберга они помчались туда. Валландер молчал. Сведберг время от времени искоса поглядывал на него. Но тоже молчал.
Вот и съезд на Косебергу.
— Дальше, — сказал Валландер. — Следующий поворот.
Они припарковались как можно ближе к береговому откосу. Других машин не видно. Валландер бегом спустился на пляж, Сведберг за ним. Ни души вокруг. Валландер чувствовал, что близок к панике. Незримый Коноваленко опять дышал ему в затылок.
— Может, она сидит где-нибудь в дюнах, — нерешительно сказал он.
— Ты уверен, что она именно здесь? — спросил Сведберг.
— Это ее любимое место. Если она идет к морю, то как раз сюда. Давай разделимся и поищем.
Сведберг зашагал в сторону Косеберги, Валландер двинулся дальше на восток. Он старался убедить себя, что тревожится понапрасну. Ничего с ней не случилось. Но не мог взять в толк, почему Линда не осталась дома, как обещала. Неужели так и не поняла, насколько все серьезно? Несмотря на случившееся?
Он то и дело оборачивался на Сведберга. Пока никакого результата.
Внезапно Валландер подумал о Роберте Окерблуме. Тот бы молился в этой ситуации, сказал он себе. Но у меня нет бога, молиться некому. Даже духов нет, которым молился Виктор Мабаша. У меня свои радости и печали, только и всего.
На гребне склона стоял мужчина с собакой, смотрел на море. Валландер окликнул его, спросил, не видел ли он на пляже одинокую девушку. Мужчина покачал головой. Он здесь уже минут двадцать, но никого не видел.
— А мужчину не видели? — Валландер описал Коноваленко.
Собачник опять отрицательно покачал головой.
Валландер пошел дальше. Ему стало зябко, хотя ветер был по-весеннему теплый. Он прибавил шагу. Пляжу словно конца нет. Потом опять оглянулся. Сведберг был далеко позади. Однако ж Валландер разглядел, что рядом с ним кто-то есть. И тотчас Сведберг замахал рукой.
Валландер бегом устремился туда. И добравшись до Сведберга и своей дочери, вконец запыхался. Смотрел на Линду, не в силах выдавить ни слова, пока не успокоится дыхание.
— Ты не должна была выходить из дома, — сказал он. — И все-таки ушла.
— Я не думала, что и на пляж прогуляться нельзя. Сейчас ведь день. А все всегда случается ночью, верно?
Сведберг сел за руль, а они оба устроились на заднем сиденье.
— Что мне сказать деду? — спросила Линда.
— Ничего, — ответил Валландер. — Я сам поговорю с ним сегодня вечером. А завтра мы перекинемся в картишки. Он будет рад.
Они расстались на шоссе совсем рядом с домом.
Сведберг и Валландер поехали обратно в Шернсунд.
— Охрану нужно установить сегодня же вечером, — сказал Валландер.
— Как приеду, сразу поговорю с Мартинссоном. Мы что-нибудь придумаем.