Пуддж на такие речи всегда отвечал раскатами хохота: сам-то он обычно предпочитал рассказывать о том, что чувствовал и во что верил, даже прежде, чем его успевали спросить об этом. И если благодаря этому с Пудджем было гораздо легче общаться, то молчаливость Анджело создавала вокруг него мистический ореол. Я ощущал, что даже просто позволяя мне находиться рядом с ним, он тем самым вручал мне ключ от очень темного, но чрезвычайно специфического мира.
— Мне трудно кого-нибудь полюбить, — сказал он после продолжительного молчания. — И разочаровываюсь я тоже не так уж легко. Это помогло мне выжить даже в те дни, когда мне было все равно, буду я жив или умру. Такой я есть, и это уже не переменится. Но я знаю, что ты не станешь делать ничего такого, что разочаровало бы меня. Ты пока что не делал ничего такого, и не думаю, что когда-нибудь захочешь.
— Я даже не представляю себе, что произойдет, — с еще большим трудом выговорил я, чувствуя, как по щекам бегут невольные слезы, — если тебя и Пудджа не будет рядом. Я чувствую, что мое место — с вами. И я знаю, что пойду на что угодно, лишь бы не потерять его. Не потерять вас.
Анджело наклонился и впервые за всю мою жизнь поцеловал меня в щеку и в лоб.
— Давай-ка все же уберемся отсюда, — сказал он, — а то нас действительно запишут в друзья святош.
Я вытер слезы рукавом рубашки.
— А это было бы не так уж плохо. Пуддж говорит, что воротничок пастора — это самая лучшая маскировка. И еще он говорит, что, если все правильно спланировать, здесь можно делать деньги только так.
— Не прикидывайся глупеньким. — Мы поднялись, пробрались вдоль скамейки и, повернувшись спинами к алтарю, вышли из храма. — Церковные боссы ни за что на свете не подпустили бы отца Пудджа и близко к воротам своих владений. Они сожрали бы его еще на подходе. У этой команды мы могли бы много чему научиться.
Паблито Мунестро сидел в центральной кабинке переполненного ресторана. В одной руке он держал большой стакан рома с содовой, другую положил на бедро высокой брюнетки в черной макси-юбке и туфлях на высоких каблуках. Слева от Паблито втиснулся его старший брат Карлос, ерзавший от нетерпения в ожидании начала встречи.
— Непохоже, чтобы здесь подавали пиццу и тефтели с пюре, — сказал Карлос, окинув взглядом облицованные дубовыми панелями стены и кожу отличной выделки, которой были обтянуты кабины. На стенах красовались хрустальные бра, изготовленные в самом начале XX века, а центральное место на каждом богато убранном столе занимали свечи в подсвечниках из венецианского стекла. Люди в других кабинках были, все как один, хорошо одеты и демонстрировали хорошие манеры, присущие истинным богачам; старые деньги отлично соединялись с новыми миллионами, ежедневно делавшимися на Уолл-стрит.
— Это нейтральное заведение, — ответил Паблито, глядя на брюнетку. Потом он наклонился, галантно поцеловал ее в шею и лишь после этого добавил: — Здесь мы можем спокойно разговаривать, не опасаясь, что кто-нибудь захочет подгадить втихаря.
— Было бы клево, если бы итальянцы оказались способны хоть на что-нибудь, кроме разговоров, — заметил Карлос, с явным отвращением махнув рукой. — Мы уже истоптали чуть не половину их команды, а они даже не попытались отмахнуться. Копы, и те создают нам куда больше проблем. А если честно, когда все начиналось, я даже и не надеялся дожить до этого дня.
— Мы будем соглашаться на все, что они попросят, — сказал Паблито, отвернувшись от брюнетки и сделав большой глоток из своего стакана. — Особенно, если они захотят попытаться договориться о мире. Все равно, что мы им пообещаем — это плюнуть и растереть. Ты и шары залить не успеешь, как мы подгребем под себя ихний общак.
Официант поставил перед Карлосом большую тарелку с нью-йоркским бифштексом из вырезки и гарниром из тушеных овощей, потом взглядом подозвал другого официанта, который опрометью примчался, чтобы налить в три бокала «мутон-каде». Старший Мунестро отрезал кусок сочного мяса, сунул его в рот и посмотрел на часы.
— Он опаздывает уже на десять минут, — сказал он. — Уже за одно это его следует пристрелить.
— Не волнуйся, — отозвался Паблито, накрыв руку брата ладонью. — Это мешает пищеварению. Ешь себе спокойно, а волноваться из-за итальянцев будешь, когда они сядут напротив тебя.
Пуддж вошел один, пожал руку метрдотелю, шепнул несколько слов ему на ухо, и тот проводил посетителя к центральной кабинке. Пуддж кивнул обоим братьям, улыбнулся брюнетке и легко опустился на свободный стул. Он был одет в темно-синий пиджак спортивного стиля с бледно-голубой рубашкой поло и темные слаксы. Сев за стол, он положил руки на ослепительно белую накрахмаленную скатерть.
— Ты опоздал, а я был голоден, — сказал Карлос, указывая острием ножа на остатки мяса в тарелке. — Но не волнуйся, я скажу, чтобы записали на твой счет.
— Я знаю тебя и знаю твоего брата, — сказал Пуддж, взглянув на Паблито. Потом кивнул в сторону брюнетки и добавил: — Но ее я не знаю.
— А тебе и не надо ее знать. — Паблито хамил так же старательно, как и его брат. — С чем бы ты сюда ни пришел, мне не повредит, если она это услышит. А если ты боишься, что это повредит тебе, то закажи выпивку и проваливай ко всем чертям.
Пуддж повернулся к брюнетке и с улыбкой поклонился ей.
— Я никогда в жизни не заставлял женщину выйти из-за стола, — сказал он. — Я слишком стар, чтобы изменять своим обычаям, тем более когда имею дело с такой красавицей.
Подошедший к столу официант поставил перед Пудджем два стакана — один с хорошей порцией неразбавленного шотландского виски, а второй с искрящейся пузырьками минеральной водой. Пуддж поднял стакан и протянул руку над столом.
— За ваше здоровье.
— В ж…у, — огрызнулся Паблито Мунестро, игнорируя дружелюбный тон Пудджа. — Я хочу знать, что ты готов отдать мне. А когда ты все внятно объяснишь, я скажу, устраивает нас это или нет.
— Судя по твоему тону, сколько я ни выложу на стол, тебе все равно покажется мало, — сказал Пуддж, поставив свой стакан рядом со свечой. — Вы взялись за эту игру, рассчитывая получить все. Неполная победа — все равно что поражение, верно?
— Живой человек даже с пустыми карманами всегда обгонит мертвяка, — вставил Карлос.
— За последние три месяца ваша команда перехватила почти четверть моего еженедельного бизнеса, — ответил на это Пуддж. — И вы сделали это, не спрашивая ни у кого разрешения. Просто заграбастали.
— На … твои разрешения. Мы что, в школе? Может, мне еще руку поднять, чтобы попросить тебя? Не заставляй меня впустую тратить время, дедуля. Соглашайся на предложение Карлоса, и спокойно уйдешь — на своих ногах и без дырок в брюхе.
— Нет, я не могу с этим возвратиться к Анджело, — сказал Пуддж. — Он очень, очень расстроится, и мне несколько недель придется слушать его жалобы и ворчание. Поверьте, мне этого совсем не хотелось бы.
— Мы забираем все. — Паблито навалился грудью на край стола, понизил голос и впился взглядом в глаза Пудджа. — Мы даже крошки на полу не оставим, которую вам был бы смысл пытаться защищать. Все — от лотерей до теплиц — переходит к моей команде. Если у тебя еще мозги не совсем высохли, поезжай домой, собери вещи и вали куда подальше. И кореша своего прихвати.
Пуддж откинул голову на мягкую кожаную обивку кабины, неторопливо отпил виски и взял стакан с минеральной водой. Воду он тоже пил медленно, большими глотками, глядя при этом мимо двоих колумбийцев на соседнюю кабинку, где два молодых человека в пиджачных парах, почти неслышно переговариваясь, наслаждались обедом, разложив на столе какие-то финансовые таблицы и толстые блокноты.
— У меня в кармане лежат два билета первым классом в Майами, — сказал Пуддж, допив воду до конца. — Возьмите их и уезжайте, откуда приехали. И позаботьтесь, чтобы ваша команда уехала вместе с вами. Если вы откажетесь от моего предложения, то я, увы, не смогу сделать ровным счетом ничего, чтобы вы сохранили жизнь.
— Ты что о себе думаешь, м. ила?! Г. но тухлое! — заорал на Пудджа сидевший напротив него Карлос. — Может, ты напугать меня захотел, старый козел? Возомнил себя сильно крутым! Думаешь, тебя кто-нибудь боится? Может, мой брат?! Или я?
Карлос вскочил с места и, яростно глядя на Пудджа, размахнулся и хлопнул его правой рукой по лицу. Пуддж даже не попытался уклониться от пощечины. Не обращая ровно никакого внимания на изумленные и испуганные взгляды других посетителей, он улыбнулся Карлосу.
— Нет, я пришел не для того, чтобы пугать тебя, — сказал он совершенно спокойным голосом.
Паблито и Карлос полезли в карманы своих пиджаков, но едва успели прикоснуться к рукояткам своих крупнокалиберных пистолетов. Брюнетка, которую только что обнимал Паблито, выхватила откуда-то из-за спины 38-дюймовый пистолетик спецобразца и приставила дуло к виску Паблито. Двое бизнесменов, только что мирно обсуждавших деловые проблемы в соседней кабине, молниеносно обернулись и тоже уперли 44-дюймовые стволы в затылки колумбийцев.
