— Анджело все раскладывает по полочкам в голове, прежде чем сделать что-то на улице, — объяснил Пуддж. — Это всегда здорово помогало ему. Ну, а сейчас мы имеем дело с такими командами, каких никогда раньше не видали. Они на ходу выдумывают для себя правила и, похоже, не слишком далеки от победы. У них на руках серьезные козыри. И если мы не раздавим их сразу и полностью, то они раздавят нас.
— Что бы ни случилось, надеюсь, это случится скоро, — сказал Нико, покачав головой. — У меня в Бронксе осталось от силы сорок человек, а в Куинсе половина команды залегла на дно. Эти беспредельщики кричат, что замочат любого, кого заметят возле нас. Если Анджело чересчур протянет с тем, что он там затевает, у него просто не останется, что защищать.
Пуддж налил себе полную чашку свежесваренного кофе из кофейника.
— Они стреляли в каждого, кто входит в нашу команду, — сказал он, неторопливо направляясь к выходу из комнаты. — Во всех, кроме меня и Анджело. Мы можем спокойно прогуливаться по безлюдной улице безоружными, и никто даже не посмеет подойти к нам.
— Вы не опасны для них без команды, которая вас поддерживает, — отозвался Нико. — Если разделаются с командой, то можно сказать, что и вас не станет.
— Возможно, ты прав, — кивнул Пуддж. — А может быть, что кое-кто из них все еще слишком боится нас и не осмеливается сыграть по-крупному. И если это так, значит, они у нас в руках.
— Надеюсь, что это не весь план, — заметил я.
— Это план на ближайшее время, — ответил Пуддж.
Тони Петля перешагнул через кучу снега, которую нагребли как раз у него на дороге, и, увязая по щиколотки, добрался до водительской двери своего четырехдверного «Плимута». Тони был в армейской куртке кофейного цвета, коричневых штанах, ботинках на толстой каучуковой подошве от «ЛЛ-бин» и промокшей от снега пополам с дождем бейсболке «Янки». Сигарету он держал точно в середине губ. Он открыл дверь, прошуршав ее нижним краем по подтаявшей ледяной корке, и шлепнулся на сиденье. Потом щелкнул сигарету на самую середину улицы и лишь после этого захлопнул дверь. Некоторое время он сидел, грея руки в струе теплого воздуха, и поглядывал на безлюдный бульвар, засыпанный толстым слоем снега после продолжавшегося всю ночь снегопада. Потом посмотрел на наручные часы «три студж» и ухмыльнулся — до великого момента оставалось меньше часа.
Он был главным «бойцом» Ричи Скарафино и три последних месяца руководил неторопливым и скрытно осуществляемым истреблением перестарков из команды Анджело и Пудджа. Теперь наконец-то было решено осуществить прямую акцию против двух главных гангстеров, к чему Петля стремился с самого начала этой односторонней войны.
— Можешь мне поверить: нет у них больше духу для войны, — сказал Петля Скарафино, когда двоюродные братья, сидя в своем ресторане неподалеку от Бруклинской набережной, приступили к составлению плана. — У них слишком много денег, о которых нужно заботиться, и слишком мало времени им осталось жить, чтобы тратить его попусту на борьбу с нами.
— Хотел бы я получать хотя бы по «никелю» каждый раз, когда слышу, что Скелет Вестьери и Пуддж Николз годятся только для того, чтобы выращивать цветочки на своей ферме, — отозвался Скарафино.
— Ричи, их же лупят с трех сторон. — Чтобы придать своим словам убедительности, Тони Петля хлопнул ладонью по накрытому накрахмаленной снежно-белой скатертью столу. — Это ж не драка один на один, к которой они привыкли. Тут три команды, все упакованные по самое некуда, и им нужно только одно — мочить, мочить и мочить. От них же просто никто не сможет отбиться. Будь это хоть самая классная команда. Останется то же самое, что от Перл-Харбора.
— Эй, профессор, ты лучше вспомни, кто победил в той войне, — ответил Ричи, отхлебнув кофе-эспрессо. — Знаешь, пусть колумбийцы и черные делают что хотят. А мы будем придерживаться моего плана — помаленьку поколачивать их снаружи и постепенно углубляться внутрь, как делали до сих пор. Пока что ни Вестьери, ни Николз вроде бы ничего не просекли. Если мы сможем еще немного покрутить им мозги, то когда ты пойдешь на них в открытую, у них будет куда меньше толковых «бойцов», чем было сначала. И если, как ты говоришь, им обоим больше не нравится драка, то все сведется к переходу очень весомого куска их бизнеса из рук в руки. Наши руки.
— Как ты скажешь, Ричи, так я и буду работать, — сказал Тони Петля, слегка пожав плечами. — Я просто смотрю, как бы нам поскорее выкарабкаться на верхушку.
Ричи Скарафино перегнулся через стол и приобнял Тони за широкие плечи.
— За это я тебя и люблю, — сказал он. — Только давай будем подниматься постепенно, не прыгать через ступеньки. Поверь, так мы получим гораздо больше удовольствия.
Из раздумий Тони Петлю вырвал бродяга, застывший рядом с работавшим на холостых оборотах «Плимутом». В испачканной машинным маслом и грязью левой руке он держал совершенно черную кружку, лица его не было видно за засаленными тряпками, заменявшими бездомному кашне, и опущенным козырьком истрепанной драповой кепки. Ноги он прятал в штаны, вряд ли годившиеся даже на ветошь, подпоясанные обрывком кожаного ремня, к которому был привязан кусок толстой веревки. Обут — в дряхлые армейские тропические ботинки, обмотанные для тепла трансформаторной фольгой.
Он постучал в водительское окно распухшими костяшками пальцев правой руки, оказавшейся столь же грязной, как и левая, которой он поднес вплотную к стеклу свою пустую кружку.
— Подайте сколько не жалко, — пробормотал он.
Покрутив ручку, Тони Петля опустил стекло и уставился на жалкого бродягу. Молодой гангстер никогда не отличался терпением и сейчас уже готов был вспылить.
— Вали отсюда, и не просто вали, а в тихое местечко, где ты сможешь спокойно лечь и сдохнуть, чтобы никому больше не надоедать, — с издевательской грубостью процедил он.
Бродяга еще ниже опустил голову и медленно засунул свободную руку во внутренний карман своего ветхого полупальто, изначальный синий цвет которого можно было разве что угадать.
— Мне бы только день прокантоваться, дружище, — негромко сказал он, не поднимая головы. — Я не ищу неприятностей. Надеюсь хоть немного брюхо обогреть.
— Здесь ты не получишь ничего, кроме хорошего пинка по заднице, — угрожающе произнес Тони Петля. Он вынул из пачки, лежавшей в кармане рубашки, сигарету и постучал ею о «баранку». — А теперь проваливай, пока я добрый. А то, гляди, допросишься!
— Может, сигаретки не жалко? — продолжал нудеть бродяга. При этом он повернулся так, что загородил зеркало заднего вида на дверце машины.
Тони Петля гневно посмотрел на нахала, мотнул головой и открыл дверь.
— Можешь не бояться, ты подохнешь не от холода, — сказал он. Неторопливо выбравшись из машины, он оказался вплотную к нахальному бродяге. — Тебя убью я, если только ты сейчас не смоешься отсюда, чтобы я тебя никогда больше не видел. — Он расстегнул «молнию» своей армейской куртки и показал бродяге 38-дюймовый[29] пистолет, рукоять которого торчала из кобуры, висевшей у него на поясе.
Вместо того, чтобы перепугаться и убежать, бродяга неожиданно прижал Тони Петлю к автомобилю, все еще держа руку во внутреннем кармане. Тони Петля повернул голову, чтобы взглянуть в лицо своего странного противника, изумившего его своей силой — Тони не мог вырваться и так и стоял, упираясь спиной в закрытую заднюю дверь собственной машины. А бродяга вынул руку из кармана своего омерзительно грязного полупальто, и оказалось, что в его кулаке сжат уже поставленный на боевой взвод 9-миллиметровый пистолет, сразу уткнувшийся дулом под ребра Петли. И глаза оборванца внезапно ожили, бессмысленный, мутный взгляд пропойцы сменился жесткой уверенностью убийцы.
Бродяга дал Тони Петле возможность убрать руку от его бесполезного оружия, а потом поднес к его лицу грязную кружку, которую все это время держал в левой руке. Оказалось, что она не пуста, а чем-то налита до половины.
— Ты что, спятил? — воскликнул Петля, уставившись в кружку. — Не знаю, что там, но пить это я не буду!
— Или ты выпьешь это, или я пущу тебе кровь, — пригрозил оборванец.
Тони Петля обвел испуганным взглядом широкую авеню — прохожих все еще не было, и даже магазины еще не открылись. Бродяга сильнее навалился на Тони — дуло пистолета больно врезалось в тело — и улыбнулся, увидев, как по обеим сторонам лица молодого итальянца потекли, сбегая на шею, обильные струи пота.
— Я не стану пить яд, — сказал Петля; его правый глаз начал дергаться и верхняя губа задрожала.
Бродяга бросил кружку через плечо Тони Петли и даже позволил себе проводить глазами ее полет и увидеть, как она упала на переднее сиденье «Плимута» и с него на пол потекла тонкая струйка голубоватой жидкости. Потом он посмотрел в глаза Тони Петле, навалился на него еще сильнее, так, что Тони не мог пошевелить руками, и с профессиональным спокойствием выпустил три пули снизу вверх в грудную клетку Петли; после каждого выстрела голова молодого гангстера резко дергалась. Убийца продолжал прижимать Тони к дверце машины, пока из обоих углов рта Тони не потекли струйки крови, а из начавших закатываться глаз не вытекли две крупных слезы, словно символизировавших собой уход жизни из тела. Оборванец оглянулся, убедился, что в пределах видимости нет пешеходов, и аккуратно усадил Тони Петлю на сиденье его автомобиля, положил руки на баранку и пристроил голову на высокий кожаный подголовник. Покончив с этим делом, он наклонился, взял с пола брошенную убитым кружку и поднес ее к губам умирающего гангстера. Вылив в рот Тони Петли капли, остававшиеся в посудине, он небрежно бросил кружку на пол машины.
