-- Добрая, - все с такой же сожалеющей улыбочкой подтверждал Желток. Вот только больно уж охочая до молоденьких пацаненков. Прямо таки бесится, завидя поживу. Был у нас один - не то тринадцати, не то пятнадцати годков
- положила на него Райка глаз, ходила за бедным пацаном, будто приклеенная. Все же добилась своего. Ночью навалилась, стащила портки, так высосала пацаненка - утром помер... Так что, стерегись!
-- Она что - проститутка? - заикаясь больше обычного, спросил Доходяга. Желток заколебался. Подтвердить - передаст Вездеходу, ожидай очередного скандала с зуботычинами. Отвергнуть - потеряют цену подбрасываемые Доходяге предупреждения об опасности.
-- Не видел, за ноги не держал, брехать не стану. Но кореши говорят бешенство матки. Особо, когда нацелится на малолеток.
По внедренной матерью доверчивости Марк, морщась от отвращения, поверил Желтку. Какая выгода ему врать? Может быть, на самом деле, Вездеход, притворяясь доброй и заботливой, преследует какие-то мерзкие цели?
Однажды, произошло событие, опровегнувшее высказывания Желтка. Не полностью, конечно, добрая треть опасливых подозрений осталась. Тогда часов в одинадцать вечера Доходяга и Вездеход сидели в своем закутке. Марк читал газету двухнедельной давности, Райка штопала его сменные подштаники. Хмыря не было - пару раз в неделю он пропадал до полуночи, нередко - до утра.
-- Нынче - банная ночь! - об"явила Вездеход, кивая на бадейки с кипятком и холодной водой. - Ты давно не мылся - долго ли заболеть!
Накинула ввернутый на прошлой неделе в дверь крючок и, подбоченясь, выжидательно поглядела на Марка.
-- Ты иди, сам управлюсь, - опасливо бормотнул Доходяга, вспомнив предупреждения Желтка. - Мне... стыдно...
-- Стыдно когда не видно, - хрипло рассмеялась женщина. - Знаем, как мужики моются - сбрызнутся водичкой, разотрут грязь - все. Нет, мальчишечка, не получится, отмою тебя, обработаю мочалкой, человеком станешь.... А кого тебе здесь стыдиться? - недоуменно оглядела она коморку. - Дверь - на запоре, подглядывателей нетути, Желток ушел вместе с Хмырем. Я - не в счет... Быстро скидывай рубаху, портки!
Марк нерешительно стянул рванную рубаху, сбросил брюки и остался в одних трусах. Стоял худющий, сгорбившись, переступая с ноги на ногу, исподлобья отслеживая малейшее движение "любительницы малолеток".
-- Трусы! - потребовала Райка. Не дождавшись выполнения, озлобленно закричала. - Ах, ты, антиллегент дерьмовый!
С такой силой дернула за выцветшие "семейные" трусы, что резинка лопнула и они спали к ногам. Доходяга поспешно закрыл ладонями стыдное место. Он почувствовал волнение, все в нем напряглось.
Вездеход оглядела с головы до ног стыдливого мальчонку. Неожиданно отвернулась и... жарко покраснела. Изуродовавший ее лицо шрам набух и зарделся багрянцем. Будто закровоточил.
Скажи тому же Желтку, что дерзкая, не признающая запретных тем, матерщиная баба способна краснеть - на смех поднимет, разнесет по подвалу весть о брехливом интеллигентишке.
Доходяга тоже удивился. Неожиданная стыдливость второй маманьки, как Райка с гордостью себя величала, никак не стыковались с мерзкими рассказами Желтка. По мнению Марка, "бешенные бабы" - откровенны и бесстыжи. А эта отвела взгляд, покраснела...
-- Ну чего растопырился? - хрипло промолвила Вездеход. Кажется, она злится на себя за неприсущее ей смущение. - Становись в лохань да повернись ко мне спиной. Чай не мужикам показуешься - бабе. Стыдобушка!
Доходяга торопливо отвернулся.
Райка окатила его теплой водой и принялась намыливать голову, спину.
-- Наклонись, неумеха, - командовала она. - Подними праву рученьку, инвалидик... Теперича левую... Вот так, молоток парень... Наклонись, спинку потру...
Закончив обработку туловища, Вездеход сунула подопечному обмылок и мочалку.
-- Остальное домывай сам. Мне недосуг. Токо, гляди, без оммана, штоб чисто было. Возвернусь - проверю!
Конечно, "проверять" Райка не будет, подумал Марк, когда банщица вышла из каморки, кажется, она стыдится не меньше его, может быть даже больше. Смущается, краснеет. Но на всякий случай придется постараться. Он с такой силой растирал костлявое тело жесткой мочалкой, что, казалось, вот-вот протрет кожу и доберется до костей. Наконец, выбрался из лохани и присел на топчан.
-- Готов? - спросила из-за двери наставница. - Тады надевай.
В приоткрытую дверь влетели отремонтированные трусы. Доходяга поймал их на лету, поспешно натянул на мокрое тело, накинул на плечи рубашку.
Дверь каморки открылась и вошла Райка. Неужели подглядывала в какую-нибудь щелку, подумал Марк и поежился. Если верить Желтку набросится на малолетка, не отбиться, не позвать на помощь.
Не набросилась - остановилась посредине каморки, подбоченилась, окинула оценивающим взглядом покрасневшую кожу парня, удовлетворенно кивнула.
-- Молоток, милый, чую - всю грязину смыл... После баньки настоящие мужики принимают. Водку я не уважаю и тебе не советую, а вот малость винца не помешает. Не для веселья, ради здоровья. Закусишь конфетками - для тебя расстаралась.
Последний раз Марку довелось пробовать спиртное на дне рождения матери. Тоже - сладкое, крепленное вино. Всего полстакана. Закружилась голова, закачался. Если бы мать не подхватила - упал бы.
Удивительно, но сейчас, выпив три четверти стакана, Доходяга не упал и не закачался. Наоборот, его охватило приятное чувство легкости.
-- А теперича ложись.
Райка расправила на топчане смятое одеяльце, взбодрила тощую подушку. Приглашающе похлопала по ней ладонью.
-- А вы?
Выканье у нищих воспринимается злой шуткой, но Марк никак не может привыкнуть к новым обычаям и обрядам. Сказать взрослой женщине "ты" не поворачивается язык.
Райка не высмеяла, сделала вид - не заметила. Походила по каморке, ломая тонкие пальцы. Наконец, решилась.
-- Я тут подглядела... ну, когда трусы свалились... Не специально
- случайно... Вовсе ты не пацан - стоящий мужик, тебе уже баба требуется... Спать мне с мужиком опасно - вдруг взбесишься, поентому поменяемся местами: я - на тюфячок Хмыря, он - рядышком с тобой на топчане. Токо не вини себя - нет твоей вины, природа-матушка старается. Вот подрастешь малость, войдешь в разум - тады можа перерешу.
Марк не стал винить ни себя, ни Вездехода. Без спора забрался на топчан, укрылся прохудившимся одеяльцем. Долго не мог уснуть - перебирал в памяти события сегодняшнего вечера. Вторично его назвали "стоящим мужиком".
Возвратившийся во втором часу ночи Хмырь не стал распрашивать отчего да почему - забрался на топчан, повернулся спиной к Доходяге и сладко заснул. А вот Вездеход до утра проворочалась на жестком матраце. Что до Марка - он находился в каком-то полудреме, то проваливался в сон, то выбирался из него...
Прошло полмесяца - подростки попрежнему спали на топчане, Вездеход на полу. В одну из ночей Хмырь нашел новое свое место занятым.
-- Жестко, - коротко пояснила Райка. - Мужикам - сподручно, бабам - в тягость. Так што я буду теперича сызнова спать с Доходягой. Господь Бог простит мои прегрешения.
Незвестно, как отреагировал Всевышний, а Марк обрадовался - в холодные ночи тощая женщина согревала его не хуже печки. Вот только обнимать парнишку Вездеход перестала, не прижимала к себе тощее его тельце. Лежала на самом краю топчана, при малейшем движении "сынка" вздрагивала.
Марк попрежнему втискивался в перегородку...
* * *
"Семья" поужинала, как всегда, в половине одинадцатого. На этот раз старательная хозяйка побаловала мужчин жаренной наважкой с отварным картофелем. Запили крепким чаем. Райка собрала грязные миски и стаканы, понесла их к единственному в подвале крану. Подростки, блаженно поглаживая полные животы, разлеглись на топчане, тихо беседовали. Спать - рано, в подвале укладываются не раньше двенадцати.
-- Ты сегодня никуда не идешь? - почти не заикаясь, поинтересовался Доходяга. Равнодушно, только для того, чтобы не молчать. - Обычно уходишь... Куда?
-- Меньше будешь знать - реже болеть, - назидательно выдал Хмырь избитую истину. - Не штормуй, кореш, похавал - переваривай. Не то Вездеход отшлепает по попке.
Рассмеялся, видимо, представив себе тонкий ремень, которым Райка подпоясывает дырявую "рабочую" куртку, хлещущий по тощим ягодицам Доходяги.
-- Не отшлепает, - с непривычной твердостью заверил Марк. - Она говорит, что я - мужик, а мужиков бабы не бьют.
-- Мужиком назвала? - удивился Хмырь. - Или баба ромсы попутала, или испытала тебя в деле... Признайся, испытала? Какая она голая? Небось, кости так выпирают, что у тебя на теле синяки? Надеюсь, ты не фрайернулся?
За год пребывания в воровском притоне Марк изучил местный жаргон, а вот пользоваться им на практике не пытался. Как-то не стыкуется он с хилым, болезненного видом пареньком, услышит нищая братия выражения типа "ксивы" или "ништяк" - засмеют.
Поэтому Доходяга отлично понял, чего добивается от него любопытный наставник. Соврать - легче всего, перепроверять у Вездехода Хмырь не решится. Но врать, придумывать несуществующую "случку" было почему-то противно.
