Бывший старшина не знал - убил ли он Семку или ему только кажется, что прострочил очередью широкую грудь друга детства? Хотелось бы чтоб казалось.
А вот сейчас - другая ситуация. Не использовать предоставленную судьбой возможность - глупо. Приз задуманного - безбедная жизнь до гробовой доски. Моральная сторона его не тревожит.
В конце концов Сидякин уверился в правильности принятого решения. Оно, это решение, еще больше окрепло после встречи с Зайцем.
В нескольких километрах от районого центра Семенчук потряс немого за плечо. Когда тот недоуменно обернулся, показал ему на проселочную дорогу с грязными лужами. Возница отрицательно потряс лохмами. Показанный кулак не произвел на него впечатления. Кивнул на лежащую в передке узловатую дубинку. Не поеду и - все тут! Тогда Федька матерно выругался и показал упрямому парню нож с наборной рукояткой.
Последний аргумент подействовал - возница испугался и подчинился.
В пяти верстах от большака - небольшое озеро с непуганными утками и безбоязненно плескающейся рыбой. Местные жители обходили озеро стороной, назвали его Бесовым провалом. Только отважные пацаны, тайком от родителей удили здесь рыбу.
Вот и на этот раз у самой кромки воды устроился худой, узкоплечий рыбак. Не пацан и не взрослый мужик - нечто среднее. Сидит, закатав по колени брючины и не сводит ожидающего взгляда с поплавком.
Пригляделся Прохор. Так и есть - Заяц.
Телега остановилась рядом с рыбаком. Семенчук жестом приказал ожидать. Напуганный возница утвердительно замотал головой. Спрыгнул на землю, заботливо подвесил на лошадинную морду торбу с зерном, принялся с любопытством смотреть на поплавки. Сам рыбак, похоже, его не интересует.
Компаньоны присели на валяющиеся чурбаки.
-- Как успехи? - тихо спросил Федька. - Привез?
-- Конечное дело, - тихо отрапортовал старший надсмотрщик. - И еще, опасливо покосившись на Сидякина, вытащил из-за пазухи тугой сверток. Подарочек от Желтка.
Глава фирмы торопливо спрятал сверток во внутренний карман куртки. Успокоил Заяца.
-- Сидякина не бойся, он - в деле.
Значит, в свертке - очередная партия драгоценностей! Горшки постепенно пополняются, как бы к двум не пришлось присоединить третий. Целая сокровищница! Ожидать и дмальше опасно, задуманное нужно воплотить в жизнь как можно быстрей. Но как и где осуществить... ликвидацию компаньона?
Старшина задумался. Стрелять? Не годится, лягавые сразу заподозрят товарища убитого, бросятся искать пистолет. Подсыпать в питье яд? Отличная мысль, но где его возьмешь? В аптеке - провизор запомнит покупателя, а на аптеку сыскари обязательно выйдут после вскрытия.
Остается - нож. В бытность командира разведвзвода Сидякин не раз доводилось во время рейдов по тылам противника снимать часовых или убирать захваченный и допрошенных солдат и офицеров вермахта. Навострился, набил руку.
Где заколоть Семенчука - тоже ясно. Только не в своей избе - лягавые мигом повяжут и компаньона убитого и его служанку-домработницу. Настька молчать не станет - по бабскому обычаю развяжет бойкий язычек и наговорит что знает и о чем догадывается.
Лучше всего - в избе самогонщицы во время очередного разговления. Разнеженный, ублаготворенный самогоном и бабьими ласками, Федька потеряет всегдашнюю настороженность, рассупонится. Выждать, когда Фекла пошлепает в сени к помойному ведру опрастываться и - ножиком по горлу. Или - под ребро.
Нет, не получится, порушил готовый уже план убийства старшина, баба поднимет такой крик и вой - полдеревни сбежится. Убивать и ее - не хочется, слишком много кровушки. Куда лучше подставить Феклу в качестве убийцы...
--... не штормуй, Заяц, не гони волну - фрайернешься. Продумай все
до мелочевки, потом уже пошли Желтка с двумя-тремя помощничками.
Постарайтесь обойтись без крови - оглушите, свяжите... Тебя учить только портить, сам все знаешь-понимаешь, - доброжелательно рассмеялся Федька, фиксируя подозрительным взглядом задумчивого товарища. О чем он думает, что решает, почему не учавствует в деловой беседе?
Затевается очередной грабеж, равнодушно подумал Сидякин, отложив составление нового плана на вечер. Через неделю - прибавка в горшки. Семь дней ничего не решают - можно подождать...
Г л а в а 22
"... во время очередного посещения Марк снова возвратился к неоднократно выдаваемой теме - первому аресту, первой ходке на зону. Кажется, пытался сам понять и разобраться - почему это произошло, кто повинен?..."
Из коричневой тетради.
Марку казалось, что прежней жизни у него не было - она приснилась. Заботливую мать вспоминал со слезами, отца - со злым ожесточением. Еще бы не с ожесточением - старшина продал сына, да, да, именно продал! И это называется отец?
Постепенно и слезы и злость улеглись, перестали донимать. Казалось, что живет он в вонючем, пропахшем нечистотами и нищетой, подвале с самого рождения. Вначале дни и ночи тянулись унылой чередой, потом они ускорили ход, помчались наперегонки. Незаметно прошло полгода, потом - год.
Странно, но хилый, болезненный подросток окреп, перестал спотыкаться и качаться. Конечно, не потолстел - на черняшке с сельдью не разгонишься, но силенок прибавилось. Даже заикаться стал пореже, только когда разволнуется.
Жили они втроем, так называемой, "семьей": Доходяга, Хмырь и Вездеход. Спали на привычных местах: Хмырь - на полу, разложив на газетах тощий матрац, Вездеход и Доходяга - на топчане. Завтракали и ужинали в своем закутке, гордо именуемом "комнатой". Обедать не доводилось - "работа" держали в напряжении.
Хмырь и Доходяга устраивались на паперти бок о бок. Оба изображали тяжело больных, у которых мозги - шиворот навыворот, ноги-руки парализованы, на теле - отвратные гниющие язвы. Их талантливо рисовала Райка. Марк старательно копировал учителя, перенимал азы нелегкой нищенской профессии.
Вездеход располагалась метрах в ста от пацанов. Сидит, покачивает очередного арендованного орущего младенца. Когда тот, утомленный голодом и криком, замолкает, потихоньку от дарителей пощипывает его. "Аренда" стоит немалых денег, использовать ее нужно на полную мощность.
А сама не сводит настороженного взгляда с Доходяги. Ничего не поделаешь, женщина в любом возрасте и состоянии - всегда женщина.Господь вложил в ее душу заботу о "слабых" мужиках - кормить, поить, обстирывать, защищать.
Чем-то пришелся Райке по нраву "туберкулезник". По утрам и вечерам оглаживает его, старается сунуть кусок послаще да посытней, чинит рвань, стирает бельишко. На "работе" наблюдает за "сохранностью" дитяти. Не дай Бог обидит кто или даже попытается обидеть - налетит черной вороной, расцарапает морду, доберется до недобрых моргал.
Однажды, Заяц в сопровождении своих помощников, собирая ежедневную дань, злобно цыкнул на замешкавшегося Доходягу, покрыл его привычным черным матом. Вездеход оставила на подстилке орущего младенца и подскочила к беседующим.
-- Ты чего? - не понял Заяц. - Порешила еще внести в казну?
-- Лучше его не трожь! - прошипела защитница, кивая на пригнувшегося парня. - В обиду не дам!
-- А ты кто ему? - подбоченился старший надсмотрщик, жестом призывая на помощь своих охранников. - Мать, жена или полюбовница?
-- Енто мое дело - кем быть. Тебя не касаемо. Токо обижать мальчонку не дам. Убьешь меня - тады поступай, как знаешь.
Продолжать полемику опасно - несколько любопытных стариков и старух остановились возле нищих. Послышались негодующие возгласы, кто-то предложил вызвать милицию. Обижают убогих, издеваются над больными детьми!
Надсмотрщики отступили. Пообещав разобраться со шлюшкой в более подходящей обстановке...
В начале Марк стыдился самозванной опекунши, отворачивался, отталкивал ласкающие его хилое тело женские руки. Спал отвернувшись к дощатой перегородке. Потом привык. Мало того, стал считать материнскую заботу Райки само собой разумеющейся.
К концу первого года пребывания у нищих Марк окончательно освоился. К нему тоже привыкли. Когда парнишка разгуливал перед сном по подвалу, пацаны и взрослые мужики подшучивали над ним, но подшучивали беззлобно, добродушно.
Единственная проблема - Желток.
Неизвестно по какой причине коротконогий язвило возненавидел Марка. Пускать в ход кулаки остарегался - Доходягу пасла Вездеход. Связываться с острым языком и крепкими кулачками бабы-уродины не хотелось - избить не изобьет, но ославит на всю нищую братию.
Ограничивался подглядыванием и матерщиной.
-- Как Вездеход оприходовала тебя? - с показной жалостливостью, интересовался он, когда Райки не было рядом. - Берегись, кореш, доберется
- замучает. Говорят, подгребла одного мужика - откинул копыта. Не зря приклеили ей кликуху - Вездеход.
-- Врешь ты все, - возмущался Доходяга. - Райка не такая - добрая.
-- Добрая, - все с такой же сожалеющей улыбочкой подтверждал Желток. Вот только больно уж охочая до молоденьких пацаненков. Прямо таки бесится, завидя поживу. Был у нас один - не то тринадцати, не то пятнадцати годков
