Именно так он поступил с Галилеей в первую брачную ночь. Костлявая супруга только тихо ойкнула, когда он навалился на нее. Неопытная, глупая. Прохору тогда пришлось малость поучить неумеху бабьему мастерству.
Неужели и Серафиму тоже придется учить нехитрой науке?
Не пришлось. Наверно, боковушка не первого мужика приютила. Но того, что произошло, ему в самом дурном сне не снилось. Симка не прилегла рядом, не обняла мускулистое тело партнера, даже не похихикала - взгромоздилась на него, оседлала, будто скакуна.
Тишину деревенской избы нарушали женские всхлипывания, трудное мужское сопение. Компаньоны, дорвавшись, наконец, до сладкого, трудились на славу.
-- Какой же ты могучий мужик, - громко хвалила партнера Серафима. Явно желая быть услышанной подругой. - Всю, как есть, меня пропорол, бесстыдник этакий. Теперича цельный месяц буду заглядывать... Чегой ты в гипсе? - наконец, она нащупала корсет. - Пораненый на фронте, да?
-- Да, - односложно ответил Сидякин. - Поранен.
-- Не мешает?
-- Ты так оседлала, что корсет - не помеха.
Замолчали. Из другой комнаты отлично слышны голоса второй парочки.
-- Ты, милок, уж не протезом ли работал? - так же громко хвалила Семенчука Фекла. - До чего ж сладко получилось. Давненько не доводилось играть с таким мужичком.
-- А у меня - что на ноге, что в штанах, - так же громко хвастал Семенчук. - Могу - и тем и этим.
После первого раунда парочки вернулись к прерванному застолью. Кавалеры в штанах и нательных рубахах, "дамы" в наспех натянутых длинных юбках, в наброшенных на обнаженные плечи шалях. Зажгли потушенную лампу, устроились на старых местах. На этот раз - без смущенного отмахивания и скромно потупленых глаз. Ласкались к мужикам, подставлялись под ответные ласки.
Под влиянием самогона и поглаживания жирных пальцев соседок и Федька, и Прошка скоро ощутили возвращающееся мужское желание. Бабенки, как водится, повизгивали, в свою очередь теребили мужчин, призывно охали.
Им нравилась процедура подготовки, местные мужики не радовали ласками, сразу наваливались. А эти ведет себя культурно, не охальничают. Если и щщупают, то мужикам так делать положено, такая уж у них "природа".
-- Чего-то я устал, - не переставая обжимать вываленные голые груди партнерши, проинформировал Федька. - Не пора ли отдохнуть?
Фекла с готовностью поднялась из-за стола.
-- Пора, ох, до чего же пора!
Симка пошевелила огромными бедрами, прошлась ладонью от мужского колена до живота.
-- Точно - пора, - пролепетала она.
Погасили лампу, в темноте, придерживаясь за стены и друг за друга, разошлись по комнатам. Окончательно сомлевшая Симка повисла на руках парнера, пришлось доставлять ее в боковушку почти волоком.
В боковушке Сидякин еще раз огладил прильнувшую к нему женщину, взбодрил ее поцелуем-укусом.
-- Я сичас, Прошенька... - бессвязно шептала баба, наваливаясь на кавалера и расстегивая ему пояс на брюках.
-- Свет погаси! - сурово промолвил Прохор. Одно дело пользовать жирную уродину в темноте, совсем другое смотреть на вздувшийся живот, жирные ляжки, обвисшие вялые груди. - Мой черед седлать!
Куда там! Торопливо дунув на лампу, Симка снова навалилась на мужика. Пришлось согласиться. Но едва она пристроилась, в дверь избы забухали кулаками. Матерно поругиваясь, баба натянула только что снятую рубаху. Прохор торопливо натянул штаны. Злость распирала его. Другим мужикам никто никогда не мешает, а он решил один единственный раз за долгие годы порезвиться и то неудачно. Но материться не стал, ограничился злобным собачьим ворчанием.
-- Не досадуй, милый,- взбадривая лампу, засюсюкапла любовница. Сичас возвернемся, тожеть покажу тебе... брудерщафт.
В горнице топтался такой же раздосадованный Семенчук. Как и Сидякин по пояс голый. Цыплячья грудь ходит ходуном, руки сжаты в кулаки.
Что до хозяйки - тоже взбешена.
-- Сичас я покажу им кузькину мать! Закаются беспокить по ночам!
Прихватив здоровенный ухват, она вышла из горницы.
В сенях что-то упало, загремело. Хозяйка, добираясь в темноте до двери, задела не то ведро, не то лопаты с граблями. Послышались непременные в деревнях матерки.
Вдруг они оборвались. Будто матерщиной самогонщице кто-то заткнул рот.
-- Заходьте, милые, - перешла она на ласковое бормотание. - Мы тут порешили попраздновать...
-- По какому поводу праздник?
В горницу вошел пузатый участковый, которого в деревне окрестили Требухой. По причине об"емного, поддерживаемого ремнем, живота и сквалыжного характера. Вслед за ним - молоденький сержант и двое понятых старик и старуха.
-- У подружки - именины, - искусно соврала Фекла, ногой заталкивая под лавку предательскую бутыль. - Родичей пригласили. Без мужиков, чай, скучно.
Беззубая понятая издевательски зажевала сухими губами.
-- Знакомые физиономии, - вгляделся Требуха. - Герои войны. Почему голые?
-- Дак, жарко же в избе, - Фекла опередила открывшего рот Федора. Потому и разделись.
-- Одеваться-раздеваться - ваше дело, в законе об этом ничего не прописано... Побеспокоили вас по другому поводу. Ко мне поступила жалоба жительниц деревни на то, что ты, Фекла, продаешь мужикам самогон. То-есть, нарушаешь законодательство... Приступай, - кивнул он сержанту. - Обыск. Постановление имеется, - похлопал пухлой ладонью по полевой сумке. - Найдем самогонный аппарат - пойдешь под суд.
Устроился за столом, брезгливо отодвинув тарелки и миски с закуской. Ногой случайно задел самогонную бутыль и та выкатилась на середину горницы. Из горлышка потек ручеек отравы. Требуха покосился на вещдок, но ничего не сказал - одна бутылка не доказательство, главное - найти аппарат.
Опытный сержант не стал терять времени на проверку запечного пространства, шкафчиков и углов - прямиком направился к лазу в подпол. Наверно, информаторы-доброхоты не только донесли на самогонщицу, но и указали место, где она занимается противозаконным предпринимательством.
-- Как живете-можете, герои? - доброжелательно пропел Требуха, когда "родичи" присели на лавку. - Гляжу, не теряетесь, наших баб пользуете.
Успевшая спрятать груди под пуховым платком Серафима стыдливо потупилась, даже разрумянилась. Как и полагается деревенской женщине, не устроилась рядом с мужиками - присела около печи.
-- Живем нормально, - бодро отреагировал Федька. - А вот можем не всегда.
Дружно посмеялись.
Фекла опустилась на колени возле лаза в подполье, настороженно следила за шурующим там сержантом. Особенно бояться не стоит - опытная самогонщица никогда не держала аппарат в собранном виде - разбирала его на части, которые прятала в разных местах.
-- Не скучно без работы? - закинул Требуха отравленную наживку.
В ответ Федька громыхнул по лавке своей деревяной култышкой. Прохор расстегнул рубаху, показывая корсет.
-- Кто возьмет горемычных инвалидов? - вытер воображаемую слезу Семенчук. - Ни землю-кормилицу вспахивать, ни за станком стоять.
-- Ясное дело. - охотно посочувствовал участковый. - Но на пенсион
нынче не проживешь. Могу порекомендовать председателю колхоза. Кладовщик
ему требуется. Чеи не работенка для инвалида: сиди да подмахивай
накладные... У тебя какое образование? - неожиданно повернулся он к
Прохору.
-- Среднее, - нехотя признался тот.
-- Воинское звание?
-- Старшина.
-- И тебе место подыщим! - обрадовался Требуха. - Каким-нибудь писарем
в контору. Хотя бы - в Заготзерно. Все прибавка к пенсии. Сговорились?
Знал бы лягавый о сумках, набитых деньгами, которые два раза в неделю передает компаньонам Заяц! О кубышках с драгоценостями, надежно припрятанными в погребе.
Участковый выжидательно смотрел на инвалидов. Ожидает немедленного согласия и соответствующей благодарности.
-- Подумаем... Посоветуемся с врачами...
Лейтенант недовольно вздохнул, но настаивать не стал. Одышливо поднялся со скамьи, заходил по горнице.
-- Ну, что там у тебя? - крикнул он в лаз. - Нашел?
-- Кое-что есть. В кадушку спрятан змеевик.
-- Покажи понятым и запротоколируй.
Фекла что-то шопотом доказывала, размахивала руками. Потом взяла участкового за рукав, увела в сени. О чем они там беседовали - неизвестно. Наверно, самогонщица все же откупилась. Во всяком случае, страж закона, возвратившись в горницу, уже не напоминал сержанту о протоколе.
После того, как милиционеры и понятые покинули избу, Фекла и Серафима попытались взбодрить охладевших мужиков. Подставляли им обнаженные груди, лезли с поцелуями. Но кавалеры уже перегорели. Странная беседа с участковым, его настойчивое желание устроить на работу ветеранов войны, насторожила Семенчука. О каких любовных играх может идти речь!
-- Все, лярвочки, пошабашили, - оттолкнул он липнущую к нему бабу. Надумаем наведаться - дадим знать. А пока - приветик! До побаченья, суки дранные!
