это совершенно точно, лежал, не двигаясь, и напряженно всматривался полузакрытыми глазами во тьму. Но ничего нельзя было видеть. Ни одно движение не выдавало пришельца. Лишь шестое чувство говорило Тарлингу, что кто-то стоит поблизости. Он осторожно ощупал столик в поисках портфеля. Портфель исчез.
Вдруг скрипнула половица, послышался шорох по направлению к двери. В одно мгновение он вскочил с постели и увидел, что дверь распахнулась и кто-то выбежал. Злодею, возможно, и удалось бы убежать, но вдруг упал стул, и Тарлинг услышал крик.
Прежде чем тот успел подняться, сыщик схватил его и рванул назад. Он подскочил к двери, ведущей в коридор, запер ее и вынул ключ из замка.
— Ну, а теперь посмотрим, что за редкую птицу нам удалось изловить?! — зло сказал Тарлинг и зажег электричество.
Но в следующий миг он отшатнулся в полном изумлении, так как незваный гость был не кто иной, как Одетта Райдер. Кожаный портфель она держала в руке.
Некоторое время он только смотрел на нее. Но наконец собрался с силами и спросил:
— Это вы?
Одетта, бледная как полотно, не спускала с него глаз.
— Да, это я.
— Как вы попали сюда?
Он подошел к ней, протянул руку, и она, не говоря ни слова, отдала ему портфель.
— Пожалуйста, садитесь, — любезно предложил он.
Ему казалось, что она вот-вот упадет в обморок.
— Надеюсь, я не причинил вам вреда? Я и представить не мог, что это окажетесь вы.
— О, нет, нет... не беспокойтесь, — устало сказала она. — Во всяком случае, не в том смысле, в каком вы думаете...
Она придвинула стул к столу, села и положила голову на руки.
Он стоял рядом в испуге и замешательстве по поводу этого нового и совершенно неожиданного происшествия.
— Значит, это вы приезжали на велосипеде? — спросил он после долгого молчания. — Этого я не мог предположить...
Вдруг он подумал, что ведь Одетта не совершила ничего предосудительного, приехав на велосипеде к дому своей матери, и в том, что взяла портфель, который, по всей вероятности, был ее собственностью. Если уж кто и совершил преступление, так это он сам, ведь он подобрал и оставил у себя чужую вещь, задержать которую он не имел никакого права.
— Я? На велосипеде? — ответила Одетта на его последний вопрос. — Нет, мистер Тарлинг, это была не я.
— Как не вы?
— Да, не я... Хоть и была там, и видела, как Вы светили фонариком, я стояла совсем близко от вас, когда вы поднимали портфель. Но на велосипеде была не я.
— Так кто же это был?
Она только покачала головой.
— Верните мне, пожалуйста, мой портфель.
Она протянула руку, но Тарлинг заколебался. При сложившихся обстоятельствах он должен был отдать портфель, хотя ему очень не хотелось этого делать. Он нашел выход, положив портфель на стол.
Она не сделала ни одного движения, чтобы его взять.
— Одетта,—ласково сказал сыщик, кладя руку на ее плечо. — Вы должны довериться мне.
— Но что я должна вам доверить? — спросила она, не глядя на него.
— Скажите мне все, что знаете об этой истории. Я готов помогать вам, я сделаю все для вас.
Она посмотрела на него и спросила:
— Почему? Почему вы хотите мне помогать?
— Потому что я люблю вас.
Ему показалось, что эти тихие слова произнес не он сам, а они пришли откуда-то издалека. Он и не собирался говорить ничего подобного. Но еще не успел осознать их смысл, как уже произнес.
Впечатление, произведенное его словами на Одетту, показалось ему необычным. Она не испугалась, но и не удивилась, а лишь опустила взгляд и произнесла:
— Ах!
То жутковатое спокойствие, с которым она сказала свое «Ах!», было для Тарлинга вторым большим потрясением этой ночью. Она, по-видимому, давно обо всем догадывалась. Он опустился перед ней на колени и обнял ее, но сделал это будто даже и не сам, его влекла какая-то неведомая сила.
— Одетта, милая Одетта, — нежно сказал он. — Я прошу вас, доверьте мне вашу тайну.
Она все еще сидела с опущенной головой и говорила так тихо, что он едва мог понимать ее.
— Что мне вам сказать?
— Все, что ты знаешь. Разве ты не видишь, что против тебя все более и более сгущаются подозрения?
— Но о чем, о чем рассказывать?
Он замялся.
— Вы расследуете убийство Торнтона Лайна? Хорошо. Но я-то ничего об этом не знаю.
Он нежно погладил ее, но она сидела прямо и неподвижно, и это внушало Тарлингу страх. Он опустил руку и поднялся, бледный и печальный. Медленно дойдя до двери, он отпер ее.
— Теперь я больше ни о чем не буду вас спрашивать,— сказал он с неестественным спокойствием. — Вы проникли этой ночью ко мне в номер... Полагаю, вы шли за мной следом и тоже взяли себе номер. Сразу после того, как я расположился здесь, я слышал, как кто-то поднимался по лестнице.
Она кивнула.
— Вам нужно это? — она указала на портфель все еще лежащий на столе.
— Нет. Возьмите себе.
Она встала и зашаталась. Тотчас он оказался рядом, подхватил ее; она, как ему показалось, легко прильнула к нему, потом подняла свое бледное лицо, а он склонился и поцеловал ее.
— Одетта! Одетта! — прошептал он. — Разве ты не чувствуешь, что я люблю тебя больше всего на свете, что я готов жизнь свою отдать, лишь бы уберечь тебя от несчастья? Ты действительно ничего не хочешь сказать мне?
— Нет, нет, — простонала она. — Прошу тебя, не спрашивай меня ни о чем. Я боюсь... О, как я боюсь...
Он прижал ее к себе, прикоснулся щекой к ее щеке, погладил ее волосы.
— Но ведь ты не должна бояться меня, — голос его был настойчив, — и если бы ты заслуживала все муки ада, и если молчишь, чтобы взять кого-то под защиту, я бы тоже защитил его, потому что я безгранично люблю тебя, Одетта.
— Нет, нет! — воскликнула она и оттолкнула его, упершись своими маленькими руками в его грудь. — Не спрашивай меня!..
— Спросите лучше меня!
Тарлинг мгновенно обернулся. В дверях стоял какой-то господин.
— Мильбург! — с яростью сказал Тарлинг.
— Да, Мильбург, — с издевкой в голосе
