раз пробежал глазами по строчкам, бросил листок в огонь и подождал, пока он не превратился в пепел. Тогда он взял кочергу и хорошенько перемешал золу.
— Так, и с этим, стало быть, покончено, — удовлетворенно сказал Тарлинг.
— Надо полагать, вы отдаете себе отчет в том, что только что сделали, — фыркнул Мильбург. — Вы уничтожили важный документ, свидетельское показание, признание, — вы, который должен стоять на страже закона и справедливости.
— Ах, не болтайте ерунды! — кратко ответил Тарлинг.
Второй раз за эту ночь он отпер дверь и широко распахнул ее.
— Вы можете идти, Мильбург. Я знаю, где вас найти, если вы понадобитесь полиции.
— А вы еще пожалеете о своем поступке! — возбужденно крикнул Мильбург.
— Во, всяком случае, меньше, чем будете жалеть вы, когда я закончу расследование, — бросил в ответ Тарлинг.
— Я завтра же утром пойду в Скотленд-Ярд и донесу на вас! — яростно сказал Мильбург, бледнея от злобы.
— Как вам угодно, милейший. Но не откажите в любезности, передайте заодно привет от меня с просьбой, чтобы вас задержали до моего приезда.
С этими словами он запер дверь.
Одетта сидела на краю дивана и вопросительно смотрела на человека, который любил ее.
— Что ты сделал?
— Я уничтожил твое признание, потому что твердо убежден, что только под давлением ты могла написать такое. Ты оклеветала себя. Разве я не прав?
Она кивнула.
— А теперь подожди немного, я соберусь и провожу тебя домой.
— Домой? — пораженная, спросила она. — Нет, только не это, не поеду я туда. Мать не должна знать об этой грязной истории...
— Напротив, она все должна узнать. Слишком уж много тайн набралось, пора с ними разделаться..
Одетта встала с дивана, подошла к камину и облокотилась о мраморный карниз.
— Наверное, ты прав. Я скажу тебе все, что знаю. Мне не надо было таиться от тебя... Ты спрашивал прежде, кем мне приходится Мильбург...
При этих словах она обернулась и посмотрела на Тар-линга.
— Я больше не задаю тебе -этого вопроса, — сказал он. — Я сам знаю, в чем дело.
— Ты знаешь?..
— Да. Мильбург второй муж твоей матери.
Она удивленно смотрела на него, широко раскрыв глаза.
— Но как?.. Откуда ты узнал?
— Я догадался, — ответил он самодовольно улыбаясь. — Очевидно, он настоял на сохранении ею фамилии Райдер. Не так ли?
Она кивнула.
— Моя мать встретилась с ним семь лет назад, когда мы жили в Харрогэте. У матери было небольшое состояние, а Мильбург, похоже, думал, что у нее значительно больше, чем оказалось на самом деле. Он был чрезвычайно внимателен к ней, очень любезен, он тогда рассказал ей, что владеет большим торговым домом в городе. Мать верила ему во всем.
— Очевидно, Мильбург и растратил деньги фирмы, чтобы твоя мать могла хорошо жить?
Она отрицательно покачала головой.
— Это верно лишь отчасти. Моя мать о растратах и не догадывалась. Он купил этот большой дом в Гертфорде, по-княжески обставил его и еще год назад держал два автомобиля. Только из-за моих возражений он вынужден был жить проще и скромнее. Можешь ли ты представить, сколько выстрадала я в этом году, после того как поняла, что счастье моей матери может рухнуть, если она узнает о его скверных поступках.
— Ну а как ты сама, Одетта, узнала о его делах?
— Вскоре после свадьбы матери я как-то зашла в торговый дом Лайна. Одна из служащих обошлась со мною неучтиво. Но я бы промолчала, если б свидетелем инцидента не оказался начальник этой девушки. Он уволил ее, и когда я пыталась заступиться за уволенную, виня во всем себя, то он настоял на том, чтобы я поговорила с управляющим. Меня провели в его кабинет, где я и увидела вдруг мистера Мильбурга. Вот тогда я и поняла, что он живет двойной жизнью. Он уговаривал меня, чтоб я молчала, расписывая ужасные последствия, могущие быть в том случае, если я раскрою матери глаза... Он сказал мне, что у него растраты, но что все можно поправить, если я тоже поступлю в дело. Он говорил о крупных суммах, вложенных им в разные спекуляции, от которых ожидалась крупная прибыль. Этими деньгами он собирался покрыть недостачу. Вот потому-то я и стала работать кассиршей в торговом доме. Но он сейчас же, с первого момента нарушил данное обещание...
— Но я все-таки не понимаю, почему он хотел, чтобы ты работала у него?
— Должность была контрольной, и если бы вместо меня был другой, то его растраты легко раскрылись бы. Он знал, что все справки по расчетам прежде всего проходят через мои руки, а ему нужен был человек, информирующий его обо всем. Прямо он мне этого не говорил. Но скоро я и сама во всем разобралась...
И она рассказала, что за жизнь ей пришлось вести, как тяжко давило ее сознание своей вины, какие муки совести терзали ее день и ночь.
— С первого момента он сделал меня сообщницей. Что с того, что сама я не воровала, если благодаря моему молчанию он скрывал все свои растраты и подтасовки. Я думала, что, помогая ему в этом, спасаю свою мать от стыда и позора, которых не избежать бы ей, если истинное лицо Мильбурга увидят все. Не сразу, но я поняла, что он принуждает меня ко лжи не для спасения моей матери от позора, не для того, чтобы иметь время исправить положение дел, он просто совершал и совершал все новые растраты...
Она взглянула на Тарлинга и печально улыбнулась:
— Теперь мне все равно, я совершенно не боюсь рассказывать это вам, сыщику. Мне даже стало безразлично, что страдала я все эти годы напрасно. Я говорю потому, что правда, наконец, должна выплыть на свет Божий, какие бы последствия это не имело.
Она замолчала, и молчала довольно долго, а потом сказала:
— А теперь я расскажу, что случилось в ночь убийства.
Наступило глубокое молчание. Тарлинг слышал удары своего сердца.
— Когда в тот вечер я ушла из дела, я решила поехать к матери на два-три дня и отдохнуть до поступления на новую службу. Мистер Мильбург проводил в Гертфорде только конец недели. До его приезда я бы успела уехать, так как теперь стало совершенно невозможным делом —
