– Бесплатно?
– Вот вам ваши двадцать пять фунтов. – Граф бросил кошелек на гримерный столик так, что Ричарду впору обидеться, решил Уилл. – Это больше, чем вы можете надеяться получить даже за премьеру «Гамлета».
– За это, конечно, спасибо… Но вы же понимаете, какое это опасное дело… В случае чего тут пахнет лишением лицензии… А может, и чего посущественнее…
– В случае чего?
– Ну, это вам виднее, ваше сиятельство.
– Я не знаю, что вы имеете в виду, но мне виднее то, что вам лучше послушаться. Лицензию можно вернуть, а доброе расположение драматурга – никогда.
– Но прошу извинить мою дерзость, у драматурга в нашем театре тоже есть свои долгосрочные интересы. – Шаксперу показалось, что звякнула рапира. Естественно, под нетерпеливой рукой Саутгемптона. – Еще раз прошу прощения. – Молодец Дик, он выдержал, подумал Уилл. – Мы уже семнадцать лет служим этим интересам верой и правдой, стоит ли нам рисковать многолетней дружбой?
Граф сдержался. Его голос зазвучал глухо и отчужденно:
– Хорошо, Дик, я тебя понял. Не бойся, вы не пострадаете. Это я беру на себя.
Уилл закипел. Он берет на себя! Если вы с Эссексом проиграете, чего будут стоить ваши слова!
– Но, скорее всего, мы все выиграем. – Граф словно услышал вопрос Уилла. – Тогда и прольется над труппой золотой дождь, будь уверен.
Вашими бы устами да золотыми икать, продолжал злиться Уилл, который уже не на шутку обеспокоился судьбой «Глобуса». Эх, продать бы пай сейчас, да нельзя, рискованно. Да и как я это объясню? Потому что я крыса? Бегу с корабля, который пусть и в отдаленной перспективе, но может потонуть? Потому что я крыса… А с крысой в «Гамлете» как поступают? Уилл насупился. Проклятые трагедии, не дают жить своим умом, вечно лезет в голову всякая дрянь из пьес, которые репетируются. Своего-то текста в ролях у Уилла обычно нет, он и привык запоминать все реплики подряд. Так, от нечего делать.
Тем временем разговор внизу был закончен. Ясно, что граф напоследок еще раз грозно посмотрел на Дика, открыл дверь гримерной и чинно удалился. Как явление призрака в сцене разговора Гамлета с матерью, подумал Уилл. И сам на себя разозлился. Всё! Надо уходить из театра. Я тут с ума сойду!
Вот доведу это до конца – и надо уходить, а то я тут с ума сойду с этими комбинациями. Конечно, шеф упрется, отпускать не захочет. А уж мне-то известно, что он делает с теми, кого не хочет отпускать. Значит, нужно, чтобы он послал меня в длительную командировку для завершения этого дела. Да, размечтался! Только дебют разыграли, вышли в перспективный, но сложный миттельшпиль, а ты уже в эндшпиль слинять хочешь… Но с другой стороны, если ты о себе сам заблаговременно не позаботишься, кто о тебе собственно позаботится? Дружба – дружбой, а диктатура – диктатурой. Вернее тирания, если ему так угодно.
С такими мыслями Романов направился в свою спецстоловую, где собирался не только поесть, но и поговорить с Александром. Сомов сидел в углу и с аппетитом ел стейк. Гарнир из кружочков темно-оранжевого цвета он отодвинул в сторону.
– Что, Александр Дмитриевич, налегаете на деликатесы местной кухни?
– Нет, Олег Петрович, жареные бананы меня не привлекают, а стейк что надо!
– Это точно! Где еще доведется попробовать стейк из хобота слона!
Александр тут же перестал жевать и отодвинул тарелку:
– Я ел хобот слона? Какой ужас!
– А что, собственно, такого? Деликатес, между прочим. Слонов осталось в Моганде раз, два и обчелся. Так что ешьте на здоровье. И обратите внимание: никакого вам коровьего бешенства, свиного или птичьего гриппа! Сюда еще не добрались международные фармакологические компании, так что им свои вакцины здесь продавать не резон, вот и не придумали еще нового пугала, вроде слоновьего гриппа или бегемотьего сифилиса. Разве что вакцину бесплатную раздают да тестируют ее на аборигенах. Так то ж бесплатно. Не на подопытных же кроликах опыты проводить? Их в Европе да Америке правозащитные организации за такие эксперименты заживо сожрут!
– Будет, Олег, пугать меня. И так аппетит испортили…
– А может, есть слона вам не позволяет вероисповедание? – не унимался Романов. – Ну тогда простите, что повар вас не предупредил. Мы его за это самого крокодилам скормим! Поваров здесь хватает. Незачем безответственность поощрять. Ладно, не сердитесь, я пошутил, – видя, как окончательно помрачнел Алекс, закончил Олег.
Александр решил больше не спрашивать про еду, чтобы не остаться голодным, а Олегу было не до того. С самого утра у него маковой росинки во рту не было.
– Ну так что, удалось решить вопрос с поездкой в Европу?
– Да, теперь дело за вами.
– Хорошо, я подумаю над маршрутом и назначу дату, – как заправский офицер, четко ответил Алекс. Потом он вышел из-за стола и бодрым шагом направился в «свой» кабинет.
На самом деле навыки кадрового военного Александру совершенно не были свойственны. Он просто старался скрыть свою неуверенность, если не сказать – растерянность. Пока Олег договаривался о командировке, Алекс погрузился в исследования так глубоко, как никогда раньше. За неделю он едва ли не забыл, почему здесь находится, настолько он увлекся.
Но несмотря на массу интересного материала, ничего более убедительного, чем то, что открыл раньше, Сомов пока не нашел. Портрет на изнанке титульной гравюры в Первом Фолио и подпись в конце этого же тома. И еще анаграмма на странице с оглавлением. Впрочем, последнее не доказательство, а так – шутка гения: мол, если вы нашли главное, то не пропустите и такое. Весельчак был этот Шекспир! Сложнейшим образом зашифрованная подпись и простейшая перестановка букв. Даже всего одной буквы. Или двух. И так и так сходится!
Значит, в Париж! Проверим шифр. Потом в Лондон, посмотрим портрет. Если все сойдется, то подпись получится тройная: цифровая, буквенная и иконографическая. Тройная подпись как тройная клятва верности друзей Гамлета в конце первого действия трагедии.
Только в самом конце первого действия спектакля, который шел вместо заранее анонсированного «Гамлета», зрители несколько успокоились. Но Ратленда и Саутгемптона это не радовало. Ни бурное недовольство и улюлюканье партера, неожиданно увидевшего перед собой старую пьесу вместо новой – как подло была произведена замена, совсем без предупреждения! – ни теперешнее равнодушное спокойствие зрительного зала, в котором решающую роль сыграло обещание Бербеджа показать «Гамлета» завтра бесплатно, не отвечало их целям.
Но пока что всё было поправимо. Саутгемптон надеялся на сцену, в которой король понял, какую ошибку совершил, поверив своим советникам. А сцена эта была почти в самом конце пьесы. Граф Ратленд был вообще настроен скептически. Он считал, что эстетическая эмоция, даже такая грубая, как эмоция театральная, едва ли перейдет в эмоцию политическую.
Зрители должны увидеть, что ситуация свержения Ричарда II похожа на нынешнюю ситуацию противоборства Елизаветы с парламентом. И как они проведут здесь аналогию? Вся фишка заключалась в том, что король Ричард слишком доверял своим советникам и в результате потерял трон. Это было предупреждение королеве? Не доверять Роберту Сесилу и компании лордов из Тайного совета? Каким образом это должно было поднять массы против власти и как эти массы должны были различить королеву и Тайный совет?
Наконец, как сама королева должна была понять, что это восстание не против нее, а против ее окружения? Если это противопоставление молодости Эссекса и старости королевской власти, то и тут не сходится. Старая, но молодящаяся королева выглядит скорее привлекательно, чем отталкивающе. Попробуй издали разбери, какова она под слоем белил!
В глубине души и сам Саутгемптон сомневался в успехе. Но Эссекс! Как он мог его подвести? Генри Ризли не столько верил в успех, сколько не мог изменить дружбе. Конечно, все было понятно. Гордость бывшего фаворита королевы уязвлена. Столько месяцев просидеть под домашним арестом. Как она могла! Его, любимца народа, героя, победителя «Непобедимой армады»! Эссекс даже самому себе никогда не признавался, что победила испанский флот скорее стихия, чем его талант адмирала. Ну подумаешь, не справился с Ирландией! Но там лицемер-дипломат, а не герой-полководец был нужен. Его туда не послали, а сослали. Бесс, о Бесс, она должна была защитить его, а она его бросила!
«Значит, под арест меня? Ну посмотрим, кто кого арестует», – заводил себя, пристегивая рапиру и собираясь верхом добраться до «Глобуса», граф Эссекс. Его ждали как раз к той сцене, где короля лишают трона. По плану Саутгемптона тут-то и стоило крикнуть: «Долой Елизавету!», и при поддержке партера должен был появиться Эссекс и скомандовать что-то вроде: «Вперед, за мной!» А потом толпа выбежит из театра, лавинообразно увеличится на улицах города, ворвется в королевский дворец и провозгласит Эссекса королем! Бесс, то есть королеве Елизавете, конец. Впрочем, может быть, он ее еще и помилует…
