— Где вот только карты найти? — вздохнул Ельцин, с надеждой оглядывая присутствующих.
— Это найдем, не сомневайтесь, — успокоил его Поливайкин. — Было бы желание. Как говорится, была бы шея, а хомут найдется.
На мгновенье у меня мелькнуло подозрение, что Поливайкин носил колоду с собой.
— Ну, тащи, — оживился Ельцин. — Двое на двое и сядем. Ты со мной. А Лисецкий вон пускай Разбашева берет в напарники.
Пришпоренный перспективой стать партнером президента, Поливайкин пулей выскочил из каюты.
3Засаленную колоду карт отыскали у команды. Конец стола, где сидел президент, расчистили от еды и напитков. Игроки расселись парами, остальные, встав со своих мест, сгрудились вокруг них.
— По народному обычаю надо выпить, — сообщил Ельцин. — А то карта не пойдет. Только по-быстрому, без речей.
Видя, что президенту не терпится начать, все выпили наспех, не закусывая.
— Ну, кто сдавать будет? — поинтересовался Ельцин, потирая ладони.
— Давайте я, — предложил Разбашев.
Холеными пальцами с маникюром он взял потрепанные карты и не очень умело принялся их тасовать. Опытный преферансист Лисецкий с долей презрения следил за его манипуляциями.
— Меси лучше, — подначивал Разбашева Поливайкин, оглядываясь при этом на Ельцина и проверяя, нравится ли ему такой задиристый тон. — Как говорится, кто не умеет работать головой, работает руками.
Разбашев гневно сверкнул глазами на начальника УВД, но тот и бровью не повел. Еще десять минут назад он, конечно, ни за что не позволил бы себе подобную реплику в адрес директора автозавода. Но теперь, когда он играл на руку с президентом, он мог творить что угодно. Разумеется, если президент позволял. Президент пока позволял, одобрительно кивая.
— На что играем-то, Борис Николаевич? — фамильярно подмигивая, продолжал Поливайкин.
— Как на что? — притворно удивился Ельцин, подмигивая в ответ. — Кто останется, тот под стол лезет.
Колода едва не выпала из рук Разбашева. С лица Лисецкого слетела улыбка.
— Зачем под стол? — изменившимся голосом осведомился Разбашев. — Это... как-то ни к чему, — он не находил слов и запинался.
— А иначе нельзя! — с воодушевлением возразил Ельцин. — Мы проиграем — значит, мы полезем. Вы проиграете — уж не обессудьте! А ты как думал? Обычай такой!
Разбашев с Лисецким побледнели и переглянулись. Представить себе президента лезущим под стол было невозможно. Следовательно, его проигрыш был абсолютно исключен. Это понимали все: от враз обнаглевшего Поли-вайкина до пожилого губернаторского помощника, переживавшего за Лисецкого и беспомощно топтавшегося рядом. Ловушка захлопнулась.
Губернатору и директору автозавода предстояло публично пережить незабываемый позор, причем обеспечить его себе они были обязаны самостоятельно, приложив к этому все старания. Разбашев дрожащими руками закончил сдачу.
— У меня козырная шестерка, — тихо сообщил Лисецкий. Он был подавлен: — Мы ходим.
— Почему это вы? — тут же заспорил Поливайкин. — Вы сдавали, значит, нам ходить.
— Пусть начинают, — остудил его Ельцин. — Им же хуже будет.
Последнюю фразу он мог и опустить. То, что Лисецкому с Разбашевым лучше уже не станет, было и так понятно.
Лисецкий опасливо зашел к Ельцину с шестерки треф. Разбашев положил еще шестерку пик. Ельцин засопел и принял.
— Давай еще козырную! — потребовал он у Лисецкого, и тот послушно положил червовую шестерку.
— Это вам на погоны! — угрюмо пообещал президент.
Затем Разбашев вяло атаковал Поливайкина, но начальник УВД без труда отбился. Под Лисецкого он зашел с восьмерки пик, Ельцин добавил. Лисецкий, все еще не пришедший в себя, кое-как покрыл карты и покосился на Ельцина, пытаясь угадать, что тот задумал. Ельцин был увлечен игрой. Он действовал по какой-то своей системе, принимал практически все взятки, что-то считал, шевеля губами, гримасничал и загибал пальцы.
— Ты, главное, козыри копи! — наставлял он Поливайкина.
— А это обязательно, — соглашался тот, бессовестно жульничая и заглядывая в карты то Разбашеву, то Лисецкому.
— Не любим, значит, мы бубну! — вслух сообщал он свои наблюдения Ельцину, подкладывая Лисецкому бубнового валета. — Ох и не любим!
Впрочем, Лисецкий и Разбашев и без того поддавались изо всех сил. Они принимали там, где могли отбиться, ходили не с парных карт и совершали множество других нелепых ошибок. Привлеченные слухом о необычной забаве, в нашу каюту потихоньку набились и те, кого оставили на палубе. Вместе с официантами они жались вдоль стен, вытягивая шеи. Сейчас на них никто не обращал внимания. Все, как завороженные, следили за игрой.
— Вот уж мы их научим! — подбадривал Поливайкина раскрасневшийся Ельцин. — А то, понимаешь, строят из себя. Понимаешь! — От возбуждения он выражался невнятно.
Игра приближалась к финалу. Поливайкин раскрылся, выложил перед Лисецким последнюю даму и выскочил, как мне показалось, с некоторым сожалением.
— Вы как сидите? Нормально? — осведомился он у Ельцина.
— За меня не бойся, — успокоил его Ельцин. — Ты за них бойся.
Поливайкин хохотнул, предвкушая потеху. Разбашев вопросительно взглянул на Лисецкого, тот незаметно пожал плечами и неуверенно покрыл даму козырем. Теперь ход перешел к нему. Он начал с десяток, Разбашев осторожно добавлял, но Ельцин успешно отразил все их атаки, кажется, впервые за время игры. На руках у него оставалось четыре карты.
— А теперь глядите сюда! — требовательно провозгласил президент.
Он заставил сначала Разбашева принять козырного короля, а затем сунул Лисецкому козырного туза. Тот, нахохлившись, молча принял. Растягивая удовольствие, президент поднял было рюмку, но передумал и отодвинул ее в сторону.
Лисецкий обреченно ждал. Ельцин набрал в легкие воздуха и, выдохнув, лихо шлепнул на стол две оставшиеся карты. Это оказались те самые шестерки, с которых началась игра.
— Видали?! — торжествуя спросил президент.
По каюте прокатился шепот восхищения. Подобное окончание игры считается у любителей подкидного дурака особенно эффектным и исключительно постыдным для проигравшего. Взяв карты в обе руки, Ельцин с размахом хлопнул одной по плечу Лисецкого, а другой — по плечу Разбашева.
— На погоны, как и обещал! — ликуя, объявил он.
Лисецкий натужно рассмеялся. Разбашев тоже попробовал улыбнуться, но у него не получилось.
— А теперь под стол! — скомандовал Ельцин почти ласково.
— Может, что-нибудь другое? — хрипло взмолился Разбашев. На его обычно высокомерном лице была написана растерянность. Он взмок. Решительный подбородок дрожал.
— Лезь, я кому сказал! — повысил голос Ельцин и топнул ногой. — Проиграли — под стол!
— Полезли, Игорь Вадимович, — конфузливо подбодрил его Лисецкий, избегая смотреть по сторонам. — Все по правилам — ничего не поделаешь!
Мне показалось, что он и сам был в панике, но старался сделать вид, что ему все нипочем. Опустившись на пол, он задрал белую скатерть и полез под стол первым, все с той же кривой улыбкой на губах. Разбашев с остекленевшими глазами, ничего не видя, на четвереньках последовал за ним. Большинство из тех, кто были здесь, готовы были провалиться на месте. Из крупных чиновников веселился один лишь Поливайкин да еще, пожалуй, Лихачев наблюдал за происходящим с каким-то мстительным удовольствием. Официанты и вовсе старались не дышать и не подавали признаков жизни. Несколько человек, не выдержав накала, выскользнули назад, на палубу.
Ельцин, склонившись вниз, приподнял скатерть и заглянул под стол, где сидели губернатор и директор завода.
— А теперь кукарекать! — приказал он, распаляясь.
— Зачем кукарекать? — придушенным голосом из-под стола запротестовал Разбашев. — Мы не договаривались!
— Кукарекать! — неумолимо рявкнул Ельцин. И еще раз по слогам: — Ку-ка-ре-кать!
Лисецкий тоненько кукарекнул, неестественно и жалобно. Потом кукарекнул и Разбашев.
— Вот это другое дело! — скрепил Ельцин. — Так-то оно лучше будет.
Откинувшись на стуле, он обвел присутствующих тяжелым взглядом без улыбки и остановился на Силкине.
— А ты за кого болел? — в упор спросил у него Ельцин.
— За вас! — выпалил тот. На лбу у него выступила испарина.
— Гляди у меня! — погрозил ему Ельцин. — А то тоже под стол полезешь.
Силкин отчаянно заморгал. Я заметил, как сидевший рядом с Силкиным Кулаков низко опустил голову. Зато Боня смотрел во все глаза, стараясь ничего не упустить.
— За победу Бориса Николаевича! — гаркнул Поливайкин, вскакивая. — До дна!
Все схватили бокалы и вытянулись в струнку. Ельцин с важностью кивнул, словно речь шла не о карточных поддавках, а о стратегическом сражении, в котором он одержал верх. Прежде чем взять свою рюмку, он вновь наклонился вниз, придерживая рукой скатерть.
