с вожделением посмотрел на открытую и уже наполовину пустую банку маринованных огурцов, подумал о гастрите и язве, но все равно ткнул алюминиевой вилкой в банку и смачно хрустнул крепким острым на вкус огурчиком.
Оказалось, что сюда днем приезжал Коля Разин. «Вот же неймется парню, — с насмешкой подумал Гордеев, слушая рассказ Михаила. — Для всех хочет быть самым умным. Я в молодости тоже, наверное, таким был».
— Ну ты представь, является к нам и начинает учить, как нам Уварова искать. Да мы еще месяц назад, как только Хвощева и Кваскова установили, сразу все их связи отработали! Кандидатов в подельники получилось человек десять, и Уваров в их числе. Пока мы с каждым кандидатом разбирались, собирали на них информацию, ваш участковый как раз и сработал, как надо. Нам ведь тоже показалось подозрительным, что на такое серьезное дело взяли Хвощева, от этого мы и плясали, когда кандидатов отсеивали. Хвощева-то никто иначе как дурачком не называл. Соседи, приятели по работе и по двору, даже бывшие его учителя — все в один голос говорили, что он тупой, как пробка. А ранее судимый Уваров у нас проходил как контакт покойной старшей сестры Хвощева, потому мы его и взяли на заметку. Отец Хвощева их бросил давным-давно, мать умерла, когда дочке было лет двадцать, а сыну четырнадцать, вот сестра его и тянула, как могла, в интернат не отдала. Уваров был ее сожителем на протяжении где-то лет трех-четырех, поэтому мы его взяли на заметку. И вот приезжает кум с горы старший лейтенант Разин и давай нам в уши лить, что, мол, тот, кто Хвощева на дело подписал, должен о нем заботиться и все такое. Как будто мы сами не доперли! Ну, тут Васильич ему и врезал, конечно.
— В прямом смысле? — с улыбкой поинтересовался Гордеев. — По физиономии?
— Вот еще, руки марать, — проворчал хмурый Васильич. — По мозгам. Объяснил, что бывает с теми, кто пытается учить отца щи варить.
— А он что?
— Расстроился, — рассмеялся Михаил. — Он же столичный пацан, у вас в Москве все такие. Для вас только Москва — город, а все остальное — провинция, деревня, и люди там живут глупые и необразованные, которые сами без столичных спецов ни за что не разберутся.
— Не обижайтесь, парни, он молодой еще, пооботрется со временем.
— Как же, пооботрется, — продолжал бурчать Васильич. — Небось, карьеру сделает, до всесоюзного главка дослужится и начнет по всей стране раскатывать и указания раздавать.
Михаил, судя по всему, давно привык к тому, что его товарищ вечно всем недоволен, и относился к этому совершенно спокойно, беря на себя роль миротворца.
— Да пусть делает карьеру, жалко, что ли? — весело возразил он. — Разин же неглупый парень, сообразил, что к чему. Значит, в конце концов станет хорошим опером. И не поленился, приехал к нам, чтобы поделиться соображениями, время потратил. Ты уж прости его, Васильич, он же хотел как лучше. Давай, наливай, поднимем за то, что дети остались живы. Кстати, Виктор, как там девочка? Я часика в три в больницу сгонял, узнавал про нее, а сейчас как? Есть новости?
— Получше, — ответил Гордеев. — В палату перевели, так что теперь мать будут пускать.
— А следака нового зачем назначили? — сердитым голосом спросил Васильич. — Рыкалов — зубр, каких мало, он бы все сделал быстро и правильно. Сколько нам тут еще торчать-то, как думаешь? Мишка — молодой, ему все погулять бы, водочки попить на воле, а мне домой надо, у меня реализация на носу, два месяца готовили. И мать болеет. Новый следак — он какой? Знаешь его? Быстро сработает или будет кота за яйца тянуть?
И начался разговор, обычный для выпивающих в своем кругу оперов. Немного о футболе, немного об автомобилях, чуть-чуть о женщинах и в основном о работе.
***
— Девочки, вам мебель не нужна?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Настя Каменская вздрогнула и тут же ляпнула дурацкую, совершенно детскую арифметическую ошибку. Хорошо, что составляла таблицу карандашом, а не ручкой.
— Ой, нужна! А какая? — тут же отозвалась сидящая за соседним столом сотрудница.
Их начальница стояла посреди кабинета с открыткой в руках.
— Нам открытка пришла на югославский гарнитур, год ждали, а теперь вот… — огорченно сказала она.
— А вам разве не надо? — спросила Настя. — Вы же, наверное, сами хотели, раз в очередь записались.
— Да не я, а сын. Разводится он, балбес великовозрастный, к нам возвращается, а у нас в квартире нет места для такого гарнитура, к тому же мы с мужем только в прошлом году новую мебель купили, не выбрасывать же.
— Пусть жене оставит, — предложила Настя. — Они же рассчитывали на ее квартиру, вот пусть мебель там и стоит.
Начальница сердито прищурилась.
— Ей? Этой поганке оставить? Да ни за что! Мой сын впахивает как проклятый на своем предприятии, поэтому его в профкоме и поставили на очередь, а теперь ей все отдавать? Вот уж нет! Лучше чужим людям отдать, чем этой… Ну так что, девочки, нужно кому-нибудь?
Гарнитур проходил по классу «гостиная» и включал в себя мебельную стенку, раздвижной обеденный стол, шесть стульев, журнальный столик, два небольших креслица и нечто среднее между очень большой тумбочкой и весьма небольшим комодом. Стоило это отнюдь не дешево и рассчитано было на достаточно просторную комнату, каковой ни у одной сотрудницы учетной группы не имелось.
— А можно поделить? — робко спросила Настя. — Мне стенка не нужна, стол со стульями тоже не нужны. А журнальный столик и два кресла я бы взяла. Больше ко мне в «однушку» ничего не влезет.
Начальница против раздербанивания гарнитура не возражала, более того, сразу заявила, что тумбу-комод забирает себе, а все остальное пусть делят ее подчиненные. Дамы оживились, принялись звонить своим домашним, советоваться, подсчитывать финансы. В таком приятном возбуждении время до обеда пролетело незаметно. Настя возилась с карточками первичного учета и думала о непостижимой (для нее самой, разумеется) сложности внутрисемейных отношений. Начальница сказала, что сын разводится, и назвала его великовозрастным балбесом, то есть вроде как считает, что сын поступает неправильно. Значит, невестка — хорошая женщина, хорошая жена. И тут же называет свою невестку поганкой и заявляет, что не хочет оставлять ей новую мебель. Выходит, что и невестка не очень хороша, чтобы не сказать — плоха. Так кто в итоге у Настиной начальницы хороший-то? Сын или его жена? И кто плохой? Может, он балбес потому, что в целом хороший парень, но неудачно женился? Наверное, мама его предупреждала, отговаривала, а он все равно сделал по-своему. В результате — развод. Теперь сын вернется в родительский дом, и ему придется ежедневно выслушивать от заботливой маменьки все эти «а я тебе говорила, а я тебя предупреждала, надо было меня слушать». И бывшая жена, от которой ушел муж, тоже от своих родителей, наверное, наслушается досыта. Господи, какой кошмар! Неудачно вступить в брак — беда. Но развестись и вернуться к родителям — беда ничуть не меньшая. И почему девушки и женщины так рвутся в замужество? Это же сплошная головная боль. Гораздо спокойнее жить одной и отвечать только перед собой. Вот решила сейчас прикупить для своей пустой квартирки столик с креслами — и не надо ни у кого спрашивать, ни с кем советоваться, обсуждать, можно ли потратить деньги, которые
